Юла.

Так вот его и звали – Юла. С взглядом без искр, но взгляд его тянул к себе, манил тигром. Никого никогда не слушал, только себя, только себя. Смеялся своим рифмам, смеялся своему голосу, боясь его. Юла был любителем стен, они читал их и искал в них сокровища. Ему казалось, что стены – лёгкие Дома, что они хранят какую-то свою тайну. Он слушал их и прижимался щекой к их холодным лбам, вторя за Слепым. Юла не любил общества, даже домного, но любил крыши и звезды. Он видел в них вечность и мудрость, какая казалась ему ещё более странной и удивительной в очах Наружности. Юла был малолеткой и не до конца понимал страх перед Наружностью, но свой серый Дом любил. Искренно и бесповоротно, разбившись об углы его до крови, Юла каждый раз входил в новые двери. Юла любил слушать ночь и чужие секреты. Тайны были ему по плечу. По секрету он даже знал о псе, который выходил в Изнанку. Юла мечтал об Изнанке. Иногда она снилась ему. Он видел поля пшеницы и иногда вязкое болото с жирными лягушками. Странный он был. Кто-то помнил, что его так прозвали за то, что по приезде он танцевал, свернувшись и закрутившись, словно юла. Но потом он исчез. В доме часто исчезают люди, вот никто и не заметил. Остались его песни и одна сказка. Иногда на стенах попадаются рисунки, слишком взрослые для ребёнка. Или страшные. У Кофейника есть пасть, а в пасти – шестерёнки. Вокруг тех – круги-круги, и будто сейчас клацнет пасть, откусит протянутую ладошку. Так и смотрит он, не искрит, только манит к себе в зеркалах, обнимает стенами, а удачливым улыбается сквозь звёздное небо. Так и исчез. Заюлил, сбежал. Кто знает, может, имя его отражало скрытые глубины его характера, которые он запрятал и от самого себя? Дом вскармливает своих птенцов пустыми словами, передавая смысл интонацией, а истину рассказывает в сказках, намёках, сладостных тягучих песнях. Дом скрывает глубину в словах, которые должны быть пустыми. Могильник, бандерлог, Юла. И здесь он, должно быть, скрывал свои истины, называл вещи своими, но чужими именами. Наверное, именно поэтому. Тихая ночь, Луна блестит. Я пою песнь о пшенице, Что кружит головы и падает озимь. Песнь о болоте, Что в сказках говорит голосом страха, Но у нас выводит трели теми же голосами.