What The Fuck Is Wrong With You?

- Ты мой брат. Слова звучат приговором. Безжалостным, гнетущим, давящим на плечи приговором. Во всем хочется винить кого угодно, кроме себя. В первую очередь - Кэт. За то, что притащила к своему боссу. За то, что ни словом, ни жестом не выдала своего удивления или обеспокоенности тем, что грязный, голый, с жутким похмельем и перегаром Данте - точная копия ее шефа. Потом уже Вергилия. За то, что не мог сразу же, при первой встрече сказать. - Данте - ты мой брат. Смирись, прими, осознай. Дай мне шанс привести тебя в наш дом, чтобы ты, пошлявшись по Лимбо, наткнувшись на парочку охуенных мечей и по пути заколов несколько демонов, все вспомнил. Нет, его брату нужно было поступить по-свински. По-братски. Заставить Данте допилять до всего самому, а до этого заставить поверить что... От злости хочется разнести свою новую комнату, вдребезги разбить здесь все, от зеркала на стене до статуэток на полке и оконных стекол. Если бы Данте знал обо всем заранее, то сумел бы остановить себя. Сумел бы зациклиться на мысли, что красавчик-блондинчик его брат и трогать его не стоит. Да, он конечно же видел себя в зеркало и видел Вергилия. Копии. Но когда у тебя на спине исцеляющая татуировка и ты гуляешь по другим мирам, размахивая мечом, - всему найдется объяснение. Незаконное клонирование, близнец из параллельной реальности, робот, его собственная версия из будущего (хотеть трахнуть самого себя - высшая степень нарциссизма). Мало ли в этом слетевшем с катушек мире можно найти? Вергилий был первым человеком, кто заботился о Данте. Он предложил ему еду и кров, спрашивал его мнения, советовался. Показывал, что относится к нему как к человеку. Вряд ли такого отношения дождешься от дешевых проституток, снятых за пару смятых бумажек. И Данте поддался. Поверил. Внешне оставшись все таким же язвительным хамлом, посылающим каждого на хер, внутри он жаждал... ласки? Данте пьяно усмехнулся и запустил бутылкой в стену. Стекло предсказуемо разлетелось осколками, а по обоям потекли бордовые разводы. Даже вино Вергилий оставил ему хорошее. Выдержанное. Не ту муть из ближайшего паба, и не ту отраву, которой Данте по молодости заливал в себя в подворотнях. Нет. Вергилий желал своему брату всего самого лучшего. Данте желал своему брату сдохнуть. Это его лучшая черта характера - желать зла своим добродетелям. Вергилию - в особенности. Брат-близнец из ниоткуда с легкой, снисходительной улыбкой. Каждый раз когда его тонкие губы раздвигались в ироничной усмешке, не важно, было ли это реакцией на обеспокоенное замечание Кэт, или же на ядовитый комментарий брата, Вергилий всегда только усмехался. Той особенной усмешкой, которую Данте как-то пытался повторить в заполненной паром ванной комнате. Протерев ладонью запотевшее зеркало, Данте сосредоточенно попытался скривить губы, но получалось что-то горькое и насмешливое. Злое. - Да ты тут с шиком устроился. Так сказал Данте, когда Вергилий впервые привел его к себе домой. Уже тогда можно было что-то заподозрить, уже тогда можно было что-то предположить, но Данте только стоял в чужой спальне, пялился на аккуратно заправленную кровать и представлял там себя и Вергилия в самых двусмысленных позах. Потом его окликнули, повели на кухню, показывая, где что лежит, но представшая в больном и извращенном мозгу Данте картина плотно угнездилась в его мыслях. Точнее, тогда она была только извращенной. После поездки "домой" она стала еще и больной. Вергилий не замечал направленных на него взглядов. Или делал вид, что не замечал. Все так же, по-братски, клал руку на плечо, привлекая к чему-то внимание своего близнеца, все так же улыбался, заботливо и слегка снисходительно, все так же обращался к нему "Брат мой", заставляя Данте заживо сгорать изнутри. Он не был мастером соблазна, не умел искушать порядочных террористов с благими целями освобождения мира. Свои желания Данте привык высказывать прямо, засовывая в карман бумажку, другую. Вот только на то, чтобы