The Colour Inside Your Head/Оттенки твоих воспоминаний

Скорее всего, в Чарльзе настолько глубоко укоренилась привычка идти по школе обходными путями в ночное время, что он соблюдал её, даже став преподавателем. Он настолько привык тенью проскальзывать за гобелены и шептать пароли, что это практически стало его второй натурой: бесшумно идти по узким каменным коридорам, освещенными огнями факелов, в которых так легко было наткнуться на парочку префектов, дежурящих после отбоя. Не то чтобы теперь ему действительно было необходимо прятаться в тени или красться между книжными полками. В конце концов, теперь он был профессором и мог ходить по коридорам ночи напролет, и неважно, дежурили ли префекты в коридорах или нет. Простая истина была в том, что он был ужасным лжецом. Любой выдуманный предлог, под которым он мог оказаться в коридоре темной ночью, легко мог быть опровергнут скептичным смешком и подмигиванием (от коллег-учителей) или понимающей улыбкой и заговорщицким «как вам будет угодно, профессор Ксавьер» (от студентов). Все знали, куда он на самом деле направлялся, выскользнув темной ночью из своих личных комнат в башне Гриффиндора – к профессору Леншерру. Всем было известно, что они были парой с пятого года обучения Чарльза в Хогвартсе, причинив традиционной борьбе Гриффиндора против Слизерина практически непоправимый ущерб. Люди взволнованно шептались о них, когда они шли мимо, взявшись за руки, писали обидные записки во время уроков, и обсуждали наполовину вымышленные истории в коридорах. Как двое настолько разных людей могли быть романтически заинтересованы друг в друге? Ненавидевший магглов до глубины своей души Эрик Леншерр, холодный и замкнутый, глаза которого загорались нехорошим огнем при вспышках ярости, в порыве которой он мог и убить кого-нибудь, встречался с парнем, настолько восхищавшимся магглами, что сам хотел стать преподавателем Маггловедения после выпуска. И даже сейчас, пятнадцать лет спустя, Чарльз был абсолютно уверен, что его отношения с профессором Защиты от Темных Искусств были одной из самых живучих тем для сплетен в школе. Любопытные взгляды, хихиканье, странные выкрики – все это он испытал на себе сполна. Он даже знал общее имя, которое студенты придумали для них двоих, а Эрик очень быстро запретил Чарльзу даже произносить слово «Черик», если только он не хотел провести ночь в холодной кровати, оставшись в одиночестве. Держась одной рукой за каменные стены, Чарльз быстро шел через узкие переходы, каждый раз проходя несколько шагов, прежде чем остановиться и прислушаться. В записке, которую принес Магнито (ушастый филин Эрика с глазами цвета стали), Эрик попросил его прийти в совятню ровно в полночь. Совятня была их старым убежищем еще с тех пор, как они встречались в ней подростками – и прошло уже много времени с тех пор, как они украдкой обменивались в ней мокрыми поцелуями, и за десять минут доводили друг друга до разрядки в окружении совиных перьев и пуха. Чарльз понятия не имел, зачем его партнер попросил его прийти туда в середине ночи, но он, определенно, был заинтригован. Тропинка вывела его к узенькой винтовой каменной лестнице, которая становилась все уже и уже к вершине. Изо рта Чарльза с дыханием вырывались облачка пара, пальцы покраснели от холода. Снег шел целых два дня, прекратился всего несколько минут назад и покрыл все окрестности замка сверкающим белым покрывалом. Хогвартс превратился в гигантский ледяной замок, верхушки его маленьких башенок напоминали мороженое. Ряды сосулек, похожих на ледяные бороды, свисали с каменных горгулий, и даже озеро покрылось толстым слоем льда (гигантский кальмар темным силуэтом мелькал под ровной поверхностью льда, очевидно, вполне удовлетворенный тишиной и покоем в своей ледяной клетке). Рождество быстро приближалось, и предвкушение праздника уже ощущалось в воздухе. Большая часть студентов вернулась на каникулы к себе домой, некоторые все-таки остались в школе, чтобы отпраздновать Рождество с профессорами. Чарльз никогда не заботился возвращением домой на каникулы. Статный особняк семьи Ксавьер никогда не был для него настоящим домом, особенно учитывая присутствие там матери и приемного отца, которые едва ли помнили о его существовании, не считая обмена подарками и приготовления