Последний шанс

Когда внезапный удар оглушает графа, ему кажется, что свод подземелья смыкается над головой, погребая под обломками. Он не успевает удивиться, лишь глухо вскрикивает от внезапной боли и погружается в темноту. Когда граф вновь открывает глаза, ему кажется, что он уже умер, что жизнь его оборвалась много веков назад. Пересохшее горло и острая боль во всем теле убеждают его в обратном. Вместе с болью приходит удивление — он, почти смирившийся со смертью, лежит на полу среди обломков. Под ногами мокро — кровь медленно вытекает из рассеченного бедра. Слишком медленно возвращаясь к реальности, граф не может сразу распознать все полученные раны. Левая рука висит плетью, ею почти невозможно пошевелить, не ощутив болезненной вспышки. Граф стискивает зубы, тут же давясь от ржавого привкуса во рту. Удивительно, что после такого удара у него еще цела челюсть. Постепенно восстанавливая дыхание, граф касается языком зубов, с облегчением понимает, что они все на месте. Ряд окровавленных обломков во рту — один из самых страшных его кошмаров. Но именно сейчас граф не думает о прошлом себе. Все, что наполняет сейчас его существо — боль и осознание того, что он выжил. Он может дышать, хоть в горло тут же забивается мелкое известковое крошево. Граф надсадно кашляет, захлебываясь задымленным воздухом. Переждав новый спазм боли, он пытается приподняться. Опирается на стену, понимает, что еще может двигаться. Осторожно сгибая ноги, граф чувствует радость, от того, что раны не так страшны. Случись с ним подобное несчастье в мирный день, он бы кричал и изо всех возможных сил метался от ужаса, ища помощи. Одно лишь осознание полученных ран и возможно утраченной красоты повергло бы его разум в панику. Сейчас же с его мыслями что-то произошло — радость от того, что он выжил, сильнее заботы о бренном. Графа удивляет лишь то, что он так легко смирился с возможной смертью, что так искренне радуется хотя бы возможности существовать. В голове еще царит туман, но паники граф не чувствует, думая лишь о том, что надо попробовать встать. Тихо воя от боли, он цепляется за уцелевшую стену, осторожно поднимается. Его ступни разбиты в кровь, сапоги словно превратились в колодки, но избавиться от них пока нет сил, — стоит графу наклониться, как к горлу подкатывает тошнота и перед глазами темнеет. Выждав нужное время, чтобы собраться, он начинает продвигаться вперед. Память услужливо подсказывает пару потайных ходов, но граф не знает, завалило их или нет. Под ноги попадают мелкие обломки и он сдавленно ругается, спотыкаясь — любое неосторожное движение отзывается сильной болью. Медленно пробираясь вперед, граф замечает, что в заваленном коридоре он не один. Но только ему повезло выжить — вокруг не слышно ни единого стона. Ноги графа скользят по чему-то, — взглянув вниз, он замечает склизкие ошметки и его губы все же искривляются в привычной брезгливой гримасе. Пол заляпан бурыми пятнами, — разрушение катакомб не пощадило людей графа. Он старается не присматриваться к искалеченным останкам, но его взгляд то и дело натыкается на чей-то распоротый живот или белеющие в ранах кости. Размозженный череп на обрывках бархата, застывшая рука, вцепившаяся в свисающий клубок окровавленных внутренностей, развороченные ребра. Граф невольно думает о том, что эти образы будут являться ему во снах, если он все же вернется к нормальной жизни. Эта мысль, на мгновение внушившая страх, отступает, стоит ему завидеть выход. До него еще нужно дойти, нужно проверить, не завален ли проем, но стремление к цели затмевает тревожные образы и подавляет отвращение. Граф уже почти спокойно переступает через чужие переломанные ноги, сосредоточившись лишь на собственной способности двигаться. Может, вновь всплывает в его воспаленном сознании, он все-таки умер и попал в свой личный Ад? Он давится коротким смешком, неожиданно замечая, сколь логично такое наказание. Ему, привыкшему к роскоши и красоте, предстоит целую вечность израненным скитаться в зловонном коридоре, заваленном трупами. Боль в неосторожно задетой руке сбивает графа с этих мыслей. Разбитые пальцы, ткань, присохшая к разодранной коже, слишком реальны, чтобы быть частью призрачной загробной жизни. Стоит только добраться до возможного выхода, чтобы удостовериться или усомниться в действительности. Внезапный шум заставляет его насторожиться, хотя он не сразу понимает, что происходит. Замерев, граф прислушивается, отчетливо улавливая шаги и треск рвущейся ткани. Или хруст костей — проносится в голове. Граф медленно оборачивается, — если кто выжил, то так тому и быть, лишь бы этот кто-то не вздумал напасть. Когда он приглядывается к источнику звука, ему кажется, что он начинает окончательно сходить с ума от боли и почти безысходного положения. У соседней, почти нетронутой стены, медленно поднимается чья-то фигура. Очертания ее видно смутно, но в глаза бросается неестественно высокий рост и угловатое тело. Граф задерживает дыхание, сожалея, что не может бесшумно скрыться в тени и внимательно следит за удивительным существом. Оно медленно разгибается, разминая затекшие конечности и вытягивает вперед руки. Как во сне, граф смотрит на прорывающие кожу кости, на тонкие кровавые струйки, стекающие по изменяющемуся телу. Существо трясет головой, — черная грива волос падает на спину, и из-под спутанных прядей пробиваются костяные