Приказы бывают разными

Если Шкипер и понимал что-то в вопросах чести – а он понимал, – то нарушать заключённый мирный договор – бесчестно, но не бескомпромиссно. Однако подложить свинью прямо во время заключения мирного договора – это просто ни в какие рамки! Джулиан и его «придворные» совершенно точно подмешали что-то в «коктейль мира», почему на улице за полночь, а командир спецотряда никак не мог выбраться из ванной комнаты. Ладно бы расстройство желудка или кишечника – это можно пережить, но то, что сотворила эта троица, просто вне всяких понятий о добре и зле. – Чёртовы панки, яйца на уши натяну, – просипел Шкипер, крупно содрогаясь. Спазмом скрутило низ живота и бёдра, пара-тройка капель упала на живот, другие перепачкали руку. Снова. Но член в ноющей руке, без всяких прикрас, держался колом. Убедившись в этом в очередной раз, Шкипер зарычал от злобы и откинулся на бачок унитаза. Единственная вещь к этому времени, которая удерживала его от торжественного сэппуку «домашним» синаем, это мысль о том, что он изыщет возможность напоить Морта бычьим афродизиаком и заблокировать все входы и выходы в доме потерявшего страх «монарха» со всеми его обитателями внутри. В таком своём состоянии он был почти уверен, что его идея не встретит оппозиции: Ковальски хлебом не корми – дай проводить на людях непотребные эксперименты, а Рико командира всегда поддержит, Рядовому же они ничего не скажут. Так и не почувствовав улучшения, Шкипер пересел поудобнее и уже левой рукой собирался продолжить своё чёрное дело, как вдруг замер. Что-то было не так ещё больше, чем должно было быть этим вечером. Он открыл до сих пор зажмуренные глаза и в следующий момент едва поборол малодушное желание закрыть их обратно и никогда больше не открывать. Если день и может быть «не чьим-то», то этот день определённо не командующего офицера спецотряда «Пингвины». В дверях санузла на втором этаже, где забаррикадировался Шкипер, в спальной одежде стоял Рико. Стоял молча, невозмутимо и, очевидно, недавно. Командир подскочил на месте, и голова тут же закономерно пошла кругом. Мысли в черепной коробке поддавались этой центробежной силе и никак не хотели собираться в кучу. Он же запирал двери? Или не запирал?.. Нет, совершенно точно запирал. Впрочем, сейчас разницы уже не было, как отмычки или чувства морали у Рико – может быть, они и были, но теперь доказать этого нельзя. – Боец, что в команде «отбой» было непонятного?.. – язык немало заплетался, почему привычный угрожающе-приказной тон не заладился и почти утонул в шуме бьющей из крана ванной воды. Шкипер отступил на шаг назад, вглубь комнаты, Рико тоже сделал шаг, вновь сокращая расстояние. Повисшее молчание было таким напряжённым, что на его преобразовании мог бы несколько часов работать без сети электрический отбойный молоток. Ситуация, мягко говоря, выходила неудобной. Пусть с Рико Шкипер успел пережить куда больше, чем с нынешней командой в полном её составе, но размахивать перед своим солдатом перманентным стояком, перепачканном в сперме, всё равно было как-то неловко. Командир отступал от спокойно, а потому неумолимо надвигающегося на него сержанта, пока не упёрся задом в стиральную машинку. Теперь он судорожно пытался сообразить, как с наименьшим ущербом для интерьера обезвредить шкафоподобного и им же тренированного бойца. Выходило – и это технический термин – хреново, когда большая часть крови была сконцентрирована в месте, где её наличие не столько не способствовало, сколько мешало мыслительному процессу. К тому времени, как Рико, не сводя с него глаз, опустился перед Шкипером на колени, тот понимал только, что у него – к Ковальски не ходи – было два варианта: или сидеть на подводной лодке смирно, или носиться в поисках люка, сверкая голой задницей и стояком. Но, когда сержант выпустил изо рта поочерёдно струи горячего и прохладного воздуха на сочащуюся смазкой головку, пропала и эта мысль. В позорном отчаянии от следующих друг за другом провальных попыток справиться с «соло-миссией» соло, Шкипер