огромных праздничных обедов. Его сводный брат Кейн оказался в Азкабане, когда Чарльз был еще ребенком, а его сестра Рейвен проводила каникулы с мужем и маленьким сыном где-то неподалеку от Дурмстранга. Эрик тоже предпочитал оставаться в замке, чем праздновать в комнатушке на окраине Хогсмида, которая, фактически, принадлежала ему. Его отец и мать умерли, когда ему едва исполнилось пять, оставив его, одинокого и потерянного ребенка в мире, который был слишком огромным для кого-то настолько маленького. Его отдали в приют, откуда он сбежал при первой же возможности, выживая на улицах Германии, Польши и Швейцарии. После получения письма из Хогвартса он немедленно переехал в Англию, и в то время ему было всего лишь одиннадцать лет. Дойдя до верхушки лестницы, Чарльз с уверенностью, говорящей об опыте, толкнул плечом каменную стену, которая со стороны казалась тупиком. Каменная кладка бесшумно отодвинулась в сторону, обрушив на его голову клубы пыли. Эрик стоял около широкого незастекленного окна, закутавшись в темную вельветовую мантию. Чарльз замер на пороге, чтобы немного понаблюдать за расслабленным любовником, зная, как редко напряжение покидало его плечи. Сотни спящих сов сидели на своих насестах над их головами, с любопытством и раздражением изредка щелкая клювами в воздухе. – Ты так долго не приводил меня сюда, – громко сказал Чарльз, заходя в круглую комнату и закрывая за собой проход. – Я почти забыл запах влажных перьев и совиного помета. Эрик даже не вздрогнул от звука его голоса – вне всякого сомнения, он знал о присутствии Чарльза еще до того, как тот вошел в комнату. Его естественные инстинкты здесь значили мало, скорее повлиял опыт многих лет преподавания Защиты от Темных Искусств. Чарльзу только однажды удалось незаметно подкрасться к Эрику. С его шеи еще неделю не сходили синяки характерной формы, след руки Эрика, который среагировал и схватил его за горло. Эрик извинялся до посинения, хотя Чарльзу в конце концов удалось заткнуть его замечанием о том, что ему этот выпад показался весьма сексуальным. 

 – Почти, но не совсем, – мягко улыбнулся Эрик, поворачиваясь к Чарльзу и приветствуя его объятием и легким поцелуем. – Ты опоздал. Чарльз пожал плечами. – Я уже не так юн и энергичен как раньше. И подняться по этой лестнице стало труднее, чем в шестнадцать лет. – Когда нам по почте прибывает какое-нибудь маггловское барахло, энергии у тебя хоть отбавляй. На прошлой неделе ты практически перепрыгнул обеденный стол, чтобы схватить ту посылку. Тебе нужно было делать карьеру Поисковика. – Спасибо тебе за такой милый сарказм, – ткнув Эрика под ребра, Чарльз поднял голову к потолку к их тихо шелестящим соседям, медленно повернувшись вокруг своей оси. – Так зачем ты притащил меня сюда? Здесь ужасно холодно. Ты ведь знаешь, что мог спокойно прийти ко мне, в Гриффиндорской башне в это время уже тихо… Он остановился, и улыбка пропала с его лица, когда Эрик отодвинулся в сторону, чтобы дать ему увидеть высокую подставку, накрытую сверху белой тканью. Чарльз моргнул, с любопытством нахмурив брови. – Что это? – С Рождеством, Чарльз. Громкий, звонкий смех сорвался с губ Чарльза. – Серьезно? Но… ты же никогда… вот это да, я не… – он оборвал сам себя, тряхнув головой, чтобы очистить свои мысли. Эрик игриво усмехнулся. – Чарльз Ксавьер лишился дара речи? Мне следует чаще дарить подарки на Рождество, если это то, что может заставить тебя замолчать, – он махнул рукой на все еще скрытый от глаз предмет. – Не хочешь посмотреть, что там? Чарльз осторожно дотронулся до ткани, укрывавшей подарок, почувствовав гладкую, каменную поверхность под ней. Раньше Эрик никогда не дарил ему подарков на Рождество, предпочитая баловать Чарльза на дни рождения, покупая маггловские шоколадки, книги и разные изящные безделушки. Все знали, что профессор Леншерр не любил и не праздновал Рождество, бормоча под нос что-то про глупые маггловские традиции и бесполезную трату денег. Но немногие знали о том, что профессор Леншерр держал в своей комнате менору, и с помощью палочки зажигал свечи на Хануку, поддерживая традицию своих родителей. Это было невероятно красивое зрелище, и Чарльз бережно хранил воспоминания об этих мгновениях в своей памяти, с безмолвной благодарностью наблюдая