Запись из дневника

Это было во вторник 4 декабря. Я шел, как обычно, уставший домой после трудного рабочего дня. Привычно свернув на Мясницкую улицу, я подходил к памятнику Грибоедова, где тогда, как, впрочем, и в любой другой день, собралась группа музыкантов. Каждый раз, когда в кармане есть мелочь, я бросаю им ее в их шляпу. Иногда в картонную коробку, неважно. В тот день в карманах набралось мелочи предостаточно. Я собрал монеты в руку и кинул их в шляпу. И вот уже тогда, когда я собирался отходить, я вдруг больно столкнулся плечом с пожилым человеком. Теперь я знаю, что тогда был не прав я, что это я налетел на него, словно слепой. Но в тот день мне так не показалось, и мне ничего не стоило на него раскричаться. Мужчина, кстати говоря, на мои ругательства даже не обратил внимания. Он сделал рукой жест, мол, «пустяки», посмотрел мне прямо в глаза, и, не сказав ни слова, указал своим взглядом на кучку музыкантов, кивнул довольно и улыбнулся. Я подумал, что он идиот и уже давно выжил из ума. Кажется, не стану скрывать, даже назвал его идиотом вслух и очень раздраженный пошел дальше, путаясь в ногах и убегая от сумасшедшего старика, как от огня. Всю дорогу я прокручивал наше с ним столкновение, и меня охватывала яростная злоба. Я долго не мог остыть и шел, как ошпаренный. Меня бесила его блаженная улыбка, бесило, что он сказал «пустяки» и потом улыбнулся мне. Бесило, что после того, как я назвал его идиотом, он только пристальнее посмотрел мне в глаза, и я отвел их первый, а когда стал уходить, то чувствовал спиной на себе его взгляд все такой же пристальный и глубокий, несмотря на улыбку, пока не скрылся за поворотом. Весь вечер я метался по квартире и не мог ничего делать. Телевизор пытался отвлечь меня вечерними фильмами, но я их не воспринимал. У еды пропал вкус. Я принялся за книгу, но ни строчки не понял, потому что думал только о чертовом взгляде того старика. Что? Что он мне тогда говорил? Почему? Почему его взгляд, его глаза не выходят у меня из головы? Я выключил везде свет, лег в постель и постарался уснуть. Я не понимал, сколько времени прошло: три минуты или три часа. Весь мокрый и измученный я встал и побрел в ванную, чтобы смыть с себя эту навязчивую мысль, этот страшный взгляд. Я был как в бреду, в начинающейся горячке. И вдруг я столкнулся со своим отражением. В сотую долю секунды я понял все. Я столкнулся со своим взглядом. Да. Как все просто! Ответом мне было обычное зеркало. Я смотрел в свои глаза и долго искал то, чего было так много во взгляде того старика. Его взгляд был полон любви к жизни и полон ей самой. Когда он показывал на музыкантов – спрашивал меня: «Ты слышишь эту красоту? Эту жизнь в музыке? Ты ее чувствуешь? Ты ее понимаешь?» . Его глаза горели и были ясными. Они излучали мудрость, собранную на всем протяжении жизненного пути. И то, что в его взгляде мне показалось блаженным, на самом деле было радостью, чудом сохранившейся с самого детства. И вот стою я перед зеркалом. И за последние шесть лет впервые себя вижу. Мне всего тридцать два года, а мои глаза ничего не выражают, они мертвы. В них только пустота и равнодушие. Да, старик, я ничего тогда не слышал. Ни тебя, ни себя, ни жизни. Я проходил там каждый вечер, и каждый вечер там играли музыканты, но я и вспомнить не могу, когда в последний раз слышал музыку и ее очарование. Я смотрел в свои мертвые глаза и пытался найти в них капельку жизни, чуточку тепла. Но не мог. И крупные слезы вдруг потекли из моих глаз.