Восемь детей и бонус в нагрузку

Счастливого Рождества!

Срубая тернии, сшибая звёзды, Роняя мозги в поисках логики, Шагая мимо обоснуя, В муках почившего...

☆ Сэхун устало сбросил кроссовки и сел прямо на пол у входной двери. Наплевать. Хуже быть уже не могло. В нос ударило хвойным ароматом. Наверное, Тао добыл-таки ёлку. Или пару веток от ёлки, что тоже неплохо. Ещё бы выпал снег — хоть немного. И тогда праздничное настроение стало бы таким отчётливым, что задавило бы собой горечь и обиду. — Что случилось? Сэхун неохотно посмотрел на Чонина — тот опустился перед ним на корточки и попытался поймать его взгляд. — Опять накосячил? — Если бы... — Сэхун поник, медленно вытянул из кармана смятую бумажку и отдал Чонину. Тот развернул бумажку и быстро прочёл всё, что там было написано. — Серьёзно? — На розыгрыш не похоже. — Перед Рождеством? — Чонин уточнил всё ещё недоверчиво. Сэхун шмыгнул носом, мужественно утёрся рукавом и кивнул. Чонин уселся на полу, скрестив ноги, в руках скомкал бумажку и обречённо вздохнул. — Придётся пересмотреть предложение Звонкого. Сэхун вскинул голову и встревоженно оглядел Чонина. Звонкий предлагал ему подзаработать в праздники танцами. Только не обычными, как всегда, а в стриптиз-шоу. Чонин отказался неделю назад, а теперь, выходит, ему придётся согласиться, потому что денег нет и уже не будет, ведь Сэхуна сегодня уволили. На самом деле, уволили не только Сэхуна — распустили их отдел вовсе. По распоряжению владельца компании, некоего Лу Ханя. Вот ведь гад... Перед Рождеством. Лучше времени не нашёл. — Проблемы? — Кухонная дверь приоткрылась, и оттуда выглянул Тао. Он мгновенно всё понял по лицу Сэхуна. — Уже нет, — отозвался Чонин. — Я поговорю со Звонким. — Хён, но ты ведь... — Уймись. Ничего не случится, если я на праздниках потанцую в клубе. Тао подошёл к ним, тоже сел на пол и взял у Чонина смятую бумажку. — Совсем сдурел этот... Лу Хань? Перед Рождеством целый отдел расформировать к чёрту. Куда это годится? — Уже неважно... — Сэхун вытянулся на полу, уронив голову Тао на колени, и блаженно зажмурился, когда Тао принялся перебирать его волосы пальцами. — Может быть, я возьму пару смен сверху в порту, хён? Чтобы тебе поменьше раздеваться перед всякими ублюдками, а? — Не нужно, — Чонин слабо улыбнулся и положил ладонь Тао на голову, — танцевать — это не контейнеры разгружать. И мне нравится танцевать. — Угу, только танец и стриптиз — это не одно и то же, хён. — Тао подумал, потом твёрдо заявил: — Мы с Сэхуном будем заходить за тобой. Чтобы ты вовремя возвращался. У Чонина медленно поехала вверх бровь. — Точно! — Сэхун уселся и уткнул палец в грудь Чонину. — Будем приходить каждый раз к концу рабочего дня. Чтобы ничего не случилось. Чонин обречённо вздохнул. — А кто будет смотреть за Мином и Мёном? — Ну... — Тао и Сэхун переглянулись. — Фань? Или Бэкхён с Исином могли бы... — А вы уже научили их менять мелким подгузники? — Ну-у-у... — Угу, ясно. Чёрта с два, — подытожил Чонин, поднявшись на ноги. — Будете смотреть за мелкими, а возвращаться из клуба я и сам могу. Кстати, кто-нибудь вообще видел Чанёля? — Он уже вторую неделю пытается выследить социального работника. Ну того, помнишь? Который такой глазастый, приходит заниматься музыкой со средними. — До Кёнсу? — Угу. — Зачем Чанёль пытается его выследить? — Ну так влюбился же, забыл? — развёл руками Тао. Чонин прижал ладонь ко лбу, помотал головой и продемонстрировал ребятам наставительно вскинутый указательный палец. — Слышать эту чушь больше не желаю. Как только этот недоделанный Ромео вернётся, вяжите придурка и сразу ко мне. — Хён, но он же тоже хён! Как можно вязать? — Потому что я так сказал, — отрезал Чонин. — Сэхун, проверь, чтобы средние сделали домашнее задание. Тао, поменяешь памперсы мелким. — Почему я? — возмутился Тао. — Вчера же им менял, пусть сегодня Сэхун меняет. — Хорошо, Сэхун, меняешь памперсы и кормишь мелочь, Тао, проверяешь домашку у средних. Накосячите — прибью. — Мы тоже тебя любим, хён, — уныло отозвались в два голоса Тао и Сэхун. — А ведь и не скажешь, — ехидно фыркнул Чонин, сняв с крючка тёплую куртку и натянув её на плечи. Тао тут же подал ему шапку и шарф, а Сэхун вручил свои тёплые перчатки с вязаными отворотами. — Прямо сейчас и пойдёшь к Звонкому? — Времени в обрез, не тянуть же с этим. Хотя бы на праздничный ужин деньги нужны. Ну и на мелких — тоже. В общем, что делать, вы знаете. Я либо вернусь через час, либо начну работать уже сегодня, тогда закончу только в четыре утра, может, раньше. Ждать меня не надо. — Угу... Тао запер дверь за Чонином и невольно зажмурился, ощутив прикосновения рук Сэхуна. Правда, возмущённо зашипел от неожиданности — Сэхун засунул руки ему под свитер, а руки оказались ледяными. На самом интересном — в разгар поцелуя — в коридор выскочил Бэкхён и ядовито сообщил нарочито громким голосом: — Кто-то из мелких нагадил мимо горшка. Вонь стоит жуткая. Кто из вас сегодня мамочка? Хватит сосаться, идите и сделайте что-нибудь. — А сам? — сердито поинтересовался Тао, не желавший выпускать Сэхуна из рук. — А я ещё маленький. И вообще... Чонину расскажу, что вы разврат творите на глазах у детей. — Слушай, ты... — Спокойно! — Сэхун повис на Тао и тронул губами его щеку, гася раздражение. — Не поддавайся на провокации. Проверь у них домашку, а я пока займусь мелкими. Эй, Бэкхён, дашь противогаз в долг? — Ещё чего! Держи карман пошире! — Интересно, кто из мелких засранцев всё время не попадает в горшок? — Найдёшь и убьёшь? — Дай мне только выяснить, кто из них так над нами издевается... — И Чонин тебя грохнет, потому что «нельзя обижать маленьких». — Маленьких? Да это два чудовища, которые либо жрут, либо срут. А если они не жрут и не срут, то Мён постоянно орёт, а Мин постоянно спит. — Мне вот по приколу: как Мин умудряется спать под вопли Мёна? Со второго этажа немедленно долетел пронзительный вопль упомянутого недавно Мёна. — Начинается... — Сэхун обречённо закатил глаза. — Да ладно, два младенца — это лучше, чем четыре двинутых тинэйджера, — фыркнул Тао. — Ну да, ну да, то-то ты так старательно от младенцев отбивался. — Ну... — Иди уже. — Сэхун легонько тронул губами щеку Тао и сунулся к стенному шкафу, чтобы достать упаковку с памперсами. — Я оставил там яблочное пюре, чтобы мелких покормить, — напомнил Тао, ухватившись за свитер Сэхуна. — Угу, хорошо. Да иди уже. Чем быстрее закончим, тем быстрее... — Сэхун многозначительно замолчал, но Тао всё равно не удержался от радостной улыбки. — Понял. Сейчас всё будет! ☆ Чонин правильно опасался — Звонкий так обрадовался его согласию поработать в клубе, что сразу выгнал на сцену, заодно ещё объявил аукцион для дамочек. Пока Чонин танцевал и медленно сбрасывал с себя одежду, дамочки орали, визжали и трясли деньгами. Победительница могла рассчитывать на ужин с Чонином и на танец с ним. Только в итоге выиграл уже слегка нетрезвый холёный парень в дорогом костюме и с бриллиантом в левом ухе. Увидев эту серьгу с бриллиантом, Чонин тут же записал парня в геи и помрачнел, поскольку заранее предвидел неприятности. Он приглашающе распахнул дверь перед клиентом и запустил в салон, где их уже ждал накрытый стол. Парень с серьгой в ухе рухнул в кресло, окинул Чонина неприятным оценивающим взглядом и, чуть вскинув брови, уточнил: — Надеюсь... ик!.. танец будет с раздеванием? Чонин плотнее сжал губы, чтобы не отвечать, хотя ответить хотелось. Как-нибудь некрасиво, грубо и оскорбительно. Потому что для него каждый его танец был особенным и неповторимым. И совершенно неважно, сколько на нём было или не было одежды, или какой она была. И именно поэтому он не любил работать в клубах, потому что он и все прочие смотрели на танцы по-разному. Точнее, все прочие вовсе не на танцы смотрели. Парень развалился в кресле, плеснул себе вина в бокал и жестом велел Чонину начинать. Он презрительно фыркнул в ответ, подошёл к музыкальному центру и поставил диск с подходящей композицией. Под фортепианные переборы и мягкий ритм он просто двигался: традиционные шаги, вращения, раскинутые руки, плавные повороты и взмахи со сдерживаемой силой и затаённой страстью. Вообще Чонин всегда любил танцевать с огнём, сгорать в музыке, пронизывая её собой, любил гореть и после становиться серым пеплом, мёртвой золой, на время переставать быть. Ведь если горишь в танце, то словно бы проживаешь яркую, насыщенную жизнь, умираешь и возрождаешься, как феникс, в новом танце. Сейчас он тоже горел уже полторы минуты, хотя всего лишь двигался под музыку, а не танцевал по-настоящему. Парень в кресле не сводил с него глаз и налегал на вино. Когда Чонин прикоснулся пальцами к пуговице на рубашке, бутылка опустела почти на две трети, а взор холёного парня заволокло мутной дымкой. Чонин предполагал, что тот уже перестал вообще соображать, но ответственно дотанцевал до конца. Ему сунули в руки смятые банкноты, потянулись за бутылкой, свалили её со стола, пьяно поморгали и двинули к выходу. Чонин проводил парня с дорогой серьгой в ухе озадаченным взглядом, вернулся в гримёрку, умылся, переоделся в свою одежду и зашёл в большой зал, чтобы уйти через дверь для персонала. Чонин спустился по схваченным ледком ступеням, обогнул мусорные баки и повернул направо. Из тёмного угла впереди выскочили четыре тени и рванули прочь. Либо воришки, либо... Чонин остановился, сделав ещё два шага. Остановился, потому что впереди кто-то лежал на пыльном асфальте. Он торопливо приблизился и моргнул, опознав недавнего парня. Правда, теперь тот не мог похвастать серьгой с бриллиантом — её просто сдёрнули с него, разорвав мочку, — обычное дело для грабителей. Светлые волосы на затылке и у виска, слева, потемнели от крови и слиплись. — Эй... — Чонин опустился на колено и потормошил парня. Тот что-то невнятно промычал, но не поднялся и глаза не открыл. Чонин пошарил по его карманам в поисках телефона. Нашёл только служебное удостоверение с фотографией. И там было написано «Лу Хань» и в графе «возраст» красовалось тридцать пять. Вот тебе и парень... А на вид ему и тридцати не дашь. Название компании мало что говорило Чонину, зато имя он знал. Всего минута потребовалась, чтобы понять, кто такой этот Лу Хань и почему ему следовало бы гореть в аду. Телефона у Лу Ханя при себе не оказалось, что удивляло. Или, быть может, телефон унесли грабители? Кто-то приложил этому Лу Ханю тяжёлым по башке... — Эй! — Ты кто? — похлопав глазами, вопросил Лу Хань у Чонина, приподнявшись на миг на локте, потом брякнулся обратно и отключился. — Чонин! Он выпрямился и невольно нахмурился — к нему бежали по улице Сэхун и Тао. Всё-таки решили его встретить после работы, непоседы. — Ой, что это? — А ты не узнаёшь? — Тьфу! Плюнь каку. То есть, давайте бросим его тут и пойдём домой? — предложил Сэхун. — Почему? — Тао не понял причин столь странной и необычной для Сэхуна жестокости. — Этот му... — промчавшийся по улице автомобиль заглушил часть слова в пояснении Чонина, — ...