Немного о свободе...

Горные громады всегда влекли его, сколько Джек себя помнил. Восходя на вершины, он дышал покоем. Каждый раз, когда он поднимался к небу, гора оставалась прежней, а сам альпинист менялся. Пусть даже каждый человек этого ремесла знал такую простую истину, но для Джека она раз за разом была просто удивительна. Он не переставал удивляться всему тому, что способны были подарить и показать ему горы. Там, наверху, было столько свободы, столько света, что он недоумевал, почему, почему же внизу, у земли нет ничего из того, что он видел и чувствовал здесь? Почему люди не хотят пустить в свои души немного больше света и воздуха? Почему не могут оторвать свой взор из-под собственных ног? Когда-то ему самому неустанно твердили о том, что рожденный ползать летать не может... Твердили, что свободы не существует. Говорили, что он не прыгнет выше головы... Как они были не правы. И каждый раз Джек вспоминал об этом и с сожалением оглядывался на всех тех, кто погряз в серой рутине дней. Нет, он никогда не хотел жить так, как все, как бы люди в детстве не принижали полет его души. Он знал, что идя навстречу опасности, каждый раз сам контролировал свою жизнь. И умереть, идя на работу - в разы хуже той смерти, что могут дать ему горы. Ведь, переходя дорогу у офиса, не ждешь того, что тебя насмерть собьет машина. Ты не ждешь смерти... И у тебя нет шансов побороться. Горы многое отобрали у него... Отобрали старшего брата. Но с его гибелью, Джек лишь чаще стал восходить на снежные вершины, хоть другим и казалось, что после всей этой боли он возненавидит альпинизм. Он всегда был особенным альпинистом, даже среди них всех не таким. Любой бы назвал его сорвиголовой, безумцем, камикадзе. Но он не был ни тем, ни другим. Восходить на опасные высоты в одиночку не рискуют даже самые опытные и профессиональные "горные волки"... Но Джек совершал одно восхождение за другим в одиночестве, и даже раньше его единственным напарником был лишь брат. Тот, кому он мог доверить свою жизнь, ушел и у Джека не осталось никого, кроме себя самого, ибо себе он доверял как брату, а брату как себе. Прошло столько лет... А он все еще не сорвался в бездну, все еще не был погребен под ледяным обвалом. Возможно он был эгоистом, потому что думал лишь о себе, рискуя жизнью неоправданно... Однако для него самого этот риск не был бесполезным. Джек был женат на горах и единственной его любовью всегда была высота. Стояли ли вы когда-нибудь на обрыве горной вершины? Видели ли когда-нибудь мир, в прямом смысле лежащий там, внизу, у ваших ног? Когда ты смотришь за горизонт и мимо тебя плывут облака, когда ты готов лететь над миром, что бы достичь пронзительной синевы у себя над головой, где каждую ночь зажигаются звезды...ты чувствуешь свободу. Она непостижима, как логика полета узорной снежинки в стеклянном морозном воздухе. Джек подолгу просто стоял и смотрел. Смотрел на снежные просторы. На белые пики гор, пронзающие голубое небо. На еловые леса виднеющиеся вдалеке припорошенными вершинами, тянущимися к небосводу, но увы, не такими высокими, как горы. Он смотрел на далекий далекий сиреневый горизонт и думал о том, как широк и прекрасен этот мир. О том, сколько в нем на самом деле свободы. Той самой свободы, которой лишили друг друга все люди, загнав себя же в рамки. Они просто никогда не видели... А Джек видел. С самого начала. И почувствовал очень давно, до сих пор не в силах отказаться от всего того, чем жил. Холодный камень, скрытый под толщей ледяных сугробов пушистого снега, давал ему ту самую жизнь, что позволяла летать, что позволяла восходить к вершинам горных пиков. Именно восходить, а не покорять. Покоряют ради отечества, ради правительства, во имя кого-то или чего-то, а Джек... Джек никогда не собирался делать этого. Он никогда не хотел подчинять горную стихию. А они в свою очередь кждый раз милостиво позволяли вернуться ему живым туда, вниз. Аксиома альпинистов - быть честным с горами. И Джек был честен... Все тридцать лет. И все тридцать лет он летал так высоко, куда не могли дотянуться даже пики Эвереста.