за отсветами огоньков свечей, танцевавших в глазах Эрика. И, хотя они не касались религиозной стороны Рождества, Чарльз обожал этот праздник. Кто не любил то время в году, когда улыбки легко появлялись на лицах, когда зачарованный снег неспешно падал с высокого потолка Большого Зала, а пустые доспехи начинали петь рождественские гимны при виде людей? Атмосфера праздника наполняла стены замка, и неизменно захватывала, и Чарльз особенно любил расставлять по коридорам рождественские елки, чтобы потом яркие миниатюрные феи мелькали между их ветвей. Это была полная противоположность пустынным и строгим комнатам в его детстве, украшенным только фамильными ценностями, которые мать и отчим строго запрещали трогать. – Это не так уж много, – пробормотал Эрик, нервно теребя рукой угол мантии. – Я собирался подарить это тебе на день рождения в следующем году, но… – он вздохнул. – Я не смог удержаться. Чарльз откинул ткань в сторону, и та с громким шелестом упала на пол, несмотря на гулкое уханье сов. На подставке стояла круглая каменная чаша. Завитки молочно-белой дымки кружились и закручивались внутри, в ленивом, гипнотизирующем темпе касаясь друг друга. От них шел запах еловой смолы, корицы, перечной мяты и дыма, всего, что напоминало Чарльзу о волосах Эрика, его коже и самом Эрике. – Ты знаешь, что это? – тихо спросил Эрик. Чарльз кивнул, зачарованно наблюдая за танцем серебристых нитей. – Омут Памяти, – он взглянул на Эрика с мягкой улыбкой. – Ты не должен был делать это, Эрик. Эрик пропустил это мимо ушей и снова кивнул на Омут. – Взгляни. Чарльз облизнул губы, вцепившись пальцами в каменный край чаши. Он наклонился ближе – и дымка начала кружиться быстрее, впереди открылось небольшое окно, завлекая к себе так же неотвратимо, как песня вейлы. Земля внезапно ушла из-под ног в серебристом вихре, и Чарльз окунулся в яркое, сохраненное воспоминание. Тринадцатилетний Эрик, казалось, весь состоял из длинных конечностей и ссутуленных плеч и чувствовал себя в своей шкуре далеко не так уверенно и спокойно, как в тридцать два года. Его старая мантия была много раз подшита и залатана, но он носил её с презрительным отношением того, кому уже много лет плевать на мнение остальных. Чарльз наблюдал за тем, как Эрик медленно шел по замерзшей почве, пейзаж был почти тем же, который они оставили за собой в настоящем. Шея Эрика была обмотана шарфом Слизеринских тонов, и его нос уже покраснел от холодного, кусающегося ветра. Он казался нетерпеливым, злящимся на кого-то, прижимал к груди стопку книг и шел практически по колено в снегу, переступая сугробы своими длинными ногами. И шел он слишком поздно для того, чтобы возвращаться с занятия по Уходу за Магическими Существами, но об этом Чарльз узнал позже. Чарльз понял, какое именно воспоминание он смотрел даже до того, как это случилось, хотя он все равно вздрогнул, когда раздался громкий звук ломающегося льда, как будто ветки и стволы деревьев ломались под ногами великана. Книги выпали из рук Эрика, когда он упал прямо вниз, под тонкую корочку льда, на которую по незнанию наступил. Толстый слой снега обманчиво маскировал поверхность озера, и Эрик даже не заметил того, куда он шел, пока не стало слишком поздно. Чарльз прикусил губу, напоминая себе, что это – всего лишь воспоминание, что ему не нужно бросаться на помощь и спасать Эрика, не тогда, когда… …когда поразительно похожий на него одиннадцатилетний мальчик уже побежал через снег, отбрасывая свой шарф и мантию прочь, и прыгнул прямо в ледяную воду, ни секунды не задумываясь о собственной безопасности. Он отчетливо помнил боль от ледяной воды, стоило его коже коснуться её поверхности, и тяжелое чувство в легких, которые закололо от недостатка кислорода. Он помнил, как открыл глаза и увидел Эрика, который безуспешно пытался вынырнуть на поверхность. То, как он сделал гребок и обхватил Эрика поперек груди, а потом потянул его обратно, к поверхности, не было тем воспоминанием, для воспроизведения которого ему нужна была помощь Омута Памяти. И вот они вынырнули, хватая ртом холодный воздух. Эрику удалось первым выбраться на берег, его глаза расширились, когда он увидел все еще барахтающегося в воде Чарльза, а потом протянул руку, схватил его за шкирку и вытащил на снег. Их первая