вон уволил Сэхуна к чёртовой матери перед Рождеством. — Что? Именно этот мудо... — Мимо протарахтел грузовик, заглушив окончание фразы Тао. — Да. Поэтому давайте сделаем вид, что мы его не заметили, — попросил Сэхун. Чонин сунул руки в карманы, криво улыбнулся и подождал, пока мимо проедут две машины, потом заговорил: — У меня есть идея получше. — Какая? — Сэхун с подозрением уставился на Чонина и моргнул. — А пускай он расплатится за содеянное. — Например? — Он напился, ничего не соображает. Заберём его к себе, привяжем к кровати голым, сделаем кучу компрометирующих снимков, а потом, когда он очухается, оттянемся по полной. Поглядим, как он запоёт, когда все эти снимки попадут в сеть. — Хён, ты такой коварный, — с осуждением подытожил Тао, но тут же кивнул: — И мы заставим его взять Сэхуна обратно на работу! — А мне нравится эта идея, — встрепенулся Сэхун. — С «оттянуться». Работать у этого типа я больше не желаю, а вот за моральную травму пусть заплатит. Тогда взяли и поволокли? — Осторожнее, может, что-то подложить под голову и спину? — Да ну нафиг. Набьёт синяков — так ему и надо. Этот козёл меня уволил! Взяли за ноги и потащили! ☆ В коридор выглянули из детской спальни помятые Исин и Бэкхён. Тао и Сэхун как раз тащили мимо двери «тело». — Ух ты, труп будете разделывать? — прищурился Бэкхён. — Именно. — Чонин погладил его по голове. — Спать идите, утром в школу. — Мне ко второму занятию, — упёрся Бэкхён. — Папочка, а можно мне... — Неа. Спать. — Чонин развернул Бэкхёна носом к двери и легонько втолкнул в спальню. Исин сонно моргнул и последовал за Бэкхёном сам. Чонин аккуратно прикрыл дверь и огляделся, прикидывая, чем же связывать упившегося вусмерть Лу Ханя. Вряд ли тот в ближайшее время проснётся, конечно, но на всякий случай... Тао и Сэхун устроили Лу Ханя на широкой кровати в комнате Чонина на втором этаже. Он хотел возмутиться сначала, но потом махнул рукой. Чёрт с ним. Просто раздеть придурка, сделать несколько горячих снимков... Кстати, о птичках... То есть, о снимках. — А где Чанёль? — А нафига? — озадаченно уточнил Тао. — А снимки кто делать будет, дурья твоя башка? — Точно!.. Все трое лихорадочно зашарили по карманам в поисках телефонов, чтобы позвонить Чанёлю. ☆ Чанёль печально потёр ноющий после недавнего полёта с дерева копчик, вздохнул и без особой надежды навёл на узкое окно объектив любимого фотоаппарата. Тот так и норовил выскользнуть из замёрзших пальцев. Чанёль оставил фотоаппарат висеть на ремне на шее, машинально поднёс руки ко рту, активно на них подышал, потёр друг о друга и снова подышал. Краем глаза уловив движение за окном, встрепенулся, едва не рухнув вниз с дерева, опять навёл объектив фотоаппарата на окно и растянул губы в довольной улыбке. — А вот и ты, моя прелесть... Наконец-то покончил с делами и собрался вздремнуть? «Прелесть» Чанёля выглядела как эффектный мужчина пусть и небольшого роста, зато деликатной комплекции, с изысканным сложением, запоминающимся лицом и выразительными глазами. Вообще это был социальный работник — преподаватель из какой-то школы, добровольно помогавший сиротам. Звали его До Кёнсу, и он занимался с Бэкхёном, Исином, Фанем и Чондэ. Впервые он появился в доме Чанёля и Чонина около месяца назад. И именно тогда Чанёль понял, что пропал. — Да просто пригласи его куда-нибудь, — посоветовал ему как-то Чонин. — И так открыто признаться, что я гей? Да он сбежит от меня впереди собственного визга! — паниковал Чанёль который уже день. — Не знал, что ты планируешь всю жизнь тщательно скрывать от всех, включая потенциальных партнёров, свою ориентацию. Что-то мне подсказывает, что с визгами бегать будет отнюдь не он. — Чонин всегда был заразой и себе на уме. — Ненавижу тебя. Аж зла не хватает! — Тогда копи зло. Как будет хватать, так и... — Чонин! — Ну что? Просто скажи ему, что он тебе нравится. Сразу узнаешь ответ и не будешь сам мучиться и мучить других. Либо он пустит тебя в постель, либо удавит ко всем чертям. — Меня смущает наличие второго варианта. — А без риска было бы скучно жить. — Чонин! ☆ Слова Чонина Чанёль держал в голове, но толку от них было немного, ибо в присутствии Кёнсу он терялся, заикался и резко забывал все приличные слова. Помнил исключительно неприличные, пригодные только для того, чтобы восхищённо материться на закат. И что-то подсказывало Чанёлю, что Кёнсу вряд ли оценит мат в свой адрес. Даже восхищённый. Целых две недели Чанёль выслеживал Кёнсу, благо ещё, что на работе в декабре событий обычно немного — основная нагрузка приходилась на Рождество и Новый Год. Хотя жаль, конечно, будь месяц более насыщенным, всем стало бы полегче, потому что Чанёль зарабатывал больше всех как фоторепортёр, но зарплата у него зависела от количества принесённого в редакцию материала. Нет материала — нет денежек. Чонин зарабатывал тоже неплохо, но у Чонина мечта — своя студия танца. И пока что-то эта мечта не спешила заключить Чонина в свои объятия. Гораздо чаще получалось выступать в клубах — из-за денег, чтобы не голодать и не мёрзнуть хотя бы. Времени на собственные тренировки, программы и выступления почти не оставалось. Да, есть Сэхун и Тао, но оба только начали учиться в колледже. Сэхун подрабатывал курьером в какой-то крупной компании, а Тао — в порту. У Сэхуна зарплата побольше, а Тао зато приносил иногда морскую живность к столу. Мёна и Мина они нашли месяцев восемь назад совсем крохами, а остальных подбирали в течение трёх лет в разных местах. Поначалу Чанёль и Чонин по очереди ездили с детьми в социальную службу, заполняли тьму бланков, беседовали с полицейскими и специалистами, но каждый раз им приходилось снова наведываться в управление, чтобы о них вообще вспомнили, а дети всё это время оставались у них, конечно же, потому что их с Чонином неизменно оформляли как опекунов. Когда же они пытались объяснить, что у детей нет ни родных, ни опекунов, их в сотый раз отправляли в полицию. В итоге Чанёль и Чонин махнули рукой на эту бесполезную возню — у них было не так много свободного времени, чтобы тратить его впустую. Хорошо ещё, что детишек приняли в школу при католическом монастыре и обучали бесплатно, так что Чанёль и Чонин могли уделить время работе. Ну и старшие — Сэхун и Тао — старались им помогать по мере сил и возможностей. Помнится, когда Сэхун приволок откуда-то здоровенного китайца, заявив, что это его парень, и они теперь будут жить — и спать тоже — вместе, Чонин и Чанёль онемели и ощутили себя поседевшими родителями. У каждого из них рыльце тоже было в пушку, просто меньше всего они ожидали подобного от всегда спокойного и доброжелательного Сэхуна. Тот ведь ещё и постоянно прикалывался по поводу пассий что Чонина, что Чанёля, шутил на тему геев, а сам... ...а сам чуть ли не за благословением явился. К Чонину. Чанёль страдал, оскорблённый в лучших чувствах. И едва не огрел Сэхуна скалкой по голове, когда тот попросил: «Мамочка, а с тебя шикарный ужин, чтоб отметить». Потом скалкой едва не получил по башке Чонин, которого скосил приступ совершенно неуместного — с точки зрения Чанёля — хохота. ☆ Чанёль отвлёкся от воспоминаний и вновь сосредоточился на окне и «своей прелести». Ненадолго, правда, потому что в кармане завибрировал телефон. Именно в тот самый миг, когда До Кёнсу начал стягивать с себя брюки. Телефон истошно заходился в кармане, а Чанёль боялся не то что пошевелиться, но даже сделать вдох. Он мысленно пал на колени и вознёс горячую молитву небесам о ниспослании ему благодати в виде полностью обнажённого До Кёнсу. Это укрепило бы расцветающие в груди Чанёля чувства... Ну или что там быть должно с точки зрения романтичных барышень? Бабочки? Мурашки? Табуны мурашек? Или табуны бабочек? Хотя табуны — это ж вроде кони... Неважно! — Ну-у!.. — с усилием выдавил из себя Чанёль, забыв об умолкшем телефоне. До Кёнсу медленно повернулся к окну, выпрямил руки над головой и так сладко потянулся, что брюки ещё немножко сползли с него. Чанёль задыхался, потому что уже почти минуту обходился без воздуха вовсе. И тут телефон вновь забился в кармане. Одновременно с тем, как Кёнсу решительно сдёрнул с себя брюки. Вместе с трусами. Чанёль непроизвольно махнул ногами, кувыркнулся спиной вниз с дерева и обрушился на землю, сшибая все встреченные в полёте ветки. Растянувшись на пожухлой траве и уставившись в затянутое сумрачной пеленой небо, он тихо выругался, нашарил телефон в кармане и приложил к уху. — И? — Ромео чёртов! Где тебя ночью-то носит? — Ты только что обломал мне такой клёвый приход... Тебе стыдно? — обречённо вопросил Чанёль у Чонина. — Ни капельки. Дуй домой. Срочно надо сделать снимки. — Какие снимки? — не понял Чанёль. — Такие, которые несовершеннолетним не покажешь. — О... — Чанёль отвёл телефон от уха, задумчиво разглядывал полминуты дисплей, приложил к уху опять и неуверенно уточнил: — А позировать ты будешь? — Если Тао не уломаю, придётся мне. — Тао? — Угу. Он не разрешает, орёт тут благим матом... Чанёль снова уставился в небо и моргнул. Попытался понять, что вообще происходит, — не смог. Даже с пятой попытки — никак. — Что Тао не разрешает? И с каких это пор он стал с тобой спорить? — Он не спорит. Просто не разрешает Сэхуну, хотя Сэхун тоже упёрся рогом и ни в какую... Чанёль ошеломлённо моргнул, когда различил на фоне голос Сэхуна: — Да ни за что! Я с ним даже в одном сортире писать не стал бы! Ноги моей в этой кровати не будет!.. — Запомни эти слова, — а это уже Тао. — Я не в том смысле, — запротестовал Сэхун. — Ноги ему тоже вязать? — Всё вяжи, — деловито скомандовал Тао. — И ухо надо обработать, а то ещё больше раздерём случайно. — Чонин, что они с тобой там делают? — с ужасом прошептал Чанёль. — Со мной? Ничего. — Уверен? Куда они тебя привязывают? И что у тебя с ухом? — Привязывают не меня, а жертву. Художественно. На кровати... Эй, вы ж сначала одежду снимите, а потом уже прикручивайте его! И ухо... Чёрт! Чанёль провёл ладонью по лицу и даже пожалел, что за весь день и кружки пива не опрокинул. А ведь не мешало бы. — Постарайся не дать кому-нибудь погибнуть. Я сейчас приеду, — пообещал он Чонину. Разбираться с проблемами лучше на месте, получив полную картину. Пока что... ...