***

- Прекрасно, правда? - отвлек альпиниста голос, неожиданно раздавшийся откуда то сзади. Мужчина не вздрогнул и даже не повернулся на звук, продолжая созерцать полный дикой и неукротимой свободы пейзаж. Однако заслышав вопрос, широко улыбнулся в усы... - Ради такой красоты не жалко умереть. - отозвался Джек, наблюдая, как слова вылетают белоснежными облачками пара, инеем оседая на усах и короткой, аккуратно постриженной, бороде. - Пожалуй... - вновь послышался бодрый ответ. - Только это не так весело, как тебе думается. Джек наконец обернулся к говорящему. В двух шагах от него стоял мужчина, примерно такого же возраста, как и он сам, одетый в теплую спортивную куртку "Колумбия" красного цвета с черными вставками. Ни дать, ни взять альпинист... Имеющий поразительное сходство с Джеком. - Я думал, ты не придешь. - снова заговорил незнакомец в красной куртке, поправив шапку, съехавшую на глаза, так и не дождавшись слов от Джека, смотрящего на него с радостной улыбкой. - Значит ты совсем меня не знаешь, Барри. Я буду приходить сюда всю свою жизнь, без сомнений. - расхохотался тот в ответ, шагнув навстречу собеседнику с распростертыми объятиями. Мужчины на удивление тепло и по-братски поприветствовали друг друга, зычно хохоча, крепко пожав руки и не менее крепко обнявшись, не упустив шанса хлопнуть друг друга по спине. Так здороваются только тогда, когда действительно рады встрече. И будто бы разделяя с ними счастье, солнце задорно искрилось на белом снегу. - Как они там? - поинтересовался альпинист в красной куртке, когда с приветствиями было покончено. - Все в порядке, можешь не волноваться... - отозвался Джек. - Скучают по тебе. - немного помолчав, добавил он. - Дебби заканчивает третий курс в университете... Барри, продолжая улыбаться, опустил взгляд вниз, будто задумался о чем-то или предался воспоминаниям. И сразу, как только он услышал имя, словно невзначай оброненное мужчиной, с нескрываемой тоской взглянул на горизонт. - Ты принес? - помолчав немного, с надеждой спросил альпинист в красной куртке. Джек задумчиво вздохнул, внимательно глядя на собеседника, и утвердительно кивнул, что-то старательно вытаскивая из-за пазухи. Спустя пару секунд он уже протягивал Барри лист бумаги, сложенный в четыре раза и кое-где слегка помятый. - Как всегда. - прокомментировал он с каким-то сожалением глянув на альпиниста в красной куртке, удивительно похожего на него самого. И затухающая улыбка больше не была радостной, а скорее вымученной. Барри тоже больше не улыбался и после пары секунд созерцания вручаемого предмета с явным сомнением или нерешительностью, все таки протянул руку и взял листок. Джек, жмурясь из-за яркого солнечного света, отражающегося от белоснежных склонов, наблюдал, насколько трепетно и бережно его таинственный собеседник в красной альпинистской куртке разворачивал бумажку, и как внимательно смотрел на нее, то ли читая, то ли просто разглядывая. - Она пишет, что любит... - насмотревшись на лист потрепавшейся бумаги, усмехнулся Барри, подняв по-щенячьи счастливые глаза на терпеливо ждущего Джека. Удивительно было каждый раз смотреть на все это... Смотреть на давно погибшего собственного брата, с таким упоением читающего письмо своей дочери. Не то, что бы это было странно... Это было закономерностью из ряда вон выходящей. Но что есть, то есть, так же как и то, что Джек каждый год приходил сюда. В день смерти брата. На этом самом месте пятнадцать лет назад погиб Барри... На этом самом месте младший брат похоронил старшего, собственными руками. На этом самом месте из года в год они встречались, неизменно, в один день, 21 декабря. Возможно ли такое? "Нет" - сказал бы кто угодно, не выживший из ума. Возможно ли вот так встречаться с погибшими людьми? Разумеется Джек никому не рассказывал, иначе его бы точно упекли в психиатрическую