Стучись - не стучись

И встретив свое имя на одной из могил, Ты с ужасом почувствуешь, что ты уже был (с)

Люблю Лондон, но в ноябре здесь небо застывает толстой матовой льдиной, стучись – не стучись, и тогда я иду в «Дырявый котел» греться у камина. Жаль, что мы не можем сейчас, как раньше, невзначай собраться на большом мягком диване в гриффиндорской гостиной. Что ты! Сейчас даже моя милая хохотунья Лили стала примерной домохозяйкой, что уж говорить про остальных. К тому же – теперь эта чёртова война, и «Дырявый котёл» полностью оправдывает только первое слово из своего названия. Потому, допив жизнерадостно бликующий в свете наколдованного камина эль, снова вырываюсь в обжигающий холод вечернего Лондона. Лили ждёт меня дома, пропитанная ароматом тыквенного пирога. – Джеймс Поттер! – она возмущенно шипит, отбрыкиваясь от моих объятий. А я нещадно щекочу её, как в старом добром гриффиндорском детстве, и от беззвучного хохота у неё наворачиваются слёзы. – А ну прекрати! Малыша разбудишь! Я люблю смешливую, по-детски непосредственную Лили, а совсем не занудную повзрослевшую. Со вздохом отпустив её, улыбаюсь. – Пирог стынет, пойдём? – она заправляет за ухо ярко-рыжую прядь. – Если ты не против, я пойду спать пораньше. Пожав плечами, она привычно целует меня в щеку: – Спокойной ночи, Джим. – Спокойной, Лил. Я люблю наш уютный мирный дом – Лили делает его таким, и за это я ей более чем благодарен. Если бы не она, боюсь, мои нервы не выдержали бы постоянного напряжения и сдали ещё год назад, после смерти родителей. Если бы не Лили, не было бы того Джеймса Поттера, балагура и удачливого бойца, которого знает и, надеюсь, любит наш Орден. С этими мыслями я за минуту, как по команде, засыпаю. * * * Промокшие пальцы полуночи щупают меня через одежду. Я ёжусь от холода и продолжаю чавкать по слякоти, и кажется, что шаг за шагом я всё глубже погружаюсь в чёрную размокшую землю. Я иду туда, где за жидкими деревцами маняще светится надгробие из белого камня. Мне совсем не хочется к нему, потому что я знаю, куда иду. Я вижу этот сон раз за разом на протяжении многих лет, но страх не отпускает, только сдавливает горло холодными пальцами и мешает дышать. Я останавливаюсь, и читаемые слова алой болью впечатываются в мозг. «Джеймс Поттер». Я читаю своё имя на надгробном камне, и я чувствую, как Смерть подкрадывается ко мне сзади. Сердце учащённо бьётся – о да, оно бьётся! Я здесь, живой! И я там, под этим холодным белым безжалостным камнем, который так маняще светится, и мне нужно лечь здесь, под своим именем, и заснуть крепко, чтобы никто даже не пытался разбудить. Чтобы другой Джеймс Поттер следующей ночью пришёл сюда, пришёл в ужас от слов на надгробии, от своего собственного имени, и пал замертво здесь же. *** Я просыпаюсь в холодном поту, меня трясёт крупной дрожью. Раз за разом, увидев этот кошмар, я пытаюсь отогнать мрачные мысли и заставить себя думать здраво. Конечно, сейчас война и никто не застрахован, но глупо бояться старого надгробия на забытом даже волшебниками кладбище в Годриковой Лощине. Тем не менее, страх имени на могиле, приобретённый в детстве, продолжает преследовать меня до сих пор. Если бы родители знали, чем обернётся семейная поездка на могилу к бабушке и дедушке, вряд ли бы затеяли её. Лили тогда была совсем малявкой, да и Альбус – ростом не выше домовика. Портключ перенёс нас на окраину Годриковой Лощины, и пешком мы добрались до старенькой церквушки и кладбища за ней. И когда мама показала на мраморную плиту, отметившую место нынешнего пребывания моих предков со стороны отца, у меня сердце ушло в пятки. Там были выбиты наши с Лили имена. И хотя даты говорили о том, что эти люди жили и умерли задолго до нашего рождения, кошмар стал иногда посещать меня во сне. А становясь старше, я стал чаще его видеть. Эта проклятая война, которая отняла у меня родителей и друзей, которая ежедневно напоминала