Вершина одинокой горы скрылась в синеватой дымке, так что не было видно сверкавшего обычно ледяной шапкой горного острия. Гора, словно таинственная кокетка, обернулась этой дымкой, будто и не дым это вовсе, а шарф из эльфийского шелка тончайшей работы, который, как в сказке, можно продеть сквозь игольное ушко. Эта синеватая поволока, однако, чем дальше от вершины, тем становилась серее и тяжелее и клубилась у самой земли. Покрывало дыма, как было сказано, придавало горе некую таинственность, но и мрачность тоже. Безжизненные скалы с чахлым кустарником, сухие пустоши с пожухлой травой и темные развалины Эребора, покрытые серым туманом, размывающим границы реальности, выглядели пугающе. Мрачные и торжественные. Величественные, но неприветливые.
Среди вот этих-то развалин и сидел маленький хоббит, слишком крошечный для Эребора, созданного будто бы великанами. С головокружительной для существа, почти всю жизнь проведшего в уютной норке под землей, высоты Бильбо наблюдал за дотлевающим городом и смутно угадывающимся силуэтом Смога, постепенно уходившего все глубже в ил Долгого озера.
Взломщику было стыдно и горько. Стыдно за себя – за свою слабость, за то, что он всего лишь маленький хоббит и не может ничего сделать, за Торина – за его позорное малодушие, за то, что не пришел на выручку людям, приютившим его, да даже оставшимся в Эсгароте гномам, среди которых был его племянник. И горько от того же.
Балин подошел совершенно незаметно для Бильбо, полностью погрузившегося в свои мысли, и потому он испуганно вздрогнул, когда тяжелая и мозолистая рука гнома опустилась ему на плечо. Он сочувствующе и одновременно ободряюще сжал ладонь и как–то неуверенно улыбнулся. Видно было, что старому гному так же стыдно и горько, как и его маленькому другу. Балин тяжело опустился на один из валявшихся здесь камней и тоже направил взгляд на Эсгарот.
- Теперь все эти жизни на совести Торина,- Он ненадолго замолчал, а потом каким-то надломленным голосом продолжил. – и на нашей тоже, Бильбо, на нашей тоже.
Никогда мудрый гном не казался хоббиту таким старым и обессиленным, как сейчас. Бильбо до боли сжал кулаки, так, что ногти впились в кожу, оставляя следы. Балин вздохнул и отложил взятую было трубку.
- Неужели эти сокровища того стоят? - Бильбо отчаянно обернулся к Балину, - или это сокровища так меняют гномов?
Гном все же взял трубку и теперь неторопливо раскуривал ее. Когда же первые неуверенные колечки выпорхнули на воздух, Балин ответил:
- Всю жизнь Торин провел в нищете, но сохранил в памяти величие Эребора. И золото Эребора также осталось у него в памяти. Как заветная мечта о беззаботном существовании своего народа, - причмокнув, старик выпустил очередное колечко прямо Бильбо в лицо, отчего тот раздражено замахал руками, отгоняя дым, - Все же для гномов золото и красивые вещи, сделанные умелыми руками, значат больше, намного больше, чем могут представить себе почтенные хоббиты.
Балин хитро ухмыльнулся в усы и снова помрачнел, попыхивая трубкой и уже не выпуская дымных колечек.
- Но он дал слово жителям Эсгарота! – вспыхнул хоббит.
- Как и гномам, что сейчас ждут нас. Поэтому он так алчет Аркенстоун. Правда, сам он, кажется, забыл уж про это.
Бильбо внезапно утих и незаметно сжал в кармане проклятый камень.
Это тоже было на его совести.
Их прервал Кили, поднявшийся с поручением от Торина. Тот просил полурослика к себе и немедленно. Удивленный такой поспешностью и опасаясь худшего, Взломщик тут же покинул их.
Бильбо шлепал по рассыпанному золоту, и монеты звонко отзывались на его шаги. Золотистый полумрак рассекали огненные блики, игравшие на грудах драгоценностей. Воздух здесь был затхлый, все еще чувствовался терпкий запах дракона, который многие годы спал здесь, окунувшись в море сокровищ.
Хоббит равнодушно разглядывал потолок и выискивал взглядом Торина, зачем-то позвавшего его. Все эти красоты уже давно опостылели Бильбо. То невольное минутное восхищение прошло, перед почтенным сквайром раскинулись россыпи обычных золотых безделушек, которые теперь поражали его разве что своим количеством. Обогнув очередную колонну, Бильбо наконец обнаружил под ней гнома. Тот сидел, привалившись спиной к каменной поверхности и пропускал через пальцы монеты, словно они были песком.
В который раз поразился хоббит произошедшим в Торине переменам: заострившиеся черты лица его вкупе с рыщущим взглядом лихорадочно блестящих глаз и темными кругами под ними создавали совершенно другого узбада – полубезумного, одержимого и совершенного измотанного. Такой Торин пугал его больше дракона или Азога.
Деревянный сундук с изумрудами оказался на его пути весьма некстати, потому что отвлекшийся хоббит запнулся об него, звонко шлепнувшись оземь. Волна монет лизнула носки сапог гнома, и тот удивленно вскинул голову, разглядывая, как Бильбо, проклиная все на свете, а в особенности различные сундуки, встает на ноги.
- И как ты только не поджарился в компании Смауга? – неожиданно мягко улыбнулся Король-под-горой.
