Мама

Кардиограмма на экране. Осушенный воздух в кровь. Волшебные аппараты. Саша смог бы вздохнуть, если бы легкие слушались его. Саша смог бы пошевелить мизинцем, если бы мышцы выполняли его желания. Обезболивающего не будет. Мужские голоса решили — его нервы не способны проводить боль. Саша сказал бы, что они ошибаются, что всё это — одна чудовищная, громадная ошибка, если бы его язык не был просто куском мяса во рту, если мозг счел нужным складывать боль в слога. Саша не может думать. Не сложит ни слог, ни слово. Страх перед Адом не в муке, а в осознании того, что лично для тебя страдание потеряло время. Мерное попискивание. В такт сокращений сердечного кулака. Из коридора запах лимонного «Ферри». Недвижим. В каждой клеточке поднимается девятый вал. Девятый вал в закупоренной бутылке. Саша различает голоса. Мама. Он не понимает слов, но чувствует интонацию и ликует. — Сколько он будет жить после того, как вы отключите аппарат? — Три-пять минут. Не больше. Саша спросил бы: «Что? Что ты знаешь о слове — больше?». Но Саша не спросил бы, не спросит. На него накатывает волна истинного блаженства. Он бы облегченно вздохнул, если бы ИВЛ силой не вталкивал в него кислород. Он бы так и прильнул к матери в надежде выразить всю свою благодарность и восторг. «Мама» — Он просто перестанет дышать. Потом остановится сердце. Как смерть во сне, — объясняет мужской голос. Саша бы задержал дыхание и зажмурил глаза, если бы не сомкнутые веки и упрямый аппарат. Сашу переполняет предвкушение. «Мама, мам, спасибо!» — Вы готовы? Саша готов. Он знает, чей-то палец уже лежит на треклятой кнопке, и после того, как она вдавится вниз, равномерный пищащий звук сменится протяжной трелью — его лелеемой, благословляемой сюитой. Сашин девятый вал завершен. Секунда Две Три Чуть-чуть... — Не могу. Я передумала. В палате непонимающая тишина. Тишина — удивление. Тишина — вопрос. Монотонное пищание измеряет амплитуду волны. Всплеск-провал. Всплеск-провал. И сквозь эту тишину, сквозь дрязги волшебных аппаратов из неоткрытого рта, из неработающей глотки поднимается оглушительно молчаливый, леденящий душу крик:

«МА-МА!»