The Birthday Present

Сальери ненавидел свой день рождения. Ненавидел всей душой. Люди никогда не оставляли тебя в покое, они всегда должны были устраивать нечто грандиозное. Сальери предпочитал отмечать тихо, с семьей; даже несмотря на смерть его приемного отца, Розенберг взял празднования в свои руки. Тот всегда устраивал пышные вечеринки, полные светских и титулованных лиц, из-за чего Сальери всегда возвращался домой с головной болью. На этот раз добавилось еще одно разочарование: здесь не было единственного человека, которого хотел видеть Сальери. Он был всегда и везде, даже на вечеринках, на которые его не приглашали. Но здесь не было ни единого знака его присутствия. К тому времени, как Сальери вернулся домой, он был готов упасть в постель и забыть этот день, как будто его никогда и не было. Он поблагодарил кучера и вышел из кареты. Каждый шаг напоминал ему, как сильно он хочет спать, и когда он открыл дверь, то был почти в полусне. В этом состоянии он даже не заметил красное пятно на столе возле двери. Нахмурившись, Сальери аккуратно взял розу, наклонив голову, чтобы понюхать цветок. Он был сорван совсем недавно, скорее всего даже сегодня. Еще вдох, и запах остался в легких. Его пальцы коснулись пергамента: кто-то привязал к стеблю послание. "Добро пожаловать домой. Поднимайся наверх." Сальери знал этот почерк. Он усмехнулся, смягчаясь и осознавая, что любовник в конце концов не забыл о нем. Он улыбался, поднимаясь наверх и замечая вспышки красного и розового на лестнице. Очевидно, любовник разбросал как можно больше розовых лепестков, которые наполняли воздух ароматами. На верхних ступенях лестницы Сальери повернулся и распахнул дверь своей комнаты. Было зажжено множество свечей, которые наполняли комнату таинственным свечением. В комнате было еще больше ваз с розами, а любовник Сальери, лежавший на кровати, был одет в свободную белую рубашку и простые черные бриджи. Это был очень простой образ, но только он знал, что Сальери любит его. - Ты вернулся. - Да, - Сальери тихо присел на кровать рядом с ним. - Мне интересно, где был ты. Его любовник наклонился вперед и положил голову на плечо Сальери. - Розенберг ненавидит, когда я порчу его вечеринки, кроме того... - Он оставил поцелуй на шее Сальери, чуть выше воротника. - Я не смог бы как следует отметить с тобой на публике, Антонио. - Справедливо, - Сальери позволил себе откинуться назад на теплое тело, в то время как пальцы возлюбленного начали играть на напряженных мускулах шеи. - Ты весь напряжен, - прошептала его любовь. - Позволь мне раздеть тебя? Сальери кивнул, позволяя этим наученным талантливым рукам развязать шейный платок, расстегнуть его жилет и рубашку и стянуть их. Когда Сальери остался без рубашки, он поймал одну из этих рук и поцеловал, лаская и прижимая к своей щеке. Они сидели так, наслаждаясь их близостью. Это было редкостью для двух композиторов: проводить время как сейчас, тихо, медленно, никуда не торопясь. Здесь не было никого, чтобы застать их, осудить за то, как они прикасались к друг другу, как любили друг друга. Когда у них было время, они упивались им. Момент тянулся, Вольфганг убрал волосы Сальери и оставил поцелуй на его обнаженной шее. - Ложись. Глубокое чувство умиротворения овладело Антонио Сальери, как только он позволил рукам своего любовника направить его, чтобы Антонио лег на живот. Он смотрел, скрестив руки под головой для опоры, как другие двинулись в сторону прикроватного столика, где в миске с водой находилась бутылочка. - Что это? - Масло. Я собираюсь сделать тебе массаж. - О?! И где ты этому научился? Вольфганг ответил самодовольной ухмылкой и скользнул обратно на кровать, нависая над Сальери и садясь верхом на его талию. Первое прикосновение масла, направляемое немного загрубевшими из-за многолетней игры на инструментах руками, отдалось теплом на коже, растекаясь по плечам. Эти прекрасные руки впивались в плоть, сжимая напряженные мышцы, заставляя их расслабиться. Сальери растворился в постели, отдаваясь целиком лишь прикосновениям возлюбленного: он чувствовал только как оно сжимало и ласкало, облегчало всю боль в его спине. Сальери позволил себе слегка постанывать, по мере того, как прикосновение становилось более чувственным. Кисть скользила вверх и вниз, дрожь пробегала через его тело. Он почувствовал движение кровати, как только Моцарт наклонился, чтобы оставить поцелуй на его шее. Нетерпеливый Сальери повернул голову, ловя губы возлюбленного. Это было