Помехи

      Лицо диктора на экране то причудливо искажается, то и вовсе пропадает в помехах. Телевизор маленький, еще ламповый и наверняка служит с самого открытия кафе, примостившись на аккуратно прикрученной к стене полке. Теперь, правда, в роли радио. Ремонтировать или менять его никто не собирается: жалко, нет запчастей, да и дела у старенького хозяина забегаловки идут неважно.       Баки глотает бурбон, обводит взглядом полупустое помещение и думает, что он сам походит на этот телевизор.       Луизиана – отличный штат. Здесь, подальше от полного туристов Нового Орлеана, начинается фирменное южное гостеприимство, Вуду и гибельные топи. Зимний Солдат доволен: от тел преследователей можно избавиться, представив это как несчастный случай – увяз в болоте или стал пищей аллигаторов, свежо ли предание? – в глухих забегаловках нет никакого дела до небритого мужчины в перчатках. И, пока и Щ.И.Т, и Гидра притихли, пытаясь скоординировать разрозненные силы, а Роджерс еще не додумался заявиться даже сюда, есть время собраться с мыслями.       Упоминание Стива отдает досадой. Он кажется кем-то родным, близким и слишком часто мелькает в появляющихся воспоминаниях, но Зимний чувствует, как клокочет внутри желание врезать доблестному Капитану Америке. Хотя бы за один только этот чертов надеющийся взгляд. Мол, давай, вспомни, и ты тут же станешь Баки из сороковых, а потом мы пойдем и выпьем пивка!       Стакан в ладони подозрительно трещит, и Барнс спешно ослабляет хватку. Хрипящие колонки телевизора глушат звук, хозяин заведения ничего не замечает. Зимний Солдат на секунду прикрывает глаза. Самоконтроль летит в бездну со скоростью звездолета, и это не может кончиться хорошо.       В янтаре бурбона играют блики. Что делать дальше, Зимний не знает. В стандартных инструкциях не говорится, как поступать, если ты вопреки приказу спас свою цель, пустился в бега и периодически корчишься от приступов, как торчок. Воспоминания сжимают голову обручем, смешивают явь и бред. Эти отрывки кажутся выдранными из чужой жизни и пришитыми белыми нитками к его собственной, но эмоции и выставка в музее слишком реальны. Зимний Солдат не помнит, но уверен, что не просил себя спасать: ни когда его волокли на потехи Золе прямиком из ущелья, ни когда Стив горланил свое «Баки», одними словами разрушая то, что строилось практикой. Злость поднимается внутри, и мужчина залпом допивает бурбон.       Жалеть о загубленных душах стало поздно семьдесят лет назад, и процесс убийства для Зимнего солдата напоминает старинный анекдот про отдачу. Только некогда собственные идеалы и сами прекрасно спаиваются в личный котел, остается только повязать парадную ленточку да вложить пистолет в руку. Пустота в голове и один-единственный голос, озвучивающий сухие приказы, кажутся гораздо приятнее нестройного хора давно умерших людей.       Баки ставит пустой стакан на стол. От бурбона горчит во рту, но метаболизм не позволяет опьянеть. Задерживаться нельзя: до чужака в этой глуши нет дела только до определенного момента. Впрочем, в мегаполисы Баки не спешит. Там слишком много случайных камер, уследить за всеми невозможно. Барнс протягивает деньги. Пока что ему даже везет, на улице стоит прохладная погода, и куртка никак не выделяется. Без нее нельзя, даже в век сердец на тележке и танцовщиц на протезах, его рука привлекает лишнее внимание.       Зимний Солдат встает и выходит прочь под звон дешевых колокольчиков над дверью. Луизиана обдает влажным дыханием субтропиков. Белая краска снаружи дома облупилась, доски скрипят под весом. Голова гудит, тошнота подкатывает к горлу – верный признак того, что скоро появится еще одна галлюцинация. Барнс сильнее опускает козырек бейсболки. Наемник знает, что не хочет «как раньше», как и знает, что «как раньше» уже не будет. Зимний Солдат не доверяет никому, но Баки из сороковых вносит свои поправки. Мужчина спускается с крыльца и уходит. В Гидру он уже не вернется.