пока что Чанёль и вообразить себе не мог размах грядущей катастрофы. ☆ Чанёль застукал всю детвору, исключая Мёна и Мина, под дверью комнаты Чонина. Они дружно прилипли к щели, пихались и тихо грызлись из-за лучших мест, потому что «не видно же, а там папочка футболку снял». Чанёль ухватил за ухо Фаня. — Ой! Мамочка? — Чё сказал? — Хён? — Угу. Что это вы тут делаете? — Ждём, когда начнут труп разделывать, но там пока только папочка раздевается. Чанёль подумал немного, отпустил чужое ухо, ухватил сразу в охапку Фаня, Исина и Чондэ и отволок в детскую спальню. Бэкхёна оставил на сладкое, потому что эту заразу и в ступе не утолчёшь. Чанёль вернулся к чониновской двери и полюбовался на хорошо устроившегося Бэкхёна, потом закинул мальчишку на плечо и понёс к остальным под громкие вопли. — А ну поставь меня обратно! Что за произвол? На шум в коридор выскочил Тао. — Запри где-нибудь его и давай к нам. Времени в обрез, хён. — Что значит «запри где-нибудь»? — возмутился Бэкхён и принялся активнее выдираться из рук Чанёля. — Отдай... — Бэкхёна у Чанёля отобрал выглянувший из комнаты Чонин. Из одежды на нём только брюки и остались. Чонин подхватил Бэкхёна и понёс тем курсом, что выбрал Чанёль — в детскую спальню. — Бэкхён, мы просто мстим за Сэхуна. Ничего интересного там не будет. — Ну да, как же, — обиженно проворчал Бэкхён, ухватившись руками за шею Чонина и притихнув. — Лучше готовься к тому, что завтра вечером мы тебя мыть будем. — А может, не надо? Чанёль вздохнул и покосился на Тао, торчавшего на пороге комнаты, тот беспомощно пожал плечами. Если с Бэкхёном кто-то и мог поладить, то только Чонин. Ведь Бэкхёна они нашли позже остальных, и пока только Чонину он доверял целиком и полностью. Как они мыли Бэкхёна в первый раз — отдельная песня, но Бэкхён до сих пор питал неприязнь к процессу помывки. Ну и мыть его в отсутствие Чонина вообще не имело смысла. Это грозило укусами, царапинами, синяками и погромом в ванной. ☆ Чонин вернулся через десять минут и прикрыл дверь в комнату. Чанёль сидел в прострации и пялился на прикрученного к кровати голого Лу Ханя. — Вы хоть знаете, кто он? — тихо поинтересовался Чанёль со слабой надеждой на отрицательный ответ, который мог бы извинить его друга и подопечных. — Представь себе, — ядовито отозвался Чонин и принялся расстёгивать брюки. — Ты что делаешь? — Раздеваюсь, а что ещё, по-твоему? — Зачем? — Господи! — воззвал к небесам непривычно сердитый на вид Сэхун. — Ну хён! Ну включи ж ты мозги! Этот козёл меня уволил, домогался вот к хёну в клубе, потом его то ли ограбили, то ли ещё что, а мы нашли. Ну? Редкая же удача! Сейчас ты сделаешь компрометирующие снимки, и когда он очухается, тут мы его и прижмём к ногтю. Чанёль моргнул и подумал, что либо у него с головой проблемы, либо сбрендили все вокруг. — Ты серьёзно? — Хён, давай ещё домашнее видео снимем? — предложил Тао. — Если дашь мне свою камеру, я сам и... — Отличная идея! — поддержал Сэхун. — Хён, давай камеру! — Уймись, мы просто сделаем снимки, — похлопал Чанёля по плечу Чонин. — Ничего больше. — А жаль, — буркнул Сэхун. Чанёль понял, что спорить бесполезно. Все были решительно настроены и полны энтузиазма. Не каждый же день случается такой праздник. Пока он бегал за камерой и готовился к съёмке, заодно инструктируя Тао, Чонин и Сэхун красиво прикрывали путы на ногах и руках Лу Ханя. — Так, берём крупным планом это тело, — скомандовал Чанёль и сфотографировал обнажённого Лу Ханя, красиво разложенного на простынях общими усилиями. Тао занял наиболее удобную для съёмки позицию и включил камеру. — Отлично! Хён, твой выход. — Ну спасибо, — мрачно отозвался Чонин, тем не менее, полез на кровать. — Надо какую-нибудь такую позу, такую... — Недвусмысленную? — лениво уточнил Чонин, устраиваясь меж раскинутых ног Лу Ханя. — Угу. Ну вот чтобы сразу первая мысль про секс, — неуклюже объяснил Сэхун. — Достаточно просто посмотреть на Чонина, — хихикнул Чанёль и сделал новый снимок, — первая мысль всегда будет про секс. Чонин отмолчался, а ведь ему было что сказать, если судить по мрачным огонькам в глазах. — Хён, если решишь сниматься в кино, побрей ноги, — проворчал Тао. — Не решу, — успокоил его Чонин. — Да и зимой с мехом теплее, знаешь ли, а летом — не так жарко. — Зря побрил, — уставившись на свои лодыжки, печально вздохнул Сэхун. — То-то стал мёрзнуть сильнее... Имей в виду, Тао, либо мы сегодня побреем твои ножки, либо в постель я тебя больше не пущу. — Ну Сэхун... — Тао даже забыл о камере и часто заморгал с таким видом, будто вот-вот зарыдает. — Даже не пытайся делать эгё — на Сэхуна это не действует, — по доброте душевной подсказал Чанёль. — Давайте вы потом решите этот вопрос, — поторопил всех Чонин. — Снимки лучше сделать, пока этот кадр не дёргается. — Точно! Тао, стань туда вот и снимай. Чонин, прижмись ты к нему как следует, а то между ним и тобой можно ещё кого-нибудь впихнуть. Там целый Сэхун поместится. — Но-но! — возмутился Тао. — Сэхун там точно лишний. — Интересно, мы когда-нибудь узнаем, кто из вас кого трахает? — без особого интереса пробормотал Чанёль, наводя объектив на парочку на кровати и настраивая фокус. — Это никого не касается. — Спроси у мелких — они точно знают, — посоветовал Чанёлю Чонин, кончиком пальца тронул подбородок Лу Ханя, запрокидывая ему голову, и склонился к гибкой шее, обладавшей удивительной изящностью. — Не ключицы, а произведение искусства, — цокнул языком Чанёль и сделал вместо одного снимка четыре. — Теперь ноги ему разведи пошире. Надо снять типа сам процесс. — Тогда на обоих надо водой побрызгать, — внёс рациональное предложение Сэхун. — Вроде как капельки пота. — Тащи воду! — кивнул Чанёль. — Ну здорово... — копошась на кровати, проворчал Чонин. — Ты-то чем недоволен? Спокойно лапаешь такого умопомрачительного красавца, а тот даже не сопротивляется. — Вот именно. Прости, но я же не некрофил, а именно некрофилией сейчас и попахивает. Он же как труп почти. — Слушай, либо у меня что-то с глазами, либо у тебя стоит, — напомнил о своём существовании Тао. Чанёль и Чонин синхронно уставились на собственные бёдра. До Чанёля дошло, что речь точно не о нём, а Чонин плотнее прижался к бесчувственному Лу Ханю, одновременно рыкнув: — Что-то с глазами у тебя. — Эй, а это ничего, что ты в него членом тычешь в натуре? — Да не тычу я! — Но я же видел! — Что видел? — живо заинтересовался новостями вернувшийся с водой Сэхун. — У папочки встало на этого твоего мудо... — Продолжение фразы Тао заглушил громкий детский вопль из соседней комнаты. — Опять Мён проснулся и хочет мишку, — с тоской объявил Сэхун. — Давайте тогда со снимками покончим прямо сейчас. Меньше чем за полчаса я его не успокою, — подытожил Чонин. — И лучше развязать ноги этому придурку, а то мне неудобно. — Точно-точно! Закинь одну ногу себе на плечо, кстати... Через две минуты ноги Лу Ханя отвязали от кроватных столбиков и продолжили съёмку под детские крики. — Сильнее прижмись к нему, хён, — скомандовал Сэхун. — Как будто... ну... — Что? — Как будто на всю длину засадил, — добродушно подсказал Тао. — Эти детишки меня пугают, — сделав ещё снимок, выдохнул Чанёль и отступил назад, прикидывая варианты. Чонин завозился на кровати, отвёл одну ногу Лу Ханя чуть в сторону, потрогал вторую, затем придвинул поближе к себе. — Вот будет супер, если он не гей, — хихикнул Тао. — Не обольщайся, он гей, — отозвался Чонин, ухватился за обе ноги Лу Ханя и поднял повыше. — Откуда такая уверенность? — Просто поверь мне на слово, потому что Сэхун-и будет резко против, если ты захочешь пощупать его бывшего работодателя, — хмыкнул Чонин, дождался нового щелчка фотоаппарата и уточнил: — Достаточно? — Угу, одних снимков нам хватит, чтобы шантажировать беднягу до конца жизни, а если ещё и видео довести до ума... у-у-у... — Вот и займитесь этим с Тао. — Чонин торопливо одевался под завывания Мёна. — Сэхун, привяжи ноги своего начальника обратно к столбикам, укрой одеялом и потом дуй ко мне и Мёну. Чанёль, мне нужен к полудню хотя бы один снимок. Один, но убедительный. Чтобы показать этому умнику. Думаю, будет совсем хорошо, если снимок ему покажет Сэхун. — С огромным удовольствием! — просиял Сэхун. ☆ В полдень почти все обитатели старого коттеджа собрались за столом в гостиной. Чондэ и Бэкхён носились кругами, норовя сбить кого-нибудь с ног. Исин спал, делая вид, что просто медленно моргает. Фань явно мечтал, чтобы Чондэ споткнулся, упал и расквасил себе нос. Даже осторожно пытался помочь, выставляя ступню, но Чондэ ловко через неё перепрыгивал. Тао и Сэхун сидели рядом и точно держались за руки под прикрытием свисавшей со стола скатерти. — Мамочка, что на завтрак? — не выдержал вечно голодный Тао. — Без разницы, — Бэкхён даже перестал гоняться за Чондэ, — ещё папочка не спустился. — Кстати, да... — кивнул Чанёль и поставил в центр стола большую кастрюлю с лапшой. — За «мамочку», к слову, ложкой в лоб. Все поняли? — А почему вы с папочкой вместе не спите? Было бы сразу проблемой меньше, — флегматично высказался Исин и потянул носом аппетитный запах, исходивший от кастрюли. — Потому что, — кусая губы и сдерживая смех, туманно пояснил Сэхун. — Чтобы спать вместе, нужна любовь, — с печалью добавил Тао настолько внезапно, что Чанёль едва не выронил ложку. — Ты не любишь папочку? — пришёл в ужас Исин, уставившись на Чанёля так, как умел один только он. — Э... — Иногда Чанёль ненавидел детей. И вспоминал об этом в подобные мгновения. — Не то чтобы я его не любил... — Мы просто дружим, но вообще он меня ненавидит, — пояснил появившийся на пороге комнаты Чонин, зевнул и потянулся. — И у нас проблема. — Ненавидит? — повторил Исин. — Какая проблема? — вопросили все остальные разом, заглушив вопрос Исина. — Тот кадр, — Чонин выразительно ткнул пальцем в направлении потолка, подразумевая жертву на втором этаже, надёжно прикрученную к кровати. — Я его развязал, кстати. Так вот... — Он хочет увидеть снимки? Не верит? — предположил Сэхун. — Если бы. — Чонин выдвинул свой законный большой стул и упал на него. — Всё сложнее, чем мы думали. — В смысле? — Он ничего не помнит. — Было бы странно, если б он помнил, как ты ему ноги раздвигал. Он же был в отключке. — Фань, тебе не интересно? — потормошил Фаня Бэкхён. — Нет. Здесь все психи, я уже привык. Только Исина жалко. — Почему Исина? — Потому что. Отстань, мурзилка. — Кто мурзилка? Ну всё... Стихийно возникшая за столом потасовка отвлекла всех от проблемы, а вернулись к проблеме уже после того, как разняли дерущихся и рассадили Фаня и Бэкхёна подальше друг от друга. — Так что там про «не помнит»? — напомнил о важном Чанёль. — Всё, — вздохнул Чонин. — Он вообще ничего не помнит, даже своего имени. Наверное, это из-за удара по голове. Говорят, в таких случаях иногда люди теряют память. — Надолго? — На пару дней и дольше. Иногда совсем. Не знаю, я же не доктор. Так-то он в порядке, вроде, хотя ему плохо, но это... гм... похмелье. Может, и из-за удара тошнота, если есть сотрясение. Неважно. Короче, он ничего не помнит. Поэтому... — Чонин едва заметно улыбнулся. — Ненавижу, когда ты так делаешь! — указав на Чонина ложкой, заявил Чанёль. — А я обожаю, — просиял Бэкхён. — Папочка придумал что-то коварное и очень весёлое, да? — Папочка нашёл вам мамочку, правда, мамочка пока ещё не знает об этом. — Я отказываюсь от такой мамочки, — гордо скрестив руки на груди, отрезал Сэхун. — Он дал мне пинка под зад перед Рождеством. — А ты думаешь, быть мамочкой всей этой оравы — это синекура? — хитро прищурился Чонин. — В любом случае, мне надо снова в клуб. У Чанёля напряги на работе тоже вот-вот начнутся. У Тао смены по расписанию. Ты один свихнёшься тут просто. За детьми же смотреть надо хоть как-то. Пускай этим занимается... Как мы будем мамочку