о хрупкости нашей жизни, всё сильнее расшатывала нервы. И тогда я видел во сне своё имя на могиле. И тогда я просыпался с синими кругами под глазами и выглядел как бодрый инфернал. – Опять этот сон? – встречает меня свежим кофе Лили с малюткой Ньютом на руках. Когда погиб Лоркан, я взял их под свою опеку, и ни разу об этом не пожалел. Благодаря милой Лил моё жилище превратилось в настоящий дом, куда можно было вернуться после орденских собраний, рейдов и вылазок в паб. Кивнув, я сажусь греть руки о весёлую жёлтую чашку с кофе. Лили садится рядом и сочувственно смотрит в глаза. – Давай уже покончим с детскими страхами, Джим? Ты давно перестал быть впечатлительным ребёнком, ты стольких похоронил с тех пор. Отправимся туда, где всё началось, и поставим жирную точку. Как считаешь? – Согласен. А то глупости всякие, в голове всё путается… Сегодня премерзкая погода – моросит, и чёрная кладбищенская земля чавкает под ногами, липнет к обуви, делая ноги свинцово-тяжёлыми. Подойдя к нужной могиле, я кладу букет цветов и набираюсь смелости, чтобы взглянуть на надписи. Лили вздрагивает, и я обнимаю её за плечи, чтобы обогреть. – Это действительно жутковато выглядит, – она неотрывно смотрит на выбитые в камне имена и ёжится под усиливающимся холодным дождиком. – Да брось, это всего лишь старая могила, теперь и я вижу это. Тут наши бабушка с дедушкой, которые, как и мы, сражались за светлое будущее грядущих поколений. – А ты разве воюешь за то, чтобы неизвестные дети после войны жили счастливо? Ты думаешь о них, когда в тебя летит Смертельное или ты сам вырубаешь кого-нибудь из Тёмных? Она права. Обычно думаешь о собственной шкуре и о том, как прикрыть потную спину товарища, а совсем не о гипотетических детях и их бытии. Думаешь, как бы следующая попойка не оказалась поминками по твоей грешной душе. И потом, через сорок пять лет, твой повзрослевший внук (если, конечно, ты успеешь оставить после себя хотя бы одного наследника) придёт на твою могилу и будет думать о том, за какие идеи ты погиб и ради чего. «Джеймс Поттер», – прочитает он на надгробии и ужаснётся, потому что это будет его собственное имя. Я мотаю головой, сбрасывая оцепенение, беру Лил за руку и тяну подальше отсюда. С тех пор мне не снилось надгробие с моим именем. *** Сердце бьётся гулко, громко. Оно застревает в горле, и от этого трудно дышать. Я лежу на спине, а прямо надо мной – толстая мраморная плита, стучись – не стучись. Через ледяную толщу я слышу чавкающие шаги. Я знаю, что это мой внук пришёл навестить меня. Я знаю, как ему страшно, его ужас просачивается сюда и капает мне за шиворот. Рядом лежит с закрытыми глазами моя жена Лили Поттер. Она умиротворена и даже немного печальна. Вероятно, оттого, что моя сестра Лил не навещает её почти каждую ночь. Я успокаивающе беру её за руку: – Она придёт, обещаю. Лили, улыбаясь, мирно кивает. На белом камне над моим лицом выцарапано два слова. «Джеймс Поттер». Чтобы я не забыл, как зовут моего визитёра там наверху, моего родного внука. Дышать всё труднее, голова кружится, путаются мысли, в горле застревает пульсирующее сердце. Живое. Эй там, я здесь, живой! Но небо над Лондоном застыло тяжёлой льдиной с ноября восемьдесят первого, стучись – не стучись. *** Моё отражение встречает меня поутру вампирской бледностью на лице и странным блеском в глазах. Лили приветствует меня ритуальным поцелуем в щёку и свежим кофе. – Как спалось? – Лучше, – я прячу ложь за добродушной улыбкой. – Как сама? – Малыш раскапризничался, всю ночь прохныкал, – она пожимает плечами. Я поднимаюсь и натягиваю тёплую мантию. – Буду поздно, а ты показала бы Гарри колдомедикам. Под задумчивым взглядом моей милой Лили выхожу на крыльцо и аппарирую в штаб. А ночью, вернувшись с очередного затянувшегося собрания, с удивлением обнаруживаю Лил на кухне с кружкой кофе в руке. – Как Ньют? Была в Мунго? – Да, просто зубки режутся. Что нового на