подойти к собственному брату, прижать его к стене и поцеловать его, наконец-то, в эти ебанные тонкие губы, наглости не хватало даже ему. - Я уже горю в аду. Данте хочет убежать от самого себя, но не получается. Хочет забыться в алкоголе, но его периодически вылавливает Кэт, буравит обвиняющим взглядом и тащит обратно. Туда, где на него будет смотреть уже Вергилий. Пристально, с налетом разочарованности и брезгливости. Как будто недоумевая, что грязное, испачканное красной, человеческой, на этот раз, кровью, нечто - действительно является его братом. Близнецом. В такие моменты, обычно, взгляд Вергилия цеплялся за красный камень, висящий на шее Данте. И тогда близнец кривил губы в горькой, болезненной ухмылке и, отвернувшись, уходил. Не забывая при этом заботливо напомнить Кэт, чтобы она позаботилась о его непутевом братце. Данте устало ведет плечами и тянется за майкой, именно в тот момент, когда кто-то стучится в дверь. Ругнувшись, он плетется к двери как есть - в джинсах и с зажатой майкой в руке. Как будто Кэт чего-то там не видела в первую их встречу. А потом, открыв дверь, он с удивлением видит Вергилия, с бутылкой в руке. - Можно? - спрашивает он, забывая о том, что вежливые люди смотрят в лицо, а не скользят взглядом по кубикам пресса. Данте, почему-то стало жарко, и он, усмехнувшись, отошел в сторону, приглашающе махая все еще зажатой в руке майкой. Вергилий красноречиво поставил бутылку на стол и опустился в одно из кресел, пока его брат шарил по полкам, пытаясь найти стаканы, хотя бы отдаленно напоминающие чистые, и натягивал на себя майку. - Чего приперся? - Данте раскинулся в соседнем кресле, проявляя одни чудеса гостеприимства, предлагая гостю самому разлить вино (опять дорогущее, выдержанное) по найденным за шкафом и украдкой протертым майкой бокалам. - Я пришел... - Вергилий остановился, задумавшись, и, бессознательно дотронувшись до своего амулета, продолжил. - Я хотел извиниться. - За что? - Данте мысленно перебрал все их последние перебранки, инициатором которых, без сомнений, выступал только он. - За то, что заставляю тебя страдать. - Что ты несешь? - Данте попытался скрыть дрожь в руках, отставив полупустой бокал в сторону, сдерживая волну неконтролируемого страха внутри. - Этот амулет, который ты носишь. И мой... ты никогда не задумывался, почему у тебя камень красный, а у меня - голубой? - Не склонен к раздумьям, - проворчал Данте, невольно опуская взгляд на свой камень. Красный. Голубой. Демон. Ангел. - Именно, - утвердительно кивнул Вергилий, заметив промелькнувшее в глазах брата осознание. - Почему именно такой расклад? Твой от ангела, а мой от демона. - Не знаю. Их отдала нам еще мама, в детстве. Но их, скажем так, влияние я заметил только сейчас. Мой камень ангела, он ведет меня, помогает в делах Ордена. Твой тоже дает силы, но отравляет душу. - И как именно он, кхм, отравляет мне душу? - Ты хочешь меня, - рубит сплеча Вергилий, и Данте чувствует, как дыхание перехватывает от страха. - Думаешь, это не заметно? Твои взгляды. Они выдают тебя с головой. Голодные, злые, измученные. Даже Кэт уже успела выложить мне свои подозрения. Правда она подозревает, что это все твое извращенное сознание. Я думаю, что это кристалл. Их притягивает друг к другу. Я хочу заботиться о тебе. Ты просто хочешь меня. Сначала Данте не понимает, что так сильно кольнуло сердце. Известие о том, что все его ебанутые фантазии, все его грязные мысли вызваны каким-то красным камнем должно было быть для него облегчением. Вместо этого под ребрами заворочалась боль. А потом он понял. - Так значит, ты заботишься обо мне, потому что тебе так амулет велит? - ярость в голосе Данте можно было ощутить физически. - Что? - Вергилий вполне натурально изумился. Данте дал бы ему высший балл за актерскую игру. Вмазал бы его, вместе со своим кулаком в челюсть близнеца. - Я хочу заботиться о тебе. Ты просто хочешь меня. - Зло выплюнул Данте, вскочив на ноги. За спиной опасно заискрился воздух красными