называть-то? — А как зовут это счастье? — хмуро вопросил Фань. — Лу Хань, — ответил ему Чанёль. — И мамочка — китаец. Как Тао. — Будет Ханни, — подытожил вертевшийся на стуле Бэкхён. — Отлично. Так вот, Ханни будет помогать Сэхуну. — Чонин поставил локти на стол и продолжил с улыбкой: — Итак, мы с Ханни вступили в брак год назад в Вегасе. Сэхун-и, ты старший его ребёнок и любимец. — Почему это? — Потому что вы чем-то похожи, — пояснил вместо Чонина Тао и выразительно поводил пальцем перед лицом, намекая на внешнее сходство. — Точно, — подтвердил Чанёль. — Что-то эдакое есть. — Чудесно, а нашего любимого Ханни не смутит моя фамилия? — прорычал Сэхун, не испытывавший ни малейшей радости от перспективы обзавестись мамочкой. — У тебя фамилия по матери, ибо Ханни расстался с ней после твоего рождения. Для большего драматизма, скажем, она сбежала, бросив бедного Ханни с маленьким Сэхун-и на руках. — Сейчас зарыдаю от жалости к самому себе, — мрачно пробурчал Сэхун. — Что дальше? ☆ Хань с опаской косился в сторону рослого смуглого парня, притащившего ему стопку аккуратно сложенной одежды. Брюки и свитер подошли вполне. Хань выпрямился и повернулся к незнакомцу. Тот — вопреки логике — казался одновременно и незнакомым, и смутно знакомым. О том, что его самого зовут Лу Хань, Хань узнал именно от этого смуглого парня, когда только проснулся. К слову, проснулись они вместе в одной постели, но сам этот факт Ханя не шокировал. Впрочем, в тот миг он не думал об этом. Он вспоминал, то есть, пытался. — Ты говорил, как тебя зовут, но я... — Чонин, — не дослушав, назвал своё имя знакомый незнакомец и широко улыбнулся. Если за секунду до этого он казался Ханю мрачным и сердитым, то теперь... — И кто же ты, Чонин? Хань понимал, что ничего не помнит, более того, с помощью зеркал в ванной он сам рассмотрел след от удара на голове, да и Чонин сказал ему о нападении, но ответ Чонина всё равно Ханя ошарашил. — Твой муж. — Чего? — Хань слепо повёл рукой в воздухе. — Водички? — Нет, спасибо, мне бы стульчик... Чонин сделал пару шагов, остановился перед Ханем, поймал его руки своими, осторожно усадил на край кровати и опустился на колено. — Меня ты помнишь? Хоть что-нибудь? — Ничего не помню. Совсем, — тихо отозвался Хань, пытливо вглядываясь в резкие черты Чонина. Парень не то чтобы не в его вкусе, но... Вот когда улыбался — другое дело, а так... — Мы поженились в Вегасе год назад. Свадьбу-то помнишь? Хань помотал головой. Вот чёрт, они, что же, в самом деле женаты? — Ладно, ты можешь не помнить меня, но детей-то помнишь? — Чьих детей? — пришёл в ужас Хань. Не могли же они всего за год брака... Хотя при чём тут это? У них физически не могли родиться дети! Выжившие познания Ханя в медицине утверждали, что для появления детей необходимы яйцеклетки, одних сперматозоидов для такого подвига маловато будет. — Твоих детей. У тебя их восемь. — Сколько? — Хань зажал рот ладонью, едва осознал, что практически кричит. — Восемь, — тихо повторил Чонин и погладил Ханя горячей ладонью по щеке. А Хань был настолько оглушён и морально раздавлен количеством детей, что даже не подумал отстраниться. Лишь лениво отметил, что у Чонина кожа на руке шершавая, но прикосновение всё равно приятное. — Они очень волнуются и хотят тебя увидеть. Сможешь поздороваться с ними? Они уже знают, что ты, скорее всего, и их забыл. Пойдём? Поздороваешься с ними и познакомишься ещё раз. Или, может, вспомнишь даже. Чонин заставил Ханя встать и потянул к двери. У порога Хань упёрся ногами в пол и помотал головой. — Восемь? Правда? — Правда. Твоих — семь. Восьмой приблудный, ты его усыновил. — Я его... что? Но почему? — Сейчас всё узнаешь. Идём. В коридоре их ждала толпа. И, будто подкарауливая именно этот торжественный момент, Мён врубил звук. Хань чуть не подскочил до самого потолка, когда внезапно раздался пронзительный детский вопль в соседней комнате. — Что это? — Младшие, забудь. — Чонин подтащил его к высокому парню с голливудской улыбкой. — Это Чанёль. — Угу... Тебе не кажется, что он несколько староват для ребёнка? — недобро прищурил глаза Хань. — Кажется. Но он не ребёнок. Это мой кузен. Он просто с нами живёт в этом доме и помогает с детьми. — О, вот как... — Ханни, выглядишь хорошо. Голова не беспокоит, надеюсь? Дети жутко по тебе скучают, — зачастил Чанёль и постарался незаметно убить Чонина взглядом, но едва сам не погиб от ответного «выстрела» из-под длинных тёмных ресниц и выразительного жеста — ребром ладони по горлу. — Теперь можно перейти к детишкам. Вот твой старший, Сэхун-и. Сэхун-и, улыбнись мамочке. Высокий светловолосый парнишка растянул губы в улыбке, больше похожей на оскал, и неловко обнял Ханя. Хань же отстранился, осмотрел нескладного Сэхуна с головы до ног и уточнил: — А сколько ему лет? — Пятнадцать, — соврал Сэхун, не моргнув и глазом. И Чонин тут же показал ему украдкой оттопыренный большой палец. — Только посмотри, как сильно на тебя похож. — И Чонин коротко изложил ту самую душещипательную историю о сбежавшей супруге и брошенных Хане и младенчике Сэхуне. После Хань таращился на Тао. Тао на пятнадцать не тянул вообще никак, зато китайские корни в его роже просматривались прекрасно с любого ракурса. Это было так противоречиво, что Хань не знал, что ему думать. — Это приблудный, я тебе говорил. — А-а-а, — понимающе протянул Хань, хотя он ни черта не понимал. — Понимаешь, Тао — парень Сэхуна, поскольку они всё равно вместе, ты решил его усыновить. Ну он ещё и китаец, кстати, а китайцев среди твоих детей мало, вот ты и... Чанёль выразительно закатил глаза и повертел пальцем у виска. «Ты что несёшь?» Чонин пожал плечами и чуть развёл руки в стороны. «Я импровизирую. Не мешай или сам ври дальше». Хань уставился на Фаня и сглотнул. — Это тоже мой... — Да. От второй жены. Актриска из Гонконга. Или не из Гонконга, но китаянка. Это Фань. Видишь, он тоже в тебя пошёл. Фань, обними Ханни. Фань послушно обнял Ханя и почти сразу удрал за спину Чанёля, оставив на растерзание Бэкхёна. Тот смотрел на Ханя исподлобья и заговорил раньше, чем Чонин успел что-то сказать. — Нас с мамой ты сам бросил. И меня не забирал. После смерти мамы меня забрал папочка. И я по тебе не скучал! Бэкхён вцепился в руку Чонина, всем видом подчёркивая, что он ребёнок не Ханя. Чонин с тихим смешком подхватил его и выпрямился, удерживая хрупкое тельце на руках. — Это Бэкхён. Он очень самостоятельный. Думаю, того, что он сказал, достаточно. — Чонин кивнул в сторону красивого мальчика с задумчиво-печальными глазами. — Это Исин. От четвёртой жены. Она тоже была из Китая. — Опять актриса? — обречённо уточнил Хань. — Нет, певичка из кабаре, — пробурчал Сэхун. — Он терпеть её не мог, детская ревность, — прошептал Ханю на ухо Чонин, согрев кожу горячим выдохом. Хань едва не шарахнулся в сторону от неожиданности и от смешанного впечатления. — А это... — Чондэ. От пятой жены. Она была кореянкой. Вы развелись с ней четыре года назад. Кстати, Фань, Бэкхён, Исин и Чондэ очень голосистые, даже занимаются музыкой. Они могут спеть для тебя, хочешь? — После того, как закончит петь кто-то ещё, — поморщился Хань. Только тогда Чонин вспомнил об орущем Мёне и дрыхнущем Мине. — А, да. Близняшки. — Что? — опешили сразу все, потому что в планах Мён и Мин близняшками не были. — Близняшки Мён и Мин. От твоей последней, шестой, жены. Она их родила и сиганула с моста. — Почему? — вытаращил глаза Хань. — Потому что узнала, что ты гей и больше не можешь спать с женщинами. Идём! Чонин буквально втолкнул остолбеневшего «супруга» в спальню мелких, но его самого поймал за шиворот Чанёль и прошептал на ухо: — Близняшки? — Я забыл тот бред, что мы придумали про седьмую жену. Кроме того, они мелкие совсем, на рожах у них не написано, кому сколько лет, габариты одинаковые. Не паникуй, Ханни не похож на спеца по младенцам. Тут к Чонину протолкался Чондэ: — Папа, а у нас проблема. — Какая? — Учитель музыки. — Твою... — Чонин, а кто из них Мин, а кто Мён? — отвернулся от люльки с мелкими Хань. — Такие крохи... — Сэхун, Тао, помогите мамочке, — велел Чонин. — Их как раз надо кормить. Ханни, мы сейчас! И Чонин ловко захлопнул дверь, оставив в комнате Ханя под надзором «старших деток». — Учитель музыки... Чёрт, он же не видел тут Ханя никогда. И если Хань спросит его... — Хуже того, фото этого придурка мелькало в газетах. И по телевизору его ж показывали наверняка. Вдруг Кёнсу его узнает? — предположил Чанёль. — Надо убирать учителя музыки, — решительно подытожил сидевший у Чонина на руках Бэкхён. — Если не убрать, весь спектакль псу под хвост... — Что значит «убирать»? — заволновался Чанёль. — Дать чем-нибудь по башке, завернуть в одеяло и затолкать в подвал или на чердак, — вдруг предложил Исин. Фань задумчиво пощупал его лоб ладонью. — Вроде бы нет жара... — Я хочу, чтобы у меня была мамочка, — грустно пробормотал Исин. — Если дело только в учителе музыки... нафиг учителя музыки тогда. — Похвальная целеустремлённость, — признал Чонин. — Не надо давать учителю по башке. Надо что-то похитрее придумать... Кстати! Бэкхён уставился на него в ожидании продолжения. Вместо продолжения Чонин с подозрением осмотрел Чанёля. — Что? — заподозрил неладное тот. — Ничего. Ромео, ты ещё Ромео? Или завяли помидоры? — Он ещё Ромео, — сдал Чанёля Чондэ. — Он в ванной пялился на фото и делал что-то подозрительное. Что он там делал, я не рассмотрел, но на фото был учитель музыки. И когда учитель приходит, этот Ромео всегда за нами шпионит. Чонин заинтересованно осмотрел Чанёля ещё раз. Тот постепенно приобретал чудный малиновый оттенок, начиная с торчащих ушей. — Отлично. Когда Джульетта взойдёт на наше крыльцо... — Уже почти, — выглянув в окно, прокомментировал Чондэ. — Постучит в дверь, — невозмутимо продолжил Чонин, шагнув к лестнице. И все потопали следом. — Дверь Джульетте откроет Ромео. То есть, Чанёль. У нас цветы есть вообще? — Только кактус возле компа Сэхуна. Но, кажется, он загнулся, — пробормотал с досадой Фань и добавил: — Не Сэхун. Кактус. — Кактус не считается, надо с цветами. Чтобы красиво. — Так красивый был кактус, — обиженно надул губы Фань. — Цвёл так, что закачаешься. Правда, с-с-сука, стебучий. — Какой? — не понял Чонин. — Ну если вот кончиком пальца хоть разок тронешь, то к концу дня чесаться будешь весь — с головы до ног. Где-то неделю эти крошечные иголочки расползаются по всему телу. — Откуда ты знаешь? — Потрогал. Потом спросил у учителя в школе, что это за ерунда такая, и проверил в сети. Неделю или даже полторы. И хорошо, что тот кактус загнулся. Знал бы заранее, помыл бы руки сразу после того, как потрогал. Но я же не знал, потрогал щеку — она стала чесаться, потрогал подбородок — и он зачесался. — Не хочу знать, что ты не трогал, — перебил Фаня Бэкхён. — Что вручим Ромео, если цветов нет? — Вкусняшку? — предложил Чондэ, сгонявший в гостиную и притащивший блюдо с пирожками. — Он же сам готовил. А учитель тоже, вроде бы, кулинарией