встреча. Чарльз спас Эрика, хотя до этого они даже не разговаривали. Первокурсник Гриффиндора и второкурсник Слизерина, задыхаясь, лежали на снегу и с неверием и потрясением смотрели друг на друга, и это стало незабываемым началом чего-то такого, названия чему они сами еще не знали. – Привет, – прошептал Чарльз. – Я не думал, что меня кто-то спасет, – Чарльз поднял взгляд, все еще чувствуя себя немного неуютно от возвращения в собственное тело. Эрик улыбался, половина его лица была освещена мягким сиянием из Омута. – Я был невидимкой. Ни друзей, ни семьи, ни настоящих врагов. На уроках я держал глаза опущенными, а отработки получал только за позднюю сдачу домашних заданий. Я плыл по течению, существовал, но не жил, после того, как мои родители умерли, – его взгляд переместился на Чарльза. – А потом появился ты. В буквальном смысле ворвался в мою жизнь. И, как говорят, все, конец истории. Дымка в чаше снова закружилась, и Чарльз наклонил голову и дал Омуту утянуть его в следующее, так бережно сохраненное Эриком воспоминание. – Я не могу понять, Эрик. Как ты смог прожить среди магглов практически всю свою жизнь и возненавидеть их? – То, что я жил среди них и подтолкнуло меня к ненависти, Чарльз. Ты думаешь, что все магглы точно такие же, как в тех историях, что вам рассказывают на уроках Маггловедения. Что все они беспомощны и дружелюбны, восторгаются магией вокруг себя. Но это не так. Когда моя сила проявляла себя, к примеру, когда я вызвал поток воды, чтобы потушить пожар в доме, ты думаешь, они сразу же прибежали благодарить меня и жать мне руку? Нет. Они смотрели на меня со страхом, пытались поймать и запереть меня, чтобы проводить надо мной эксперименты. Они ужасны. – Мне действительно жаль, что это случилось с тобой в том ужасном приюте, Эрик, но не все они такие. По большей части они -- хорошие, ни в чем неповинные люди. – Мы – следующая ступень эволюции, ты сам это сказал. – Да, но я не думаю, что это дает нам право деморализовать и порабощать магглов. Если они и исчезнут, то это произойдет постепенно, постепенно смешивая наши культуры. Вспомни машины, которые они создают без единого заклинания, их изобретательность потрясает воображение. Вспомни магглорожденных, которые становятся потрясающими волшебниками и волшебницами. Они не так бесполезны, как кажутся. Их дружба не всегда была простой. Мальчики постоянно ссорились и обижались друг на друга, их горячие споры часто затягивались так долго, что часто им приходилось продолжать их на отработках, которые они напару зарабатывали, попадаясь старостам или преподавателям не в своих гостиных после отбоя. Чарльз был уверен, что волшебники и магглы могут мирно сосуществовать, Эрик был категорически не согласен. Воспоминания об их спорах стремительно сменяли одно другое, и Чарльз не мог сдержать довольной улыбки. Он никогда не встречал никого кто мог бы спорить с ним так же, как Эрик, даже Рейвен уступала ему в этом. Эрик страстно верил в то, о чем говорил, был изобретательным и упрямым. Иногда они могли переубедить друг друга или пойти на компромисс, но гораздо чаще они возвращались в свои спальни с бурлящим в крови адреналином. С самого начала было понятно, что они оба получали наслаждение от споров, столкновения идеалов и точек зрения, пока во рту не становилось сухо и горько. Следующее воспоминание обрисовалось медленным, мягким потоком цветов, показывая едва понятный контур, прежде чем показаться полностью. Чарльз задержал дыхание – он попытался понять, какое воспоминание станет следующим. Их первый поцелуй произошел на семнадцатый день рождения Эрика. Там был он сам, гораздо более юный, с ярким румянцем на лице, и длиннопалая рука Эрика, нежно лежащая на его щеке. Пятнадцатилетний Чарльз подарил Эрику коробку его любимых конфет, тайно купленных во время последнего похода в Хогсмид. Эрик только мельком взглянул на целую коллекцию жаб со вкусом перечной мяты и шоколадных шаров, наполненных внутри клубничным джемом, прежде чем захлопнуть коробку, положить её на стол и практически прижать Чарльза к ближайшей стенке. Для Чарльза это стало огромным шоком, чем-то, что, как он уже давно убедил себя, никогда не случится. Он понял, что по уши влюбился в старшего товарища с тех пор… возможно, чувства возникли