опустил взгляд на солдата. Тот смотрел, задрав голову, решительно и выжидающе – он всегда смотрел так, когда прекрасно знал, что нужно делать, и ждал только приказа. Командиру всего-то и оставалось, что, сделав глубокий вдох, нажать на спусковой крючок. – Избавь меня от этого, боец, это приказ. Рико не ждал ни минуты более. Шкипер слишком резко выдохнул и вцепился пальцами в крышку стиральной машины, ощущая троекратно, как губы, щедро смоченные слюной, чтобы не повредить шершавой сухостью, от основания до верха проглаживают член, прижимая к животу. И он едва удержался от того, чтобы встать на цыпочки, вдыхая через стиснутые зубы, когда Рико оттянул головку и, плотно обхватив губами, стал насаживаться на неё, медленно, массируя каждый пройденный дюйм языком. Командир запрокинул назад голову, жмурясь, чтобы представить симпатичную бабёнку – да кого угодно уже! – вместо своего солдата. Не то чтобы это ему как-то существенно мешало – весь мозг пылал, пытаясь «переварить» поступающие в него тактильные ощущения от ошалевшего под действием афродизиака тела. Шкипер невольно ёрзал, даже чувствуя на влажной от слюны коже пока ещё глубокое дыхание. Рико двигался медленно, обвыкаясь, стараясь языком, как леденец, ощупать член по всей его длине. Скоро движения стали набирать ритм, всё нарастающий, которому, как ни старайся, невозможно было не поддаться. Причмокивание, хлюпанье вбираемой слюны, сопение через смещённую носовую перегородку – при всём желании того, чтобы вода их заглушала, Шкипер слышал. Но это всё потеряло значение с первым разом, когда раздался гортанный «чавк» и член прошёл в глотку. Офицер захлебнулся воздухом, а распалённые рецепторы ощущали трепет мягких податливых тканей, подрагивающей увулы и синхронное сокращение, когда Рико сглотнул. Горячий влажный рот – это тебе не мозолистая рука. Судорога, нестерпимо болезненная, скрутила мышцы. Шкипер неподотчётно толкнулся глубже, сильнее, слыша подавляемый кашель, и снова – впустую. Ноги подкосились, но закономерного облегчения не наступило. Рико коротко перевёл дух, разминая челюсть и слизывая слюну. Горло чувствовало себя ещё хорошо, а вот изувеченный жизнью нос начинал ныть. Но приказ был ещё не выполнен, и отступать в голову сержанту даже не пришло. И снова всё по новой, и головка упиралась в мягкую внутренность щеки, а во рту нарастало давление, и сильный язык ласкал член, и губы сминали мошонку, а Рико слабо отфыркивался от жёстких волосков. Шкипер сидел на крышке унитаза, устало откинувшись на бачок и сложив руки на напряжённые плечи стоящего перед ним на четвереньках солдата. Он крупно вздрагивал, выгибался навстречу в спине, и тогда от взмокшей кожи отлипала посеревшая майка. Всё это время Шкипер держал веки опущенными, а Рико до боли в глазах смотрел на него, ловя каждое содрогание закушенных губ, раздувающихся ноздрей, очерчивающиеся на лбу, засыпанном обычно зачёсанной назад чёлкой, морщины. Бдительный солдат наблюдал за любым изменением, укажущим ему верное направление. Когда губы командира раскрывались, коротко хватая и сипло выпуская воздух, он понимал, что всё идёт как нельзя верно. Шкипер умел стонать, и умел как никто другой. Рико знал это, и знал, вполне возможно, лучше любого другого. Ему нравился этот звук – нравилась мысль, что командиру хорошо. И будет ложью сказать, что ему не нравилась мысль о том, что хорошо благодаря ему, Рико. А врать сержант не привык, как и говорить. Но стонет Шкипер тогда, когда захочет – это будет наградой. А если командир не захочет наградить, то Рико всё равно будет продолжать выполнять приказ – со всё тем же желанием, со всё тем же самоотверженным усердием. Всегда. Следующий день командующий безмолвно объявит выходным, схватив с тумбочки будильник, и, неприцельно отправив его в стену, зароется поглубже в одеяло. Ненужных вопросов ни у кого не возникнет, а если и возникнут, то, во всяком случае, вслух не выскажутся. А Рико будет необычайно тихим, время от времени закидывая в рот эвкалиптово-ментоловые леденцы.