Рисунки

В одном особняке Парижа было очень тихо. Хотя "особняк" это очень громко сказано. Скорее домик. Да, верно, не большой домик в самом захолустном, но тем не менее красивом месте Парижа. Рядом с таким местом, где словно бельмо на глазу стоял одинокой домик, остановилась безусловно дорогая машина. Заглушив мотор, водительское сидение покинул Натан. Тяжело вздохнув, мужчина обошел машину, чтобы из багажника вытащить пару объемных пакетов. Один был не большой и с лейбом довольно знаменитой компании, что производит канцтовары. Вот именно из-за него всё началось! Но разве можно ему отказать? Натан грустно улыбнулась, вдохнув лесной воздух. Нужно вывести его на улице. Правда это будет очень сложно. Закрыв багажник, Натан вошел в домик. В нос ударил приятных запах дерева и трав. Кажется раньше он принадлежал травнице, но та, за не большую сумму денег, добровольно освободила его для двух мужчин. Один из которых, кстати, снова не выходит из своей комнаты. Оставив пакеты на дубовом столике, шевалье взял с собой лишь тот не большой и направился с ним в нужную комнату. И снова приятный полумрак нарушаемый лишь двумя витыми свечами, что стоят на рабочем столе. Мебель комнаты не столь интересна. Одноместная кровать, рабочий стол и деревянный стул. Остальное пространство занимали многочисленные листы и черные карандаши. Цветными он не рисовал. Не мог вспомнить цвет её глаз из-за чего, рассердившись, выкинул их в окошко. - Соломон, - не громко позвал мужчина брата, боясь спугнуть его вдохновение - ты просил еще бумаги. Вот, - он поднял пакет повыше - я еще купил карандашей, ластик и точилку. Кстати о ней - Натан, улыбнувшись, аккуратно сел на край кровати - как в наше время. Помнишь? Тут еще ручку крутить нужно. Шевалье достал нужный предмет, желая чем-то привлечь внимание брата, но Соломон, склонившись над бумагой, что-то активно штриховал. Как и вчера, и позавчера, и неделю назад, да весь этот месяц, как только пришел в себя. Натан запустил пальцы в волосы, немного встормошил послушные локоны, задумался. - Послушай, Соломон, - вновь неуверенно начал мужчина, вставая - может хватит... - более осторожно - рисовать... Серо-зеленые глаза сердито уставились на брата. Соломон изменился... Стал агрессивнее, лицо приобрело болезненный оттенок, да и сам парень казался худым. Не таким, как обычно. От прошлого Соломона осталось мало. Руки, а особенно пальцы были черны от грифеля. Он всегда растирал его подушками пальцев, чтобы передать оттенок и блеск её волос. Верно, с тех пор, как Соломон очнулся после встречи с Аншелем, юноша не произнес ни слова. Лишь раз за разом рисовал портрет. Её портрет. Такой, какой запомнил. Смущенную, грустную, задумчивую, улыбающуюся. Раз за разом он брал в руки карандаш и заметно злился, когда его пытались отвлечь. Натан грустно улыбнулся понимая, что ничем брату помочь не может. Совсем не давно Сая заснула и проснется лишь через несколько десятков лет, а вслед за ней очнется Соломон. Сейчас же старому шевалье остается лишь заботиться о своем брате, снабжая его чистыми листами и карандашами, а Соломон так и продолжит рисовать ее портреты. Не в силах даже во снах расстаться с образом смущенной брюнетки и детской невинностью в карих глазах.