с тех самых пор, как они познакомились, но осознал он их только тогда, когда они пробрались в ванную префектов, и Эрик полностью разделся, а Чарльз ощутил в своей груди что-то трудноуловимое, и слишком поздно отвернулся. Грубая каменная стена резко ударилась об его спину даже сквозь все слои одежды, но руки Эрика оказались на его лице, их губы мягко соприкоснулись, и Чарльз забыл обо всем в то же самое мгновение. После они вместе ели шоколад, переплетя ноги под столом в самом конце библиотеки, обмениваясь скромными поцелуями со вкусом клубничного джема. На следующий день им обоим было плохо от такого количества конфет, но в тот момент для них не было ничего, что не могли бы исправить поцелуи. – Кажется, ты и в самом деле не имел ни малейшего понятия, что я чувствовал к тебе, не так ли? – задумчиво спросил Эрик, когда Чарльз снова вернулся из Омута. – Все эти не такие уж дружеские толчки, долгие прикосновения. Даже когда я отменил свидание с Магдой, чтобы провести с тобой целый вечер, делать домашнее задание и играть в волшебные шахматы, ты все равно не понял этого. – Мне было пятнадцать, Эрик, – вздохнул Чарльз, пытаясь пригладить свои встрепанные волосы. – Едва ли я был тем мастером флирта, каким стал теперь. Омут засиял пастельными оттенками, приглашая продолжить просмотр. Чарльз наклонился обратно. Круговорот быстро сменяющих друг друга событий закружился вокруг, как те маггловские кинофильмы. Они держались за руки, переходя обходными путями от кабинета к кабинету, сохраняя поцелуи для более уединенных мест, подальше от любопытных глаз и быстро распространившихся слухов. Они целовались в лесу, между ветвями деревьев, скрывавших их от всего мира, пока Чарльз не вздрогнул ощутимо и не прижался ближе к выпирающей выпуклости на брюках Эрика. Следы первых игривых укусов, которые получил Эрик, были спрятаны под шарфом, воротником наглухо застегнутой рубашки, слабым болезненным ощущением напоминая об их последнем визите в залитую лунным светом совятню. Несмотря на то, что Эрик был старше, он никогда не вел Чарльза дальше, чем несколько определенно развязных поцелуев и случайно расстегнутой рубашки. Он оставался джентльменом, несмотря на призывно алеющий рот и провокации, от которых Чарльз никогда не мог удержаться. А потом Чарльзу исполнилось шестнадцать, и Ад разверзся под их ногами. – Ты знаешь, во что это выльется, – проговорил голос Эрика откуда-то сзади через туманную пелену Омута, и Чарльз издал смешок. – Выльется что или кто? Даже не видя его лица, Чарльз мог четко себе представить, как Эрик с сарказмом закатывает глаза. – Это было ужасно, Чарльз. Совятня едва ли изменилась за этот десяток лет. Тот же слой упавших перьев, щелканье клювов, пол усеян косточками не очень удачливых мышек. Те же деревянные насесты, каменные стены, некоторые совы сидели особняком, некоторые, принадлежавшие отдельным семьям, сбивались в целые стаи, пряча головы под крыльями друг друга. Без всякого сомнения некоторые совы были теми же самыми даже сегодня, старше и мудрее чем половина населения школы. Единственным, что изменилось во всей комнате, было присутствие в ней двух мальчиков, страстно обнимавшихся в полумраке. Чарльз заметно подрос и окреп, хотя его кости явно удлинились скорее в ширину, чем в длину. Его фигура стала крепкой, плечи стали шире, а руки сильнее, и в данный момент они как раз были сжаты в кулаки у затылка Эрика, сжимая пряди его волос. Эрик стал еще выше, плечи стали шире, в то время как пояс остался невозможно узким. Поцелуи, которыми они обменивались, явно отличались от предыдущих, которыми они обменивались на виду у сотен внимательных глаз. В этот раз они не собирались останавливаться. Рот Эрика опустился чуть ниже, остановившись на мгновение, чтобы прикусить изящный изгиб шеи Чарльза, прежде чем продвинуться дальше медленными, искушающими поцелуями. Длинные пальцы быстро нашли застежку на мантии Чарльза, и Чарльз не остановил их, только откинул голову назад, чтобы дать языку Эрика возможность провести широкую влажную полосу между его шеей и ключицей. Звук, с которым колени Эрика ударились об пол был смягчен толстым слоем лежавших на нем перьев. Чарльз из настоящего смотрел, и его сердце стучало где-то в горле, когда Эрик расстегнул мантию Чарльза и