клинику. Но все эти пятнадцать лет он восходил на эту высоту... И приносил брату письмо от Дебби. Когда Барри погиб под обвалом, ей было пять... Теперь ей двадцать и она учится в университете на экологическом факультете. Но хвала небесам - она и не думала прекращать писать папе письмо раз в год, что бы дядя отнес бумажку к его могиле высоко в горах. Разумеется она даже не подозревала о том, что папа действительно берет ее письмо в руки, читает и уносит с собой, бережно убрав в нагрудный карман. Когда Джек принес сюда первое письмо пятилетней девчушки, которая попросила отнести его на могилу отцу, даже не думал, что не просто воздаст должное погибшему... Но увидит его собственными глазами и собственными глазами увидит, сколько радости и благодарности в его взгляде... Как такое возможно? Все очень просто. Каждый альпинист хоть раз ловил слушок о том, что духи некоторых людей, погибших в горах, остаются их пленниками навечно. Да, пожалуй многие считали это выдумкой и бредом. Братья сами когда-то так думали, но теперь... Теперь оба совсем так не считали. Джек привык верить своим глазам, а потому, когда увидел перед собой собственного старшего братца год спустя после катастрофы, не посчитал себя поехавшим... Ну а Барри сам убедился в том, что слухи не врали. И оба они узнали много больше о втором мире, не полностью открытом живым, но не менее сложном и трагичном. Проводники. Так они звались. В горах их десятки, если не сотни. И одним из них был и его брат - душа, не отлетевшая к небесам. За что? Пожалуй за самый распространенный грех всех альпинистов. Гордыня. Джек не знал, радоваться этому или нет. С одной стороны он мог видеться с родным и безмерно дорогим ему человеком, который уже давно погиб...а с другой... Хорошо ли самому Барри томиться среди горных вершин и бескрайних снегов вместе с остальными, не отлетевшими к небу? - Спасибо. - отвлек Джека от раздумий голос брата, вновь смотрящего с благодарной улыбкой. - Не благодари... - отозвался альпинист, грустно улыбнувшись в ответ. - Это единственное, что я могу теперь делать для тебя. Барри кивнул, запихивая свернутое письмо в карман, и, глубоко вдохнув горного воздуха, сощуренно посмотрел на горизонт, словно его вдруг наполнило вдохновение для новых свершений. - До встречи. - после нескольких минут молчаливого созерцания облачных равнин, наконец нарушил тишину Барри. - Через год. - кивнул Джек, усмехнувшись. Он смотрел на своего старшего брата, в точности такого же, как и в день смерти. Та же куртка, которой он дико завидовал в свои двадцать три. Та же шапка и ботинки. Та же каштановая коротко стриженная борода, в точности такая же, как и у него теперь и те же кудри, небрежно выбивающиеся из-под шапки. Тот же блеск в глазах и та же белозубая улыбка. Спустя столько лет Барри совсем не менялся и сейчас, когда его младшему брату уже стукнуло тридцать восемь лет, выглядел все на те же тридцать... А когда Джек моргнул, то открыв глаза, ничего, кроме горных вершин и белых просторов, перед собой не увидел. - До встречи... - задумчиво повторив слова прощания в пустоту, вздохнул он, глядя на то самое место, где только что стоял его брат, не оставив следов на снегу. А вверх по склону от него отдалялась едва различимая на белом ледяном покрове тень... Альпинист набрал в легкие столько воздуха, сколько смог, наслаждаясь запахом гор, и, вновь повернувшись к горизонту, выдохнул. Дело сделано... И теперь, снова глядя на далекие сиреневые холмы, на облака, изредка скрывающие край земли, на леса и равнины, теряющиеся в дымке, он ощутил, как душа полнится тоской. Но то была тоска светлая, чистая грусть, прозрачная и легкая, как здешний воздух. И это можно назвать той свободой, что дарят заоблачные высоты... Можно ли ее получить или хотя бы на миг ощутить там, внизу? Нет. И думая так, Джек радостно и легко рассмеялся...