увлекается. — Точно! — подтвердил Бэкхён. — Я боюсь этих деток, — обречённо простонал Чанёль, когда Чондэ впихнул ему в руки блюдо с пирожками. — Уймись. Сейчас выйдешь, угостишь учителя и пригласишь на свидание... — Что? — Чанёль в ужасе уставился на Чонина. — Ничего. Уведи его куда-нибудь. Мне всё равно, куда. И мне всё равно, как ты это сделаешь, но через минуту его здесь быть не должно. — Но у него же урок! — А ты скажи, что детей скосила... скосила... — Чонин попытался вспомнить какую-нибудь детскую болезнь, не смог и подытожил: — Скажи, что детей скосило. Лежат с температурой, кашляют, уши заложены — заниматься музыкой никак не могут, короче. — И как ты себе... В дверь постучали, после чего Чонин немедленно повернул ручку и потянул на себя. Оставаясь под прикрытием двери, он выпустил ручку, ухватил Чанёля и толкнул вперёд, тот машинально сделал два шага и замер перед глазами учителя музыки, держа на вытянутых руках блюдо с пирожками. «Моя прелесть...» — намертво засело в голове у Чанёля. Сердце бешено колотилось, словно пыталось выпрыгнуть из груди. Всё остальное у Чанёля окаменело. Чонин покачал головой, отпустил Бэкхёна, сделал шаг к Чанёлю и, по-прежнему оставаясь под прикрытием двери, наподдал коленом под зад страдающему от немоты «Ромео», тот вылетел на крыльцо, едва не наступив Кёнсу на ногу. — Простите... Извините... Вы не ушиблись? Я такой неловкий! — тут же зачастил Чанёль. И Чонин с довольной улыбкой запер дверь. Бэкхён проскочил мимо и прижался ухом к замочной скважине. — Эй... — Ну интересно же! Чонин вздохнул, а через секунду сидел рядом с Бэкхёном и подслушивал. — А с чем пирожки? — О, сейчас я вам всё расскажу! — Восторженный голос Чанёля прекрасно было слышно даже внутри дома. — Обычно кладут какое-нибудь мясо, но это глупо. Чтобы было вкусно, надо брать в равных частях свинину, говядину, мясо птицы и рыбу. — Рыбу? — Да. Можно конину вместо рыбы, если есть. — Конину? — Да-да, это очень вкусно. Да вы пробуйте, не стесняйтесь. Мы можем сходить в один ресторан... Тут недалеко как раз. Сегодня у них мероприятие интересное. Они составили новое меню и поэкспериментировали с рецептами. Хотите? — А дети? У нас ведь занятие... — Детей скосило, они не могут сегодня заниматься. — Что, прямо всех скосило? — Поголовно. — А врача вызвали? Это же эпидемия какая-то, наверное... — Врач уже едет. Так вы пойдёте со мной в ресторан? — Ну... — Ну пожалуйста! Со мной никто не говорит о еде так, как вы! — Кто ж так на жалость давит? Пф... — Бэкхён смешно наморщил носик. — Всему учить надо... — Ну хорошо. Только вы так и пойдёте? С блюдом в руках и без куртки? — Вот чёрт... — Чонин торопливо отпер дверь и шагнул назад, увлекая за собой Бэкхёна. Предусмотрительно, ибо Чанёль так радостно влетел в дом, что их могло запросто зашибить дверью насмерть. Он сунул блюдо в руки Чонину, едва не натянул куртку Тао, спохватился, взял свою, попытался одновременно надеть куртку и жестами объяснить, что всё прошло удачно, что Кёнсу «о-го-го!» и вообще... — Да-да, иди уже, пока он тихо не улизнул, — брякнул Чонин с коварным умыслом. Чанёль побледнел и кинулся на крыльцо в том виде, в каком был. — Да не спешите так, у вас же куртка... А шарф? Повяжите обязательно, сегодня очень холодно... Бэкхён наигранно смахнул пот со лба. — Одной проблемой меньше. Интересно, мамочку ещё не прикончили орало и соня? — Кстати, да, — Фань, всё это время сидевший на нижней ступеньке лестницы, вскинул голову. — Тихо как-то. — Подозрительно. Жутко даже, — подтвердил выглянувший из гостиной Чондэ. Исин молча смотрел на Чонина с таким несчастным видом, что оставалось только стучаться головой в стенку и каяться во всех смертных грехах. — Ладно, идём к мамочке. Всей толпой они вломились в спальню мелких и полюбовались на идиллию: Хань сидел в кресле, а по нему ползали мелкие засранцы. Молча ползали. И даже Мин ползал, а не спал, как обычно. Чонин бочком придвинулся к Сэхуну и шёпотом уточнил: — Что тут у вас было? — Ничего. Ему просто захотелось взять одного на руки. Второй тоже попросился. Закончилось вот этим. Сам видишь. Хань вскинул голову, уставился на Чонина со странным подозрением и вдруг спросил: — Эти двое от какой по счёту жены? Чонин мысленно быстро загнул пальцы. — От шестой. — Угу. Знаешь, я вот чего никак понять не могу... Если я гей и живу с парнем теперь, то на кой чёрт я шесть раз женился? — Пять раз, — поправил Чонин, лихорадочно размышляя над ответом. — Об этом мы как-то не подумали, — выразительно проартикулировал ему губами Тао, повернувшись спиной к Ханю. — Но ты же сказал... — На шестой ты не был женат. Официально — не был. — А-а-а, мудро... Но тем не менее... Почему я связался с такой толпой женщин? — Понимаешь... — Чонин подошёл к нему, аккуратно отобрал малышей и отправил в колыбельку, — я не думал, что ты забудешь вообще всё. Хотя о чём я, мне и в голову не приходило, что ты память потеряешь. Мы с тобой встретились два года назад. До этого ты встречался... с другим парнем. — О? — Хань широко раскрыл глаза, узнав о себе так много нового. — О! — с одобрением воскликнул Тао. — Ого, — с непередаваемым выражением «а он не промах» протянул Сэхун. — В пять обед, не мешает накрыть на стол и подготовиться, а мне надо поговорить с мамочкой. Брысь! Дети мигом удалились и бесшумно прикрыли за собой дверь, хотя Чонин мог поспорить на что угодно — подслушивали сейчас все поголовно, кроме Чанёля. — Так вот, — Чонин присел на подлокотник кресла и поймал ладонь Ханя, накрыл своей — горячей, — у тебя раньше был парень, который мечтал о большой семье. — Э... а он сам не мог наделать себе детей? Чонин в мыслях старательно пытался отлепить ладонь от собственного лица, а вслух же продолжал от души сочинять. — Нет, не мог. То есть, он тебе подходил, у вас было всё хорошо, но его семя не давало потомства. Не знаю, почему, ты мне не рассказывал подробностей. Говорил лишь, что ты любил его, поэтому... — Поэтому заводил детей налево и направо? Боюсь спросить... — Десять. — Что? — Он хотел десять детей, но бросил тебя незадолго до рождения Мёна и Мина. — О... — Потом мы с тобой встретились. — Ага... И тебя не отпугнул выводок в восемь штук? — недоверчиво уточнил Хань. — Ну... ты не сразу мне сказал, что их восемь. А потом было уже поздно... — Чонин чуть нахмурился и провёл кончиком пальца по светлой коже на тыльной стороне ладони Ханя. — Почему поздно? — тихим голосом уточнил Хань, завороженно глядя на смуглый палец, рисующий узоры на его ладони. «Господи, как сказать-то? Нельзя же даже в таком врать...» — Потому что... я уже не мог тебя отпустить. — Чонин с облегчением перевёл дух — выкрутился. — Можно тебя попросить кое о чём? — неожиданно спросил Хань. — О чём? — Чонин с удивлением посмотрел на него. — Поцелуй меня... Сначала раздался грохот, затем душераздирающий вопль Мёна, а после распахнулась дверь. Все уставились на сидящего на полу Чонина — он сердито растирал ушибленные при падении локоть и бедро. — Ну что? Просто упал! Кто-нибудь, займитесь этой волынкой, — он кивнул на орущего Мёна, выдернул из кресла Ханя и поволок за собой в коридор. — Нам надо поговорить! — Хён, но это наша с Тао комната! — возмутился Сэхун. Чонин и слушать не стал, вломился вместе с Ханем в комнату Сэхуна и Тао и захлопнул дверь. Отчётливо прозвучал скрежет замка в скважине. — Теперь фиг подслушаем... — поскучнел Бэкхён. — Почему? — удивился Исин. — Потому что два этих умника переделали дверь. Она теперь толстая из-за всобаченного между планками матраса. Глушит все звуки. И если вытолкнуть чем-нибудь ключ, мы всё равно ничего не увидим — они там кусок кожи поверх скважины прибили. Сэхун вперил в Бэкхёна мрачный взгляд. — Ну а что? Легко же догадаться. Поначалу всё было отлично слышно по ночам. Да и видно временами... Тао попытался отвесить Бэкхёну подзатыльник, но тот ловко увернулся и пощекотал бок Мёна, заставив его заорать ещё громче и интенсивнее. ☆ Хань невольно отшатнулся к столу у окна, когда Чонин запер дверь и повернулся к нему. — Что... такое? — озадаченно спросил он. — Ничего. — Чонин сделал пару шагов и остановился настолько близко, что Хань машинально нашарил рукой край стола и чуть отклонился, потому что отступать уже было некуда. — Ты... твоя просьба... Чёрт!.. Хань с изумлением смотрел, как Чонин проводил ладонью по лицу и в сомнении кусал губы. — Просто... ты ведь ничего не помнишь, так? Я думал, что тебе нужно время, чтобы... — По-моему, я куда быстрее вспомню, если буду жить в прежнем ритме, разве нет? — Хань недоумевал, поскольку такой расклад казался ему самому логичным. — Тем более, чувства существуют вне памяти. Кажется. Если ты меня поцелуешь, мне легче будет вспомнить. У Чонина медленно поползли вверх брови. — У тебя иная теория? — хмыкнул Хань, пытливо разглядывая каждую чёрточку на смуглом лице. Он медленно протянул руку и кончиком пальца повторил резкую линию от виска по скуле и щеке к подбородку, погладил мускульный дефект в виде косой бороздки на подбородке слева. Справа был такой же, но чуть менее заметный. Они вместе напоминали латинскую V на подбородке, если смотреть прямо в лицо Чонину. Мускульный дефект. И ещё один — в виде ямочки на подбородке. — Недостаток развития соединительной ткани, — пробормотал Хань, обводя ямочку кончиком пальца. — Что? — Чонин сжал его запястье, но Хань высвободил руку и вновь прикоснулся к твёрдому подбородку. — Так считают медики. Они считают, что это, — Хань легонько надавил указательным пальцем на ямочку, — недостаток развития соединительной ткани. Как и это... Он осторожно тронул косую бороздку справа, потом слева. — И что из этого? — нахмурился Чонин, в его глазах застыло непонимание. — В Китае считается, что человек с такой ямочкой на подбородке обладает сильной волей, решительностью, бурным темпераментом и любит действовать. А ещё такой человек чистый и всегда доброжелательный. — Вот как?.. — Если Чонин и пытался скрыть растерянность, то ни черта у него не получалось. — Чем заметнее ямочка, тем более целеустремлённый и настойчивый этот человек... Но иногда такая ямочка говорит о хитрости, упрямстве, двуличности, изворотливости и коварстве. — Хань выдержал паузу и кончиком пальца медленно провёл по подбородку Чонина. — О чём же она говорит в твоём случае? Чонин выдержал его пристальный взгляд, потом левый уголок его рта немного приподнялся в кривой усмешке. — Ты сам как думаешь? Хань невольно облизнул губы, потому что Чонин уже пялился именно на них. Ну да, просьбу о поцелуе помнили оба. Хань ещё чуть отклонился назад и нашарил второй рукой край стола. — Мне кажется... — Да? — Кажется... что пополам, — пробормотал Хань, поражаясь тому, как стремительно сокращается расстояние между их губами. — Упрямый, добрый, решительный, но очень... — Очень? Хань медленно закрыл глаза, ощутив тепло чужого дыхания на собственных губах. Он сам этого хотел, теперь глупо отбиваться и требовать неприкосновенности. И он надеялся всем сердцем, что сможет вспомнить хоть что-то о себе. Кроме того, мысль о поцелуе — и даже большем — с парнем не вызывала в нём ни отвращения, ни смущения. Значит... — Очень... — прошептал Хань и вздрогнул от невесомого лёгкого прикосновения, но договорил: — ...