потянул вниз застежку молнии на его брюках. Он помнил, что чувствовал себя смущенно – и сейчас его юная копия взглянула вниз с закушенной губой, – но Боже, он хотел этого, хотел сильнее всего на свете, даже больше, чем прокатиться на одном из этих поразительных изобретений магглов, которые могли летать в воздухе без использования магии. Они ждали слишком долго, и каждый поцелуй, которым они обменивались за последние несколько недель, только увеличивал напряжение, а не снимал его. Эрик взглянул на него, нервничая так же сильно, но будучи таким живым, нуждающимся и голодным, что Чарльз внезапно расслабился и коротко вздохнул, молчаливым кивком дав знак продолжать. Ни у одного из них не было опыта. Разумеется, они целовались, дотрагивались и прижимались друг к другу, но это была совершенно неизведанная территория. Холодный воздух совятни заставил его кожу покрыться сотней мурашек, когда Эрик сдернул до колен его брюки и нижнее белье. Чарльз вспыхнул от смущения и неуверенности, и… черт возьми. Первое прикосновение губ Эрика к головке его члена практически заставило его колени подогнуться. Движения Эрика были неопытными, но Чарльз едва продержался и две минуты, переполненный потоком невероятных, незнакомых ощущений. Это не шло ни в какое сравнение с прикосновением его руки, даже когда он облизывал ладонь, закрывал глаза и представлял, что это губы Эрика обхватывают его по всей длине – о Мерлин, да, именно так. Взрослый Чарльз был почти смущен потоком бессвязных неразборчивых звуков, который издавала его подростковая версия. После этого ни одна классная комната не осталась неиспользованной, ни одна доска не осталась без их внимания. Их страсть была как никогда ненасытна, иссушающа, слишком долго они оба ждали момента, когда можно будет выплеснуть её друг на друга. Чарльз смотрел, и его лицо заливала краска от череды непомеркших воспоминаний. Чарльз на коленях перед Эриком за хижиной лесника; на пол совятни брошены мантии, пока пальцы Эрика разрабатывают его изнутри. Кожа между бедрами Чарльза становится влажной от поспешно произнесенного заклинания, Эрик прижимается к нему сзади и горячим, тяжелым членом сильно толкается в узкое пространство между его бедер. Сейчас они все еще избегали анального секса – коротких часов, которые им удавалось провести наедине после уроков, было просто недостаточно для такого действа, не с учителями и префектами, постоянно патрулировавшими коридоры. Если бы они только знали тогда о Выручай-комнате… – Ты был тогда ненасытным монстром. Очень соблазнительным монстром, – мягко рассмеялся Чарльз, как только вынырнул из Омута, хотя румянец все-таки предательски разлился по его коже. – Надеюсь, ты доволен собой. – В экстазе, – ухмыльнулся Эрик, блеснув в лунном свете белизной зубов. – Смотри дальше. Церемония выпуска Эрика была одновременно чудесной и ужасно грустной. Чарльз стоял в толпе шестикурсников, слезы радости и горечи стояли в его глазах, когда он хлопал новым выпускникам Хогвартса. Будучи больше не студентом Хогвартса, у Эрика не оставалось иного выбора, как покинуть школу и остановиться в однокомнатной квартирке над магическим зверинцем в Хогсмиде, которая досталась ему в наследство от родителей. Чарльз навещал его так часто, как мог, и во время официальных походов и во время тайных вылазок через тайный ход в Сладком Королевстве, но этого никогда не было достаточно. Эрик терпеть не мог эту квартирку, ненавидел постоянный шум от магических тварей, которые мешали ему спать по ночам, терпеть не мог домохозяина, который постоянно пытался выловить его, чтобы потребовать плату за жилье. Больше всего он скучал по Хогвартсу, по безопасности и защите, которые он чувствовал там, и, разумеется, он отчаянно скучал по постоянному присутствию Чарльза рядом, отсутствие которого ощущалось им практически как потеря части тела. Но в том, чтобы иметь свое собственное, никем не тревожимое место, были свои преимущества. Воспоминание об их первом разе окатило Чарльза такой мощной волной, что его голова закружилась, а дыхание сбилось на случайном вдохе. Спутанные простыни, переплетенные части тела, красная кровь на бледной белизне простыней. Воспоминание было таким ярким, что он практически мог чувствовать свежий, чистый запах, свежий пот на их