На что Бильбо недовольно фыркнул, деловито отряхиваясь:
- Явно не вашими молитвами, мистер Дубощит
- Махал свидетель, я молился ему о вашем спасении, - склонил он голову. – И молил, чтобы Аркенстоун был невредим.
Бильбо нервно дернул уголком рта, но Торин этого не приметил, он поднялся на ноги и обвел взглядом сплошную золотую долину.
- И раз Махал выполнил мою первую просьбу, то не думаю, что вторую он проигнорирует, - хищная улыбка скользнула по исхудалому лицу. – Мы его найдем, и уж тогда никто не посмеет сказать, что я не король.
- Ты и так король, Торин! – воскликнул Бильбо. – Никому бы и в голову не пришло сомневаться в твоем праве…
- Я рад, что ты так считаешь, - мягко прервал его узбад. – Но давай оставим это, я позвал тебя не за этим.
Он стал к нему лицом к лицу, внимательно заглядывая в глаза, а потом взглядом обвел сокровищницу.
- Что думаешь об этом? – Бильбо еле выдавил из себя что-то вроде «впечатляюще» и «даже вообразить себе такого не мог». – Тогда, - Торин порывисто схватил его за плечи. – Хочешь разделить со мной все это? Хочешь всегда быть подле моего трона, подле меня? Хочешь остаться в моих… - он осекся, - наших чертогах Эребора? Навсегда вместе?
Бильбо оцепенел. Пальцы на его плечах сжались еще сильнее. «Наверно, синяки останутся», - краем сознания отметил он. Обжигающее дыхание Торина щекотало лицо и шею, а еще более раскаленный взгляд синих глаз, в которых плясали золотые всполохи, видимо, пытался прожечь в нем дырку. Наклонившись невыносимо близко, так, что жар гнома окутал несчастного хоббита, а кончики их носов почти столкнулись, гном лихорадочно зашептал:
- Ты единственный, кому я могу верить, Бильбо, - собственное имя, сорвавшееся с чужих уст, неожиданно резануло слух. – Ты единственный, кто не предаст меня, в то время как среди моих самых близких соратников завелся предатель, Ты единственный, в ком я не могу сомневаться. Единственный, кого бы я оставил при себе, при троне Эребора в сиянии Аркенстоуна, ты единственный, кто достоин вместе со мной наслаждаться его красотой. Ты единственный, понимаешь?.. – шептали чужие губы. Рывком Торин придвинул хоббита ближе, хотя, казалось бы, куда ближе? – Бильбо…
Взломщик испуганно отпрянул, ужаснувшись того безумного золотого огня, сверкнувшего на дне глаз Торина.
- Мне… - говорил он, отступая все дальше назад, - Подумать надо. Да… Я подумаю и…
И он бросился бежать, оставляя ссутулившуюся фигуру Торина позади, вокруг нее будто бы все больше сгущались тени, и хоббит был полностью уверен, что и это…
… останется на его совести
***
Бильбо рывком очнулся и, несмотря на тупую боль в голове и мгновенное головокружение, вскочил на ноги, тяжело опираясь на оказавшуюся рядом стену. В голове все перемешалось, заснеженные скалы плясали вокруг хоббита, и отовсюду, буквально везде ревела битва: звон клинков, кольчуг, грохот лат, хруст снега и костей, звук разрывающейся плоти и предсмертные крики. Как ураган кружилась она вокруг растерявшегося полурослика, пустым непонимающим взглядом выискивающего чего-то.
Нетвердыми шагами он шел к видневшейся реке, закованной льдом. На льду лежали тела. На льду чернела кровь. На льду схватились две фигуры: черная и мертвецки бледная. Черноволосый измученный гном едва доходил бледному орку до пояса и все равно отражал мощные удары. На жалкий миг их взгляды встретились, Торин отпихнул Азога, снова взгляды столкнулись, послышался хруст льда, и узбад едва успел увернуться от усеянной шипами булавы и отступил назад. Отколовшийся кусок льда, на котором стоял орк почти тут же перевернулся. Гигантская фигура скрылась в ледяной воде, но ни Торин, ни Бильбо уже не обращали на это внимание. Хоббит все так же неуверенно шагнул вперед, и, словно зеркало, Торин сделал шаг ему навстречу и виновато ухмыльнулся, а потом еще шаг, и вот он уже хочет что-то сказать, смотря на него так непривычно - снизу вверх.
Ступню гнома пронзает вырвавшийся из-под льда крюк.
***
Бильбо обернулся. Свет из открытых парадных ворот освещал тянувшийся вглубь холл со стремящимися в вышину сводами. Величественные и теперь будто одинокие без своего правителя. Перед глазами тут же встал Торин. Он распростер в стороны руки, словно обнимая свой Эребор, о котором он столько мечтал, который наконец-то вернул. Узбад стоял освещенный таким же светом из распахнутых ворот, он вздохнул полной грудью, а потом отрывисто рассмеялся, и голос его сорвался. Бильбо тогда понял, что тот холодный и спокойный Торин, которого он знал все это время, плакал от счастья, даже не пытаясь скрыть слёз.
Видимо, то была ровно та доля счастья, что полагалась Торину Дубощиту на его веку. А потом Гора будто бы высосала с этими слезами своего Короля, что теперь навсегда останется «под-горой».
И это тоже было на его совести.