хитрый. Чонин поймал его нижнюю губу, мягко согрел, кончиком языка провёл по верхней за миг до того, как позволил себе сделать поцелуй глубже. И Хань не удержался от тихого стона, ощутив горячие пальцы, запутавшиеся в волосах у него на затылке. Чонин бросил другую руку ему на спину, притянул к себе за пояс и одновременно заставил сильнее отклониться назад. Ещё немного — и Хань улёгся бы на стол, как на кровать. Сначала он цеплялся за плечи, шею Чонина, грел ладони о твёрдые скулы, а потом пытался нашарить руками дополнительную опору за спиной. Хань ничего не вспомнил, зато осознал, что целоваться с Чонином ему нравится. И нравится так сильно, что он не хотел останавливаться — не сейчас хотя бы. Однако... — Ой... — Хань отдёрнул руку, наткнувшуюся на что-то мягкое и мохнатое. — Что... — Укололо... — Хань озадаченно осмотрел пальцы, не увидел никаких ранок и развернулся к столу. Компьютер, книги, маленький горшок с каким-то почти неживым растением, мохнатым. Хань зашипел от неожиданности, когда вдруг возникло такое ощущение, будто в пальцы вцепилась зубами сотня крошечных демонов и принялась яростно грызть кожу. — Что за... Он не выдержал и почесал ладонь пальцами другой руки. — Чёрт, как чешется-то... Чонин озадаченно смотрел то на него, то на стол. Затем уставился на горшочек с мохнатым растением. Хань яростно почесал обе ладони, застонал и бросил их к губам, чтобы почесать зубами или просто покусать слегка, обычно это помогало, если что-то сильно чесалось. — Нет, стой! Чонин не успел, и через минуту Хань пытался почесать ногтями язык и губы. — Это кактус... — Чонин испуганно пялился на собственную ладонь, которой ухватился за руку Ханя в попытке остановить. Ещё через минуту они чесались оба. — Необычный кактус. — Хорошо, что мы не успели дойти до минета, — пробормотал Хань, яростно скребущий свитер на груди. — Получилось бы... — Получится. Когда колючки туда доберутся, — «утешил» его Чонин. — Они сами расползаются по телу. Просто если дотронуться, это происходит быстрее. Сами они дольше. — Откуда ты знаешь? — Фань рассказал. — А ему верить вообще можно? — Ну... мне он не стал бы врать. Почеши под правой лопаткой, а? — Тут? — Хань потыкал пальцем в спину Чонина. — Уже можно и тут... — Давай в душ, а? Вдруг поможет? Или колючки от воды могут корни пустить? — Не думаю... Вряд ли бы тогда такие цветочки продавали в магазинах свободно. Они вывалились из комнаты и едва не свалились на дежуривших под дверью мелких. — Эй, на стол накрыть в пять, — напомнил им Чонин, ухватил продолжавшего чесаться Ханя и потащил в свою комнату. Они там и заперлись, после чего перебрались в ванную. Кое-как устроились вместе с тесной железной ёмкости и принялись драить друг друга жёсткими губками в надежде смыть к чертям все колючки с кожи. — У-у-у... — провыл тихонько Хань и поскоблил ногтями шею. — Когда же это закончится? — Через неделю. В теории. — Чонин запрокинул голову и принялся чесать под подбородком, потом переключился на левое ухо. — А хорошая пытка... — Издеваешься? — Даже не думал... А что? Хань отвлёкся от почёсывания колена под водой и посмотрел на Чонина, насторожился, заприметив хитрый прищур. Чонин перестал чесать себя за ухом и поманил его пальцем. С опаской Хань отодвинулся подальше и помотал головой. — Иди сюда. — Неа. — Ханни... Чонин так это произнёс, что Хань на миг отключился от реальности, а потом стало поздно — Чонин ухватил его за руку и подтащил к себе, и спустя минуту Хань сидел у него на коленях, едва заметно подрагивая от прикосновений горячих ладоней к спине и бёдрам. — Что ты делаешь? — пробормотал он, уставившись на полные губы Чонина. — Понятия не имею... — так же тихо ответили ему. — Тебе нравится? — Понятия не имею, — передразнил Чонина Хань, — мы же не знаем оба, что ты делаешь. Когда узнаем, тогда я смогу сказать, нравится мне или... Продолжение затерялось в поцелуе. Недолгом. Хань с сожалением отстранился, облизнулся, после — рассматривал с минуту чётко очерченные губы Чонина и думал, что они лгут. Лгут о мягкости и податливости — на вид. На самом деле они упругие до твёрдости и сухие, чуть шершавые. — Как мы встретились? Чонин явно хотел что-то сказать, но передумал. — В первый раз? — после неловкой паузы уточнил он. Хань кивнул, поморщился и поскрёб пятернёй левый бок. — Ну... Я подрабатывал в клубе. И ты пришёл туда ночью. Как раз зимой, в декабре. — И? — Хань поскрёб теперь правый бок. — Был номер с танцем и раздеванием, ты предложил самую большую сумму и выиграл ужин со мной. — Ты... — Хань даже перестал чесаться. — Ты стриптизёр? — Э... не совсем. Танцор. Просто когда совсем туго с деньгами... — Нет-нет-нет! — Хань даже головой помотал. — Ты больше не раздеваешься перед публикой, так? — Ну... — Если я узнаю, что ты продолжаешь это делать... Договорить ему не дали. Сначала Хань пытался вывернуться из рук Чонина, но потом передумал. Ему действительно нравилось тонуть в горячих поцелуях, сладких... похожих на мёд. И точно так же сильно нравилось ощущать губы Чонина на своём теле: на шее, на груди, на плечах. Зуд от колючек терялся в откровенных ласках. И первое, и второе одинаково сильно жгли кожу. Разобрать, что же сводило с ума больше, Хань не мог. И они с Чонином одновременно застыли, ухватившись за плечи друг друга. Хань зажмурился, потому что прекрасно понимал, что именно прижимается к внутренней стороне его бедра. И что упирается Чонину в живот. Хань втянул в себя воздух сквозь зубы, едва Чонин обхватил ладонью его член, но не растерялся и ответил тем же. Через несколько жалких минут вода из ванны выплёскивалась на пол, а они исступлённо целовались, стремясь как можно быстрее довести друг друга до разрядки. Когда они выбрались из ванны, едва не шлёпнулись на пол из-за обилия воды на полу — ноги скользили. Пришлось убить время на приведение помещения в порядок. В гостиную они спустились на двадцать минут позже назначенного срока. Дети чинно сидели за столом и молча пялились на них. — Гм... — неловко начал Сэхун. — Мы до сих пор не помыли Бэкхёна, — брякнул от отчаяния Тао и зашипел от боли, потому что Бэкхён немедленно пнул его под столом. — Помоем после того, как поедим, — пожал плечами Чонин и отодвинул стул для Ханя, жестом предложил присесть. Хань чувствовал себя несколько странно, тем не менее, на стул сел. И Чонин чуть придвинул стул к столу, чтобы Ханю было удобнее, сам же после сел рядом. — Ромео ещё не вернулся? — негромко спросил он у сидевшего справа Сэхуна. — Неа. А чем вы занимались так долго? — Не твоё дело. — И Чонин спросил уже налево: — Как тебе лапша? — Так спрашиваешь, как будто собственными руками приготовил, — пробормотал Хань. — Ну что ты, я не умею готовить. — И опять направо: — А ты звонил ему? — Ещё чего! Пусть гуляет подольше, зачем дёргать? Первое свидание всё-таки. Только не говори, что ты его уже завалил. — Как ты мог такое обо мне подумать? — А где Чанёль? — прозвучало слева. — На свидание ушёл. — О тебе только такое и остаётся думать, — прошипел справа Сэхун. — К тому же, я этого хочу. — Я не собираюсь делать что-то только потому, что ты этого хочешь, — отрезал шёпотом Чонин. — Эй, хён, но ты же собирался отомстить за меня! — Тебе не кажется, что ты уже отомщён? Его ограбили, дали по башке, он ничего не помнит и у нас в руках. Я уже молчу о снимках. — Вот именно, эти снимки... — О чём вы всё время там шушукаетесь? — недовольно вопросил Хань, демонстративно чуть повысив голос. — Сэхун-и волновался из-за кактуса. Я пытался объяснить, что шанс спасти растение ещё есть, — невозмутимо выдал Ханю подходящую версию Чонин. Бэкхён наклонился к Чондэ и поделился тихонько впечатлениями: — Врёт, как дышит. Высший пилотаж. — Страшный человек, — согласился Чондэ. — Маму жаль. — Почему жаль? — заволновался Исин. — Потому что как ангел. Папочка рядом с мамой похож на чудовище, только почему-то этот контраст такой красивый... — Папочка вовсе не чудовище! — немедленно расфырчался Бэкхён. От обиды у него на глазах даже слёзы заблестели. — Он самый... самый замечательный! — А кто-то с этим спорил? — флегматично уточнил Фань. — Угу, самое замечательное чудовище на свете. — Ты!.. Тао показал детворе кулак и попытался изобразить категоричность требования тишины в лицах, в результате невольно стал причиной громкого хохота. ☆ Настало чёрное время для Бэкхёна, когда его приволок в ванную Тао и буквально бросил в воду. Бэкхён ругался, кричал, царапался и кусался, пытаясь вновь обрести свободу, удрать подальше и спрятаться где-нибудь, пока у окружающих не пропадёт желание его помыть. — Перестань, тебя не мыли уже неделю, но это максимум. — Сэхун попытался чуть притопить Бэкхёна, за что и поплатился — на его предплечье остались следы от зубов. — Он меня укусил! — Вот ещё, подумаешь, он всех кусает, — отмахнулся Чонин. Он как раз пришёл и принёс полотенце и бутылку с жидким мылом. — А пусть перестанет. Больно же! И что за идиотская боязнь помывки? Можно подумать, его тут мучить собираются. — Вот именно! Папочка! Пусть он уйдёт! — Почему? — Чонин потрогал влажные волосы Бэкхёна и поставил пару прядей забавно торчащими «рожками». — Я стесняюсь, — надулся Бэкхён. — Правда, что ли? Ладно, Сэхун, свистни мамочку и ступай... гм... к Тао. — Угу, ты только не забудь, что тебе через два часа на работу, — напомнил Сэхун. — А ты попробуй позвонить Ромео и узнать, придёт ли он вообще домой сегодня. Когда в ванную заглянул Хань, Бэкхён скомочился в воде, обхватил себя за плечи руками и устроил настоящий концерт. Нервы он всем вымотал изрядно, но от помывки его это не спасло. Потом Чонин завернул его в пушистое полотенце, взял на руки и унёс в спальню. Чонин вернулся минут через пятнадцать, но даже этого хватило, чтобы вымотанный Хань уснул. Чонин опустился на пол, скрестил ноги и пристроил локоть на краю дивана, чтобы чуть наклониться к Ханю и лучше видеть его лицо. — Да уж, мамочка похож на ребёнка больше, чем на мамочку, — неожиданно прозвучал над головой Чонина голос Тао. — Когда спит, сущий ангелочек. — Если Сэхун тебя услышит... — Уже услышал, — мрачно проворчал упомянутый Сэхун, подошёл к Тао и толкнул его плечом. — И мне не нравится всё это. Давайте просто скажем ему, кто он такой, какую сделал мерзость, покажем фото и стрясём возмещение. Чтобы тебе не нужно было торчать в праздничные дни в клубе и раздеваться перед толпой этих... Это ведь он виноват, — Сэхун коротким движением подбородка указал на спящего Ханя. Чонин пару минут смотрел на лицо с тонкими и изысканными чертами, потом вздохнул и тихо поинтересовался: — А почему он распустил отдел? — Что? — Почему он распустил отдел? По какой причине? — Откуда я знаю? — Ладно, что ты вообще о нём знаешь? О его семье? Он женат? Дети есть? Родители? Братья