телах, слышал скрипение деревянной кровати под их весом и тихий шепот, говорящий имя другого. Слегка придвинувшись вперед, чтобы лучше видеть, он продолжил наблюдать. Чарльз на спине, его ноги плотно обхватывали пояс Эрика, губы почти прикасались друг к другу, почти целуя, пока они оба тяжело дышали, не в силах найти достаточно воздуха. Сначала это было больно, несмотря на осторожную и тщательную подготовку, но Чарльз быстро кивнул головой, стоило Эрику начать засыпать его вопросами, в порядке ли он, его бедра еще сильнее обхватили пояс Эрика. Боль не имела никакого значения по сравнению с удовольствием от такой близости, в конце концов быть соединенными после стольких лет застенчивых поцелуев на задворках библиотеки. Их движения был немного неловкими, они оба были неуверенны в толчках и позе, но даже сейчас Чарльз помнил, как прекрасно это было. Хорошо, это было прекрасно до тех пор, пока лягушонок магического зверинца не забрался наверх, не пробрался к комнату Эрика, и не запрыгнул на грудь Чарльза в тот самый момент, когда на него едва настиг только-только подступивший оргазм. – Мне показалось, твой крик оглушил меня напрочь, – глубокий голос Эрика снова вытянул Чарльза на поверхность. – Я был весьма доволен собой, пока не увидел проклятого лягушонка. После того, как Чарльз выпустился (естественно, получив "П" по всем возможным предметам), ему немедленно предложили место профессора Маггловедения. Эрик не был безумно счастлив от предмета, но его недовольство не смогло сделать с энтузиазмом Чарльза ровно ничего. Воспоминание о нем, смеющемся и прыгающем от радости, было почти что смущающим, если бы удовольствие в голове Эрика не окрасило эту сцену в переливающиеся золотистые оттенки. – А вот ты не был особенно польщен, когда тебе предложили место профессора по Защите от Темных Искусств, – игриво заметил Чарльз. – Мне кажется, я помню, как ты пулей сбежал вниз по лестнице, чтобы пожать руку твоему домохозяину. И я никогда не видел, чтобы ты обнимал того кота. Чтобы отпраздновать получение новой работы, они оба отправились в недельное путешествие по Америке, сделав явью давнюю мечту Чарльза о полете на самолете. Эрик бурчал весь полет («Почему было просто не использовать портключ? Мы бы уже были на месте и не тряслись бы в этой ужасной коробке»), но оказался весьма довольным положением дел, как только они вышли под теплое солнце в другой стране. Ему даже понравилось в Диснейленде, особенно когда он увидел американские горки и магглов, одетых в костюмы огромных черных мышей. Это было место, где границы маггловского и магического мира как бы стирались, а яркие цвета, шум, вездесущее ощущение солнечного света, запах мороженого и сладостей с корицей смогли хотя бы на неделю смягчить предубеждения Эрика по отношению к магглам. Чарльз издал смешок, когда увидел свой, как ему тогда казалось, сливающийся с маггловским, наряд: цветастая гавайская рубашка, и ужасного цвета кислотно-оранжевые шорты длиной ниже колена. Когда жара спала, он натянул поверх голубой свитер, заслужив от магглов множество удивленных взглядов поверх солнечных очков. Эрик же удивительно легко подстроился под стиль магглов, одевшись в тонкие брюки цвета хаки и рубашку-поло. Он выглядел невероятно сексуально, и Чарльз обнаружил, что ему становится действительно трудно удержаться от того, чтобы не лапать Эрика посреди солнечных улиц Флориды. У них обоих обгорели носы, и они сделали множество фотографий как на магическую камеру, так и на маггловский фотоаппарат, с мгновенно вылезающими картинками, от которого Чарльз сразу же стал просто без ума. Эрик не доверял неподвижным картинкам, подозрительно посматривая на свою и Чарльза неподвижные фигуры, стоящие около маггла, одетого как Тарзан. Лучше всего в работе в Хогвартсе была не зарплата или статус и уважение, которое приобреталось вместе с таким уважаемым профессорским постом, гораздо больше им нравилось снова жить вместе, вернуться туда, где они оба чувствовали себя как дома. Как-то раз они обсуждали возможность приобрести совместный дом вместе, может быть, где-нибудь в деревенской местности Шотландии неподалеку от Хогвартса, или в городке около моря. Они даже рассматривали вариант купить дом в какой-нибудь известной среди магов деревне, и даже