чудесно и сглаживало все недовольство, оставшееся после вечера. Вскоре последовало сильное давление рук, после чего его Моцарт, ухмыляясь несостоявшемуся стону Сальери, отступил. - Иди ко мне, ты был так далеко всю неделю. - Ты не хочешь для начала получить свой подарок? Сальери наклонил голову. - Подарок? - Конечно. - Я думал, массаж был подарком. - Нет, любовь моя, это был лишь предлог, чтобы расслабить тебя. Сальери прижался лбом ко лбу Моцарта на мгновение, молча благодаря этого прекрасного ангела, который несмотря на все, что происходило в их прошлом, любил его. - Тогда я хотел бы получить свой подарок. Они поменяли положение: Сальери сидел напротив спинки кровати, пока его любовник пытался схватить что-то еще с его прикроватного столика. - Мне нравится, что ты чувствуешь себя комфортно в моем доме. Он был награжден быстрым поцелуем. - Спасибо за приветливое приглашение в свой дом и твою любовь, Антонио. Вольфганг передал шелковую коробочку музыканту. Сальери открыл коробку и длинный черный чехол упал ему в руки. Открыв его, он обнаружил серебряный батон дирижера. Он вытащил его из чехла, чтобы рассмотреть, и обнаружил выгравированные слова Que mes bises deviennent ta prison.* Итальянец почувствовал, как сжимается его горло. - La mia altra metà,** - выдавил он, впадая в родной язык, чтобы сдержать выступившие слезы. - Тебе нравится? - нерешительность прозвучала в голосе возлюбленного; томительное мучение, что он никогда не сможет справиться с потрясением, что однажды Сальери будет сыт им по горло и уйдет. - Это будет самая дорогая вещь, как ты самый дорогой человек для меня. - Сальери убрал батон в чехол и чехол обратно в коробку. Он аккуратно положил подарок на стол и повернулся к Моцарту. - Мой ангел, - он прижал руки к лицу своего любовника. - Ты спасал меня так много раз. - Нет, любовь моя, это ты спас меня. Ты удерживаешь меня здесь, ты дал мне так много. Я надеюсь, что могу вернуть хоть малую часть этого. Решив, что слов недостаточно, Сальери притянул его ближе и медленно поцеловал, наслаждаясь близостью и любовью. Моцарт вырвался из объятий, оставляя тропинки поцелуев на шее, проводя языком по чувствительной коже, заставляя покрываться мурашками все тело. "Антонио". Он любил, как, затаив дыхание, ангел шептал его имя. Ему нравилось, как открыто и легко другой мужчина показывал свое удовольствие. Их любовь была пристрастием. Она скользнула в сердца и оставила след на душах, сделав их мягче и спокойнее. Когда они объединялись - это было ошеломляюще, слишком много наслаждения для них двоих. Сальери потребовалось время, чтобы пройтись по всему телу любовника и избавиться от оставшейся одежды, чтобы они могли быть обнажены друг для друга. Он позволил себе упасть на спину, притянув возлюбленного сверху. - Сегодня ночью так. - Ты уверен, Антонио? Это был бы первый раз, когда Сальери был снизу, но он был уверен. Он хотел, чтобы все было именно таким образом. Этой ночью все было особенным и священным. - Я абсолютно уверен. Возлюбленный поцеловал его и затем протянул масло еще раз. - Мы можем использовать это для...? - Определенно. За этим последовала ухмылка, которую так любил Антонио. Его ангел был способен на самые раскрепощенные действия, те, которые он очень хорошо продумал для этой ночи. Сальери кивнул, молча отдаваясь в руки мастера. Руки, которые всегда были для него очарованием с того самого первого раза, когда он увидел их за работой. Руки, которые сейчас делали его доступным, нажимая на особые места внутри него, заставляя жидкое тепло проходить через его тело. Он задержал дыхание после первого толчка и легкой боли, наблюдая за лицом ангела. Прекрасные карие глаза, полные света и любви, полураскрытые от прерывистого дыхания губы. Когда оба были на пределе, их лбы соприкоснулись. Сальери позволил себе насладиться, осознавая всю глубину момента. - Готов? - Всегда. Медленный, сводящий с ума темп, предназначенный для растягивания этой ночи настолько долго, насколько это возможно, чтобы они снова и снова могли вместе разрываться от наслаждения. Это было нежно, намного нежнее, чем вначале, когда Сальери ненавидел себя за чувства и ненавидел мужчину, который их вызвал. Оргазм наступил неожиданно, полностью уничтожив Сальери, и он силой схватился за бледные плечи любовника. Его ангел упал на него, продолжая покрывать поцелуями шею. Дрожащей рукой Сальери убрал прядь волос с его уха и прошептал: - Я люблю тебя, Вольфганг. - Я тоже люблю тебя, Антонио.