рога. Оно воет на одной глухой, хриплой ноте, вновь падая на пол и выгибаясь сильнее. В тусклом свете видна золоченая перевязь и лоскутки некогда алого плаща, повисшие на угрожающе изогнутом костяном крыле. Граф смотрит на существо, понимая, кем оно было до крушения этих стен. Вспоминает тонкие пальцы, теперь скребущие длинными когтями камень, черный шелк волос, которого он мечтал касаться, превратившийся в косматую гриву. Граф тяжело сглатывает, почти потеряв связь с реальностью. Его раны по-прежнему болят, из глубоко пореза на бедре сочится кровь. Он мечтает остаться незамеченным, переждать до тех пор, пока демон, бывший Геориком Забериском, не покинет этих мест. Боль уносит страх, смешиваясь с невероятной усталостью, а демон тем временем вновь поднимается на ноги. Он гораздо выше, чем был в смертной жизни, его руки покрывают костяные наросты, а ступни превратились в когтистые лапы. Демон тяжело переступает с ноги на ногу, словно привыкает к измененному телу. Граф вновь слышит хруст — должно быть, тот наступил на одно из тел. Он старается не дышать, чтобы не вызвать случайного гнева, — кто знает, не возжелает ли демон свежей крови. Граф не боится, что тот вспомнит его, навряд ли темная сила пощадила сознание Забериска. И потому молча смотрит демону вслед, желая лишь, чтобы тот убрался восвояси. Но он разворачивается, костяное крыло царапает стену, другое, покрытое черными перьями, волочится по полу. Граф отстраненно думает, что демон тоже испытывает боль, иначе его движения не были такими неловкими. Когда горящий взгляд неожиданно устремляется на него, граф не успевает запаниковать, только сдавленно выдыхает, слыша шарканье направляющихся к нему шагов. Взгляд демона скользит по его лицу и граф почти готов мгновенно умереть, но тот лишь рассматривает его израненное тело. Демон тяжело дышит, словно пробудился от глубокого сна. Граф смотрит на то, как он отряхивает кровь с крыльев, как оглядывает лежащие рядом изуродованные части тел. Он вздрагивает, когда тот втягивает носом воздух и подходит ближе. Граф отшатывается, но его движение словно остается незамеченным, а надтреснутый голос приказывает: "Веди". Граф едва слышит его, но ослушаться не смеет, — страх перед мучительной смертью все же просыпается в нем, заставляя повиноваться. Он молча кивает, облизывая пересохшие губы, и ведет демона за собой. За спиной слышны тяжелые шаги и выравнивающееся дыхание. Графу кажется, что он двигается слишком медленно, застывая в вязком тумане, но еще не угасший разум шепчет, что он всего лишь смертный. Эта мысль успокаивает его, пусть страх погибнуть и не исчезает до конца. Боль накатывает на графа волнами, но он крепче сжимает зубы, стараясь не стонать. Зрение постепенно отказывает ему, он уже не удивляется, когда наступает на чьи-то вывернутые внутренности. Но, несмотря на то, что граф не идет, а плетется, даже не пытаясь держаться ровно, никто не торопит его и не шипит угрожающе вслед. Он думает, что должен быть благодарен судьбе — если это не бред воспаленного сознания, то возможность выжить. Граф идет вперед целую вечность, уже не различая звуков, когда находит потайной лаз. Память еще подсказывает ему, что он близок к выходу на поверхность. Граф неосознанно толкает плечом тяжелую дверь, и в голос кричит от боли. Рукав стремительно пропитывается кровью, но он пытается справиться с разбухшим деревом. Граф слышит за спиной холодный сухой смех и, почти теряя сознание, видит, как сильные ладони упираются в нужную дверь. То, что проход открыт, он понимает не сразу, но демон обходит его, выбираясь наружу без посторонней помощи. Граф застывает на месте, оглушенный усталостью, не понимая, что уже вдыхает чистый ночной воздух. Его пальцы впиваются в угол проема, но сам он медленно скользит вниз. "Ты хочешь жить?" — хрипло смеется голос и у графа все же находятся силы кивнуть. "Тогда ты уже на свободе, — равнодушно бросает демон. — Осталась лишь пара шагов". Граф слышит, как тот уходит, не заостряя больше внимания на каком-то смертном, и делает последний рывок, почти на коленях выбираясь из подземелья. Он без сил опускается на мостовую, захлебываясь свежим ветром, и наконец теряет сознание. Смех стихает вдали, когда веки графа смыкаются. Он не замечает ни шелеста крыльев, ни хруста костей. С погружением в беспамятство вновь становится безразлично, погибнет он, или нет. Граф приходит в себя от капель дождя, стекающих по лицу. Он по-прежнему лежит на земле, подобно сломанной марионетке. Он, как и раньше, пытается приподняться, когда становится легче. Боль возвращается, но она не так остра, чтобы пугать, а, может, он уже свыкся с нею. Здоровой рукой граф осторожно трет глаза, чтобы убедиться, что еще может видеть. Разум его еще затуманен, но, осторожно двигаясь, он начинает ощущать себя живым. Теперь нужно вернуться домой, хоть граф пока и не представляет, как может это сделать. Вместе с сознанием возвращается надежда на выздоровление и его накрывает с головой острая радость. От того, что он может дышать, может двигаться и не видит сейчас своего лица. Он вспоминает о скрежете демонических когтей и вздрагивает, оглядываясь. Но на улице никого нет, даже прохожих, и окраины Камазена окутаны тишиной. Граф выдыхает, закрывая глаза, понимая, насколько ему повезло. Он лелеет свою вновь вспыхнувшую жажду жизни и впервые благодарит не себя, а свою судьбу.