съездили туда, где, держась за руки, попытались представить себя живущими там, занимающимися ежедневными делами, развивающими отношения за этими грубыми, покрытыми плющом каменными стенами. Но Эрик внезапно как бы вскользь заметил, что он бы предпочел остаться в Хогвартсе на каникулы между семестрами. И Чарльз почувствовал облегчение. Они уже проводили ночи вместе, рядом друг с другом, просыпались в объятиях друг друга, ели, сидя рядом друг с другом, у них была общая библиотека, кабинет и огромные территории для прогулок. Какая разница, будут они жить вместе внутри замка или вне него? Чарльз был любимым преподавателем студентов, многие из них ждали его после уроков, чтобы услышать его спокойный, рассудительный совет. Для Эрика Хогвартс был надежным, безопасным местом, которое защищало собой всех людей и все вещи, что были ему дороги, так зачем покидать его? (Кроме того, после того, как они узнали о Выручай-комнате, каждый раз, когда они входили туда, там появлялось бесчисленное число вещей, с помощью которых они смогли претворить в жизнь свои тайные фантазии. И поэтому ни один из них не хотел покидать стены Хогвартса, наполненные сюрпризами и чудесами). Воспоминания стали быстрыми и резкими, превратившись в смесь нечетких образов и сокровенных мыслей: Чарльз, спящий на постели, одна рука под подбородком, россыпь веснушек на его плечах выделяется еще сильнее на фарфорово-бледной коже. Другой Чарльз, двенадцатилетний, сжимающий свою палочку и прищуривающий глаза от напряжения. Скрепка для бумаг, которую они пытались превратить в дикобраза, сердито вздрогнула и пулей улетела в другую сторону, ткнув Шона в глаз. А потом снова появилось его лицо, искривившееся в отвращении от противного вкуса конфетки Берти Боттс. Больше, быстрее, цвета сменяли друг друга один за другим. Чарльз лениво перебирает пальцы Эрика на берегу озера, водя кончиком палочки по фалангам его пальцев. Улыбка, которая озаряла его глаза и растягивала губы, громкий и искренний смех. Ссоры, которые заканчивались страстными поцелуями и потрясающим жестким сексом. Срывающийся голос, первое «я люблю тебя», которое он прошептал в губы Эрика. Музыка, бесценная коллекция воспоминаний о нетрезвых танцах, после того, как Чарльз каким-то образом достал бутылку Огневиски. Все это было здесь, в его голове, образы, звуки и запахи их отношений. – Еще так много воспоминаний, которые я хотел бы показать тебе, – Эрик провел пальцем по краю каменной чаши. – И это стоило мне двадцати двух лет жизни. – Бога ради, не говори об этом, я чувствую себя старым, – Чарльз растерянно моргнул, отступая прочь от Омута. Дымка кружилась медленно, невинно, нежно, ничем не выдавая ярких эмоций и воспоминаний спрятанных в её глубине. – Тебе понравился твой подарок? – спросил Эрик, и если бы Чарльз знал его не так хорошо, он бы упустил нотку неуверенности, спрятанную в его голосе. Он улыбнулся, медленно изогнув губы. – Я люблю тебя, – Чарльз отошел от Омута, одной рукой обнял Эрика за шею и притянул его к себе. – Спасибо. Это лучший рождественский подарок, который я когда-либо получал. Эрик обнял Чарльза за пояс, заставив невысокого мужчину приподняться на носочках. – А ты приготовил мне специальный рождественский подарок в ответ? – Ну, у меня есть кое-что… Эрик моргнул, подозрительно сдвинув брови. – И что это? Дьявольски хитрая улыбка Чарльза стала еще шире, и если бы на его голове внезапно появились рожки, как у маленького дьяволенка, Эрик бы ни капли не удивился бы. – Помнишь тот маггловский магазин, куда мы с тобой зашли во время последней поездки в Лондон? С занавешенными окнами и странно одетыми манекенами? Эрик медленно кивнул, предвкушение и возбуждение начали медленно закручиваться в тугой узел внизу его живота. – И что с ним? – Я мог нанести туда недолгий визит, пока ты делал примерку мантии. Купил то, что магглы любят использовать, когда они остаются в одиночестве. И иногда вдвоем. – Это что-то электрическое? Но батарейки не работают из-за магии, помнишь? – Да, но все же, всегда можно наложить заклинание, и это будет работать как по маслу. Давай, попробуем… Даже такому ненавидящему магглов и Рождество Гринчу, как ты, должен понравиться необычный рождественский секс, верно? – Тебе повезло, что я так сильно люблю тебя.