Теплее

      Кутаясь в нежную воздушную дымку, алый диск солнца, оставляя после себя лишь неяркие блики, розовеющие на дорожках, испуганно прячется за потемневшую линию горизонта. В этот момент, когда день отступает, на удивление чистый и свежий воздух пахнет молодыми листочками деревьев и прохладной щекоткой пробегает по телу. С каждой звенящей в вечерней тишине секундой тени становятся гуще, они трепещут в оранжево-золотистых красках, в какие окрасилось всё вокруг в один миг, будто по дуновению ветра, исчезают под светом белых мотыльков, что прячутся в зарослях шиповника и создают легкие потоки воздуха своими крылышками - настолько незаметные, что кажутся лишь игрой пропитанного свежестью воображения. Никто не смеет нарушать тишину, её аккуратную игру на ветвях молодых березках и в трещинках камней, разве что тихое и размеренное дыхание двух людей по капле разбавляет ее теплотой и спокойствием. Эти двое сидят на узенькой, потрескавшейся от времени скамейке уже довольно давно, время застывает в похолодевших от ветерка, что холодным носом уткнулся в шею, подрагивающих пальцах. Секунды перетекают в минуты, волнами накатываясь друг на друга и скатываясь в лужицу - в час, который с неслышимым стуком разбивается о землю, шуршит в кроне дубов.       -Тебе холодно, Тецу? - легким шелестом листопада с губ слетают слова в промежутке между перезвонами тишины и ударами капель времени.       Юноша с ярко-алыми волосами, будто их покрасили лучи заходящего солнца, видит, как парнишка рядом сжимается в комочек, время от времени растирая и без того порозовевшие щёчки.       Куроко молча кивает, утыкаясь замершим носом в шею Сейджуро, шмыгнув. Последний непривычно нежно улыбается, носом зарываясь в мягкие волосы, пахнущие чем-то свежим, успокаивающим, хмурится и прижимает Тецую ближе к себе, краем уха уловив приглушенный чих. Акаши легонько целует самые кончики пальцев паренька, обдувает их теплым воздухом, отчасти насмешливо поглядывая на милый румянец на его лице. Шепчет в кожу - тихо-тихо, нежно-нежно, будто в самые нервы:       -Люблю...       А Куроко понимает, что Сейджуро обращается не только к нему, говорит не только о нём. Он шепчет о том, насколько дороги ему такие прохладные вечера, когда можно прижаться друг к другу не боясь чужих презрительных взглядов, когда уместна нежность и забота, когда нет места страсти и жара прикосновений, когда чувства запирают в клетку, словно птицу, даже его, Акаши.       Тецуя поднимает голову, блестящими озёрами глаз смотрит в разноцветные с хитрым прищуром, который утонул сейчас под весом теплоты, глаза напротив и, неожиданно для самого себя, улыбается той самой искренней улыбкой, приподнимая лишь самые кончики губ, той самой улыбкой-невидимкой, которая принадлежит одному лишь Сейджуро. Юноша, спрятавший в своих волосах отблески алого солнца, аккуратно, будто боясь разбить хрупкий хрусталь, самыми кончиками пальцев касается чужой щеки. Акаши наклоняется ближе, еле ощутимо целует дрожащие от холода губы, прячет драгоценную улыбку Тецуи, будто боясь, что её кто-то увидит, запомнит, и тогда она не будет лишь его.       Уже через пять минут Куроко сжимается в комочек на коленях Сейджуро, зарываясь носом в пушистый белый свитер.       "Тепло..."       Перед тем, как совсем утонуть в фиолетовых сумерках, природа ловит оранжево-алые краски неба и, вспыхнув, гаснет, поглощённая тёмным кружевом ночных облаков. То был последний вздох августа, свежим порывом открывающий врата для переменчивого сентября с его неожиданностями и чередой прохладных вечеров.