фронтах? – Ничего особенного, ещё пару наших пропало. А Хью с Доминик решили пожениться. – Нашли время, – весело хмыкает Лили, мгновенно оживляясь. Сама-то выскочила за своего Скамандера в самый разгар Третьей магической. – Это Ник у родителей научилась. – А ты – у кого? – лицо Лил мгновенно меняется, с него исчезает безмятежность. Заметив это, поспешно добавляю: – Наши ведь вполне мирно свадьбу сыграли. Помнишь, отец показывал воспоминания? Мы оба помнили. И всё собирались их пересмотреть, но как-то откладывали. Там была красивая рыжеволосая невеста и жизнерадостный растрёпанный жених. Ещё – их лучший друг, который пялился на всех мало-мальски симпатичных девушек и думал, что это незаметно… Словом, были люди, которых Лили и Джеймс Поттеры знали и любили, и многих из которых забрала эта война. – Самое смешное было, когда шафера нашли под столом, целующегося с какой-то кузиной. Лили непонимающе смотрит на меня: – Когда это дядя Рон целовался с кузиной? – Какой дядя Рон? Я же говорю про Сириуса. Лили округляет глаза. Я резко замолкаю и сбегаю в ванную. Меня тошнит. Ком подкатывает к горлу, обжигающе ледяная вода не помогает очистить рассудок. Из зеркала на меня смотрят до смерти перепуганные карие глаза встрёпанного мальчишки. Только спустя час мне удаётся забыться в коротком тревожном сне. * * * Этой ночью я снова лежу под белой плитой и держу мою милую Лили за руку. Она очень по-доброму улыбается – это всё потому, что сестра сегодня не испугалась прийти вместе с Джеймсом и прочитать своё имя на могильном камне. – Я ведь обещал, что она придёт, дорогая. Наш тесный приют заливает их страхом. Промокшая одежда пристаёт к телу, от этого становится холодно. Вот-вот, и липкий ужас достигнет подбородка, а потом мы попросту захлебнёмся и утонем. Я стучусь и стучусь, в бессилии сжимаю руку Лили до хруста. Она добродушно улыбается и наконец открывает свои неестественно изумрудные глаза. *** Резко проснувшись, я обнаруживаю, что постель насквозь пропитана потом и что комнату заливает тревожный зелёный свет. Это означает, что сработал первый уровень защиты – может, зверёк какой проник, существо или даже человек без враждебного умысла. На всякий случай заглядываю в комнату Лили – она спит, шумно и часто дыша, прижав к себе сына – и обновляю чары. На сегодня я свободен от дежурства, и я рад побыть дома вместе с моей милой Лили. Я играю с малышом, помогаю ей прибраться в доме. В комоде обнаруживается наше фото со свадьбы: рыжеволосая красавица в подвенечном платье и старательно улыбающийся колдографу встрёпанный Джеймс Поттер. Жизнеутверждающая пара – всем на загляденье. Мы держимся за руки, и видно, как мы сказочно счастливы вместе. Лили подходит и, улыбаясь, кладёт голову мне на плечо. – На моей свадьбе ты казался счастливей жениха. Я секунду силюсь понять, о чём она, ведь я и был женихом на её… Я делаю глубокий вздох. Да, я дышу, и сердце бьётся. Я здесь, живой, и ещё холост, и рядом моя милая, такая родная и уютная Лили. Мне вдруг хочется поцеловать её, но вместо этого я поспешно кладу колдографию на комод. – Ты не слышала никаких шорохов ночью? Сработала первая степень… Она поднимает голову с моего плеча и качает головой: – Разве что… Какой-то чавкающий звук, но… Наверное, мне это приснилось. Я понимающе смотрю в её карие глаза, ведь я точно знаю, где она была этой ночью. И беру её за руку. – Я с тобой, Лил. И потом мы естественно и долгожданно сливаемся в поцелуе. Оторвавшись от её губ, улыбаюсь сумасшедшей счастливой улыбкой, и она отвечает мне своей умиротворённой. Держа её за руку, я чувствую себя как никогда спокойно и правильно. Мне совсем не страшно, и её пальцы тоже перестают дрожать. – Пойду покормлю Гарри, – нехотя отнимает она свою руку. Толстая матовая льдина над Лондоном раскалывается, и на землю крошится мелкая пыль, вперемешку с водой и пеплом. Я ошибался, когда думал, что до счастья не достучаться.