или сёстры? — Э... — Сэхун растерялся от неожиданности. — Он единственный ребёнок в семье. Был женат, брак устроили родители — по расчёту, но они с женой разошлись почти сразу после свадьбы, и месяца вместе не протянули. Детей нет. Это всё, что я знаю. — Давно с женой разошлись? — Ну... да. Брак устроили, когда ему было... двадцать пять, кажется. — Чудно. Но он с кем-то встречался. С парнем. С кем? — Откуда мне знать? — возмутился Сэхун. — И какая вообще разница? Он распустил отдел перед Рождеством. Это он тут свинья, с него и спрашивай, а не сохни по нему... Сэхун осёкся под тяжёлым взглядом Чонина, и Тао увёл его из комнаты, решив, что пока лучше не накалять обстановку. Правда, сам Тао скоро вернулся. — По поводу Ромео... — М? — Чонин задумчиво кивнул, продолжая смотреть на спящего Ханя. — Ну, мы так и не дозвонились до него. — Гм? — Совсем. И тогда мы решили позвонить Кёнсу. Чонин одобрительно мотнул головой, протянул руку и аккуратно отвёл мягкие волосы со лба Ханя. — Ну и... видимо, мы не ко времени позвонили. Скорее всего, сработал автоответ, а там такие звуки подозрительные, хён. Чонин тихо фыркнул. — Намекаешь, что сегодня ночью Чанёля можно домой не ждать? — Вроде того. А тебе не мешало бы собираться на работу. — Присмотрите тут за Ханни. Только не говорите ему, где я работаю, ладно? Чонин надел куртку и поискал взглядом шарф. Кто-то похлопал его по спине. Он обернулся и хмыкнул, взъерошил ладонью волосы Исина и опустился на колено, чтобы быть примерно на одном уровне с мальчиком. — Ты чего тут бродишь? Исин шмыгнул носом, накинул ему на шею тёплый шарф и неловко принялся завязывать. — Рождество. Завтра. — Я знаю, — тихо отозвался Чонин. — Ты ведь останешься завтра дома и никуда не уйдёшь? Врать не хотелось, поэтому он молчал. Детские пальчики возились с шарфом: кое-как затянули узел и расправили концы шарфа. — Не надо покупать подарки, просто никуда не уходи, ладно? Мне хочется встретить хоть одно Рождество вместе. Чтобы все были вместе в полночь. Просто вместе. И мамочка тоже — мамочка мне нравится. Так ты останешься? — Исин перевёл взгляд с шарфа на лицо Чонина, вздохнул и порывисто обнял. Чонин медленно гладил Исина по голове и не представлял, что он мог вообще сказать. Дело было не в подарках, а просто в деньгах. Чанёль и сам Чонин могли бы и без денег пережить Рождество — опыт у них имелся, но когда речь заходила о детях, это не работало. На детей деньги нужны так или иначе, пусть даже эти дети какое-то время провели на улице и великолепно знали, что такое голод и холод, пусть даже эти дети намного сильнее, чем кажутся, и привыкли к лишениям. Всё равно они оставались — прежде всего — детьми. И нельзя отнимать у них оставшиеся осколки детства и веры. — Ты останешься? — тихо повторил уже дрогнувшим голосом Исин. Наверное, уже догадывался, что услышит в ответ. Чонин закусил губу и всё же покривил душой, когда пробормотал: — Посмотрим. Присматривай тут за всеми. Он нашарил на полке перчатки Сэхуна и выскочил за дверь. Исин обречённо понурился и побрёл к лестнице, но замер, различив в тени знакомый силуэт. — Поможешь кое с чем разобраться? — Красивая улыбка располагала, поэтому, немного подумав, Исин кивнул. ☆ В перерывах между выступлениями Чонин пытался дозвониться до Чанёля. Наконец чёртов Ромео соизволил ответить. — Ты жив? — мрачно поинтересовался Чонин. — Э... вроде бы. А не должен? — Это я у тебя спросить хотел. Где ты прикопал труп учителя музыки? — Нигде. Он тебе привет передаёт. — Ого... Тогда передай и ему. От меня. Ты где вообще? И собираешься домой? — Наверное. Слушай, тут такое дело... — Чанёль замялся, а Чонин обеспокоенно посмотрел на часы — до нового выступления оставалось всего несколько минут. — Понимаешь, я хочу взять отгул на Рождество. И пригласить Кёнсу к нам. Что скажешь? Конечно, стоило бы предупредить заранее, но тут всё так внезапно получилось, и... — То есть, он тебя не удавил, когда понял, что у тебя виды на него? И ты уже начал подбивать к нему клинья? — Ну... что-то вроде. Я случайно на него упал и... случилось страшное. — Ещё бы — такая туша обрушилась... Его положили в больницу на пару месяцев с кучей переломов? — Нет, ещё хуже. — Он весь — один сплошной гипс? — Ещё хуже! — Гм... Он в коме? — Намного хуже! — Моя фантазия приказала долго жить. Что случилось? — Ну... — в трубке повисла пугающая пауза, потом прозвучал долгий выдох, и Чанёль с отчаянием отбарабанил: — яегопоцеловал! — Что? — Я его поцеловал! — И только-то? — Что значит «и только-то»? Я до сих пор в шоке и отойти не могу! Я ж прикоснулся к... прямо в губы, а там эти губы... а тут я... и ещё... и вообще... а-ы-ы... — Стоп, — притормозил Чанёля Чонин. Обычно это работало. — Бери отгул на Рождество и приводи своё счастье. Теперь медленно сделай вдох и ещё медленнее выдох. Успокоился? — Ага-а-а... — Отлично. А теперь, Ромео чёртов, бери ноги в руки и дуй домой, потому что дети там одни сидят. Если надо, хватай в руки и своего учителя музыки — мне наплевать, но чтобы в доме кто-то был. Желательно, адекватный. — Чонин выдержал паузу и уточнил: — Ты всё понял, экс-мамочка? — Да! — сердито прорычал Чанёль и отключился. Чонин с невольной улыбкой отложил телефон, взглянул на часы и тихо выругался. Пора. ☆ Просыпаться очень не хотелось, но тёплые и влажные прикосновения к губам дразнили обещанием удовольствия. Лёгкий поцелуй, нежный и быстрый, ещё один и ещё. Чонин на миг поймал нижнюю губу и кончиком языка тронул маленький шрам чуть ниже. Лениво приоткрыл глаза и наткнулся на улыбку, похожую на маленькую версию солнышка, невольно улыбнулся в ответ. — Что ты тут делаешь? — Когда он вернулся, Хань спал на диване, заботливо укутанный детишками в пару одеял. — Не будь жадиной, у тебя здоровенная кровать. Чонин подумал о снимках и о том, как недавно Хань смотрелся на этой большой кровати. Прохладный палец осторожно тронул его скулу. И Хань снова улыбнулся. — Красиво смущаешься. — И вовсе не... — Чонин осёкся, потому что уже горели не только скулы, но и уши. — Да-да, конечно. — Хань придвинулся ближе к нему и пристроил сложенные руки на его груди. И только тогда до Чонина дошло, что они оба лежат на его кровати, без одежды и под одним одеялом. — Что ты делаешь? — Тебе не кажется, что это самый глупый вопрос, какой только можно задать в подобной ситуации? — Пофиг, мне намного интереснее услышать ответ. Вдруг он претендует на гениальность? — Я нашёл много книг. Здесь. Это все твои? — Ты залез голым ко мне в постель только для того, чтобы спросить об этом? — Нет, это... гм... прелюдия. — Прелюдия? — Ага. Самая эрогенная часть тела мужчины — это... — Ну-ну? — ...его мозг. Так что с книжками? — Хань чуть склонил голову к плечу и кончиком пальца мучительно медленно обвёл тёмный — почти чёрный — сосок. Причём сделал это с таким видом, будто это совершенно нормальное явление. Чонин заставил себя спокойно лежать на месте и не обращать внимания на неожиданную ласку. — Да, мои, тебе легче? — Ты странно себя ведёшь, — пробормотал Хань и задел вершинку соска ногтем — Чонин всё-таки вздрогнул. — Особенно в ключе брака, который длится уже год. Хань целую минуту пялился на его закушенную губу, потом смело провёл пальцами по шее, погладил прохладной ладонью левое плечо и неожиданно наклонился, чтобы накрыть ноющий от возбуждения сосок губами. Чонин зажмурился, затем оттолкнул Ханя, опрокинул на простыни и навис над ним, рассматривая его безупречное лицо. Хрипло спросил ещё раз: — Что ты делаешь? — Разве не очевидно? — Хань закинул руки за голову и немного выгнулся, на секунду прижавшись к Чонину всем телом. — Соблазняю тебя. Чонин немного растерянно шарил взглядом по его телу, убеждаясь лишний раз в изысканности сложения, необъяснимом изяществе, и пытался мыслить трезво и здраво. Слишком уж далеко зашёл этот розыгрыш, ведь ему и полагалось быть просто розыгрышем, небольшим наказанием за проступок. Чонин не собирался спать с Ханем по-настоящему, но почему-то дело неумолимо шло именно к этому. Можно свалить вину на вообразившего себя секс-машиной Ханя, конечно, но Чонин не любил лгать самому себе — он хотел этого не меньше, чем Хань. Быть может, даже больше. — Я не нашёл кольцо. — Что? — Вопрос оказался настолько внезапным, что выбил все мысли из головы Чонина. — Ну, мы же женаты, так? Должно быть хотя бы одно кольцо — у меня. У тебя колец нет, и я не нашёл своё. Или оно было с бриллиантом, и его украли грабители? Чонин обречённо прикрыл глаза — он устал сочинять убедительные истории без конца. — Колец не было. Бриллианты мне не по карману, прости. И ты лучше бриллиантов. — Так уж и не по карману... Чонин, не отпуская взгляд Ханя, медленно наклонил голову и тронул губами аккуратный подбородок, выдохнул, потревожив теплом светлую кожу: — Беднее меня только церковная мышь. Тебя это огорчает? — Нет... Кожа Ханя под пальцами сводила с ума приятной прохладой, и Чонину так не хотелось убирать руки и останавливаться. Дело даже не в том, что он ни с кем не встречался больше года, а в том, что он желал получить именно Ханя и именно сейчас. Хань поражал воображение не только тем, что не выглядел на свой возраст, но и тем, насколько необычным он был. Чонин встречался и с хрупкими, и с крепкими парнями, но ни один из них не мог похвастать грацией и изысканностью Ханя, неповторимым внутренним равновесием... Хань прикоснулся ладонью к его бедру, вызвав лёгкую дрожь, погладил и мягко потянул к себе, словно предлагая прижаться плотно и потереться. Чонин закусил губу и подумал, что один раз они, наверное, могут себе это позволить. Хань ничего не помнил и верил, что Чонин ему не чужой, и именно это, с точки зрения Чонина, всё портило. Память ведь вернётся к Ханю, когда-нибудь. И что будет тогда? Чонин не намеревался играть чужими чувствами, лишь хотел слегка проучить человека, причинившего его близким кучу проблем, но теперь... Хань оплёл руками его шею и уставился прямо в глаза — ничего не говорил и ничего больше не делал, лишь пристально смотрел и ждал. Чонин медленно перевёл взгляд на розовые губы и слабо улыбнулся, когда Хань быстро облизнул их, на миг дразняще продемонстрировав кончик языка. Ладно, они оба этого хотели... Хань зарылся пальцами в его волосы во время полноценного долгого поцелуя, сильнее прижался всем телом, заставляя растеряться от желания получить сразу каждый кусочек. Чонин плавно опустился на Ханя, чтобы не придавить его своей тяжестью, просунул колено между ног, второе и провёл ладонью от середины бедра к паху. Он улыбнулся, потому что Хань принялся гладить его лицо кончиками пальцев. И Чонин через минуту сам прикоснулся ладонью к лицу Ханя в ответ: осторожно водил по коже, наслаждаясь её гладкостью, повторял тонкие линии, гладил кончик носа, заставляя Ханя забавно морщиться и сердито мотать головой. Чонин не выдержал и тихо рассмеялся из-за очередной попытки Ханя спасти свой нос от щекотной ласки и реакции на касание. — Перестань! — Хань сердито огрел его