всполохами. Как раз там, где обычно была рукоять меча. Вергилий на секунду прикрыл глаза, пряча за веками голодный, почти звериный взгляд. Наверное, если бы его братец меньше думал о своих фантазиях и больше глядел по сторонам, то наверняка бы увидел, как Вергилий смотрит на него. - Я забочусь о тебе потому что я твой брат. Потому что я искал тебя долго и упорно. Потому что ангельский амулет не заставит меня делать что-то против своей воли. Он только усиливает то, к чему я и так стремлюсь. Данте, кажется, остыл. Задумавшись, отошел к окну, невольно цепляясь пальцами за амулет на груди. Вергилий все так же сидел в кресле, наблюдая за братом, пытаясь понять, что творится в его темноволосой голове. О чем он думает? Какое решение принимает? Вергилий, вроде как не пессимист, почему-то сразу же представил, что Данте решает уйти. Надевает свой потрепанный красный плащ, затыкает на пояс брюк пистолеты и, кинув на прощание безразличный взгляд, скрывается за дверью. Теряется среди портовых складов, баров и клубов. Забывает о брате, оставляя своего близнеца одного. Или, что еще хуже, начинает самостоятельно мстить. Бросается на врагов, пытается пробиться к убийце их матери и неизбежно погибает. И во всем этом будет виноват только он, Вергилий. - Знаешь что... - Данте стремительно оборачивается, молниеносным движением сорвав с шеи амулет и закидывая его куда-то в сторону и шагает к брату, так стремительно, так напористо, - я без этой штуки. И я все еще хочу тебя. Вергилий хочет сказать ему, что для того, чтобы прошло действие любого демонического артефакта, нужно время. Но как только покрытые мозолями ладони Данте касаются его лица, Вергилий теряет все свое красноречие. Как только искусанные губы Данте касаются его губ, осторожно, почти вопросительно, Вергилий начинает жить эмоциями. Почти грубо хватает брата за майку, сминая ткань на груди и притягивая близнеца ближе к себе. Тот, почти теряя равновесие, опирается ладонями на спинку кресла, нависая над братом, целуя его, уже настойчиво, уже жадно. Уже так, как давно хотелось. До покрасневших губ, до стона, до дрожи в пальцах. Данте не замечает, в какой момент широкие ладони брата задирают край его майки и тянут ее вверх. Когда они начинают скользить по покрытой шрамами коже. Когда скользят вниз, сжимая ягодицы сквозь плотную ткань джинс. Данте уже практически лежит на своем брате, согнутым коленом опираясь на сидение. Перестав терзать чужие губы, он опускается вниз, к шее, проводит губами по бьющейся жилке, чувствуя, как заполошно она бьется. У него самого сердце едва ли не ломает ребра, пытаясь вырваться наружу. И упасть к чужим ногам. От такой собачьей преданности Данте становится тошно, а потом проворные пальцы брата тянут ширинку вниз и все перестает иметь хоть какое-либо значение. Они просыпаются вместе. В обнимку, на разворошенной постели, и это настолько непохоже на все предыдущие пробуждения Данте, что какое-то время его не покидает ощущение, что все это сон. Очередная ловушка Лимбо, и сейчас все рассыпется прямо у него под ногами, а очередной демон попытается его убить. Но когда Вергилий поворачивается к нему и, чуть помедлив, касается его лба прохладными губами, Данте особенно остро понимает, что все это - реальность. Что его брат лежит с ним в постели, что в ногах у них перепачканная простынь, что у них двоих по всему телу алеют засосы и что... Еще одно что Данте старается даже мысленно не упоминать. Цепляется взглядом за голубой камень, все еще висящий на шее брата и старается забыть о мелькнувшей в еще полусонном сознании мысли. Даже если Вергилий позволил брату такую вольность, не стоит этим злоупотреблять. И пытаться превратить это в большее - тоже. - Все будет хорошо, - хриплым ото сна голосом произносит Вергилий, будто догадываясь о том, что творится на душе у брата. Произносит и тянется вперед, целуя медленно, почти лениво. И Данте млеет от этой ласки, жмурится, захлебываясь от горький тоски. Данте любит Вергилия. Вергилий любит Данте?