подушкой по голове и упёрся ладонью в грудь. — Может, ты всё-таки сделаешь это? — Что именно? — Чонин не удержался и снова потрогал кончик носа Ханя, чем спровоцировал короткую потасовку с участием подушки, одеяла и откуда-то взявшихся синих трусов с аппликацией пальмы на заднице. Из трусов выпали тюбик и серебристый квадратик с зазывно краснеющей на нём клубничкой. Чонин и Хань уставились на клубничку, позабыв, что они вроде как душили друг друга секунду назад. — Скажешь что-нибудь — сдохнешь, — тихо предупредил Хань с мрачным видом. — Ничего не скажу, ты умничка. Но клубничка? Из запасов Тао? — Ну всё!.. Одеяло улетело в один угол, подушка — в другой, трусы полетать не смогли, потому что Хань вцепился в них мёртвой хваткой, но потом отпустил их так внезапно, что Чонин едва не свалился с кровати, немного побалансировал на краю и упал на Ханя. Тот чуть поморщился и прошептал: — Я устал ждать. — Сам виноват. — Уж конечно... — Ещё подерёмся? — Нет уж, пока достаточно. Ты собираешься... э... — Угу. — Надеюсь, не в следующей жизни? — ядовито уточнил Хань и нашарил рукой квадратик с презервативом. — Я бы и в этой, и в следующей, и... — Чонин прикусил язык, но поздно — уже сболтнул лишнее. — Да? А по тебе и не скажешь... — Хань толкнул его в грудь, свалил на простыни и решительно провёл ладонью от груди к низу живота, накрыл член и мягко обхватил его. Чонин пристально смотрел на него, стараясь не замечать собственные реакции на действия Ханя. И это было чертовски сложно сделать, когда по члену заскользили соблазнительно розовые губы. Одновременно Хань доставал из упаковки презерватив. Хань выпрямился через минуту, аккуратно взял презерватив в рот и вновь наклонился. И вот тогда Чонин уже зажмурился, потому что вынести такое никто не смог бы спокойно. Во рту Ханя резиновое изделие превращалось в изысканную секс-игрушку: оно плотно прилегало к члену, словно мокрый шёлк, одаривая приятными ощущениями, и через этот «шёлк» жар и теснота рта Ханя чувствовались совсем по-другому, не так, как прежде — иногда острее, а иногда мягче. После Хань взял тюбик и выдавил на ладонь смазку, только вместо того, чтобы распределить смазку по члену Чонина, он подтянул колени к груди и откинулся немного назад, плавно развёл ноги в стороны, позволив Чонину посмотреть на него, увидеть полностью открытым. Чонин и смотрел. Зачарованно. И убеждался снова и снова, насколько Хань идеален от макушки до пяток. Он затаил дыхание, едва Хань прикоснулся к себе. Любовался, как Хань пальцем ведёт по нежной коже у входа, обводит нарочито медленно, будоража воображение и испытывая терпение Чонина на прочность. Заодно проверили, как долго Чонин мог обходиться без воздуха. По крайней мере, вдох он сделал тогда лишь, когда Хань ввёл в себя палец на две фаланги. Чонин нервно облизнул губы, не зная, куда ему смотреть: то ли на лицо Ханя, то ли на грешную игру пальцев меж разведённых ног. И он едва не застонал, осознав, что Хань вводит в себя уже два пальца. Неожиданно Хань убрал пальцы и почти скатился с кровати. Ошарашенный столь резкой сменой поведения Чонин едва успел поймать его за лодыжку и подтащить к себе. — Пусти! — забился в руках Чонина Хань, отталкивая с силой, всерьёз. Жестоко, если учесть, что он тут творил минуту назад. С воображением Чонина. — Не могу... — выдохнул после поцелуя Чонин, отвёл ногу Ханя в сторону и чуть вверх и зажал ему рот ладонью. Наверное, не стоило так спешить, но Чонин не хотел, чтобы Хань сбежал или передумал. Он вошёл в Ханя резким движением, причинив если не боль, то неудобство. Отпустив ногу Ханя, ласково гладил его по тёплой щеке и не двигался, позволяя привыкнуть к себе. И сходя с ума от внутреннего жара, от пульсации мышц, от дрожи Ханя. Наклонив голову, он прикоснулся к шее Ханя губами, согрел несколькими тёплыми поцелуями, лизнул пострадавшую накануне мочку уха, чуть приподнялся и вновь склонился, но уже к груди. Кончиком языка он оставлял влажные следы на светлой коже, чтобы потом подуть на них и ошеломить приятным контрастом от тепла к прохладе и обратно. С тихим стоном Хань прикрыл глаза и коснулся пальцами бёдер Чонина, словно бы удерживая пока на месте, не позволяя всё ещё двигаться в нём. Чонин терпеливо целовал кожу вокруг напряжённых сосков, но тревожил их пока лишь дыханием, потом пару раз задел губами вершинки. Когда же прикоснулся пальцами и слегка потёр, Хань содрогнулся всем телом и сильнее прижался к нему. Чонин слабо улыбнулся, крепко сжал сосок пальцами и медленно повернул руку, дожидаясь нового глухого стона. Обхватив Ханя, притянув к себе ещё ближе, он начал двигаться плавно и размеренно, осыпая поцелуями шею и ключицы. Но этого им хватило лишь на время. — Ещё... — выдохнул после очередного толчка Хань и запрокинул голову, вцепившись пальцами в плечи Чонина крепче. Теперь с каждым движением Чонин почти полностью выходил из желанного тела, чтобы оказаться внутри с новым сильным толчком, проникнуть глубже — достаточно, чтобы Хань задыхался от вспышек чистого удовольствия. Снова и опять. Пока у обоих оставались силы и желание если и не слиться воедино телами, то хотя бы раствориться вместе в схожих эмоциях, пережить на двоих нечто ослепительно яркое... Когда огонь угас, оба вытянулись на смятых и влажных от их пота простынях. Тишину разбивало сдвоенное неровное хриплое дыхание. Минут через пять Хань смог сесть, обхватить себя руками за плечи и поёжиться. Он проскользил взглядом по смуглому телу, прикоснулся ладонью к бедру и рассеянно подумал, что не заметил, как Чонин избавился от защиты. Чонин наблюдал за ним из-под полуопущенных ресниц и всё ещё пытался привести дыхание в норму. Хань прилёг рядом и провёл невидимую линию на плече Чонина. Потом неожиданно он заявил всё ещё хриплым от желания голосом: — Мы никогда раньше с тобой этим не занимались, это я могу сказать точно. Чонин закусил губу и промолчал. Ну а что он мог на это ответить? Ведь Хань правду сказал — они никогда раньше... Он вздрогнул, потому что Хань осторожно взял его за руку и принялся водить по ней губами. Эти прикосновения отзывались сладкой истомой в груди. Чонин невольно прикрыл глаза, чтобы через миг ошеломлённо подскочить на месте от громкого металлического скрежета. На его правом запястье красовался прочный браслет от наручников, второй Хань проворно защелкнул на толстой перекладине в изголовье кровати. — Какого чёрта? — Ш-ш-ш! — Хань приложил палец к его губам, улыбнулся и слез с кровати. Он наскоро принял душ и вернулся в комнату. Чонин сидел у изголовья с прикованной рукой и мрачно смотрел на него. Судя по багровым следам на запястье, он пытался освободить конечность, но пока не преуспел. Хань коленями встал на матрас, опёрся и руками, на четвереньках подобрался к Чонину и прикоснулся губами к ямочке на подбородке. — Очень хитрый, — прошептал он, почти коснувшись полных губ собственными. — И двуличный. Хотя трахаешься так же классно, как танцуешь. Чонин отодвинулся настолько, насколько позволяла короткая цепь наручников. — Так ты не забывал? — Почему же? Забывал. Просто вспомнил довольно быстро. Тут так много народа и так тесно, что всё равно хоть что-то услышишь и заподозришь неладное. И неужели хоть кто-то мог поверить в ту историю, что вы сочинили? Восемь детей... Спятить можно. — Для тебя это история. Для кого-то другого — реальность. Дальше что? Собираешься оставить меня тут на привязи? — Именно. Мне надо кое-чем заняться. И я хотел бы, когда вернусь, увидеть тебя здесь. И не волнуйся, детишки побудут со мной. Услышав последние слова, Чонин сильно дёрнул за цепь наручников, зашипел от злости из-за собственного бессилия и ошпарил Ханя взбешённым взглядом. — От них тебе что нужно? — Ничего. Просто свожу кое-куда. — Хань с наигранной лаской погладил Чонина по встрёпанным волосам. — Чанёль будет с нами, не волнуйся. Сэхун и Тао — тоже. Просто посиди спокойно и подожди. — Чего подождать? И вообще... — Ш-ш-ш! Чонин помотал головой и свободной рукой оттолкнул Ханя, секунду смотрел на него, а после дотянулся и свалил на кровать. — Какого чёрта ты вообще тогда полез в эту кровать и подставил задницу, если всё вспомнил? — Не твоё... дело! Пусти! А то врежу! — Очень даже моё дело. Чего ты просто не свалил обратно домой? — Иди ты... Задушишь же! — И чёрт с тобой! Хань ухитрился-таки врезать кулаком Чонину в подбородок. Как раз получился вертикальный удар снизу вверх. И едва не огрёб полноценную сдачу, просто Чонин почему-то остановил левый кулак в паре сантиметров от цели. Хань тихо лежал на кровати, придавленный Чонином, и молча ждал, что же будет дальше. Чонин, словно в задумчивости, медленно провёл пальцем по его губам, потом жадно поцеловал, прикусывая до боли даже язык, и прошептал напоследок: — Спасибо за подарок. — Какой подарок? — не понял Хань и уставился на кривую полуулыбку на смуглом лице. — Вот тебе и повод мозгами пораскинуть на досуге. Чонин поднялся с него, спокойно уселся на матрасе у изголовья, сложил руки на коленях и притих. Хань невольно поморщился, увидев, в каком состоянии теперь было запястье Чонина. — Правда, просто побудь здесь, хорошо? Вечером мы все вернёмся. Хань торопливо спрыгнул с кровати, чтобы до него уже нельзя было дотянуться, собрался и вышел в коридор, прихватив чужой телефон. — Чёрт! — с чувством сообщил потолку Чонин и опять подёргал рукой. Ну да, разбежался... ☆ — Что это? — Сэхун повертел конверт, который вручил ему Хань. — И где папочка? — Просто открой конверт и посмотри сам. — Вопрос про «папочку» Хань оставил без ответа. Но если Сэхун начал открывать конверт и отвлёкся, то с Бэкхёном это не прокатило. Он шагнул к Ханю, наступил ему на ногу, окинул мрачным взглядом исподлобья и уточнил: — Так где папочка? — Отдыхает перед работой, — улыбнулся ему Хань. Как об стенку горох... Улыбочки Ханя против Бэкхёна не работали. — Чего это вдруг? Он всегда в полдень уже на ногах, а сейчас отнюдь не полдень. — Бэкхён подёргал Чанёля за рукав. — Мамочка... — Перестань меня так называть, — вспыхнул Чанёль. — Ну хоть ты... — Бэкхён, уймись! — Никуда не поеду! — упёрся немедленно Бэкхён, вывернулся из рук Ханя, пытавшегося его удержать, и кинулся было к лестнице, но его перехватил Фань. — Пустите меня! Я хочу к Чонину! Не подходи ко мне! — Бэкхён, ну в самом деле... — Чанёль принялся гладить по голове злого «чертёнка». — Чонину тоже иногда надо отдыхать, а день будет длинный. Вернёмся и увидим его. Ну? Идём? — Что это? — ошарашенно вопросил Сэхун, благополучно пропустивший скандал с Бэкхёном, потому что внимательно читал послание на листке из конверта. — А что это? — фыркнул Тао. — Вроде бы чек... Смотри, разве это не из той компании, где ты работал? Что там написано? — Что этот чек — это праздничный бонус, отдел расформирован, но любой работник может вернуться в компанию и перейти в другой отдел в зависимости от своих профессиональных качеств. Как странно... Дата вчерашняя стоит. Тао покосился на Ханя, но тот старательно изображал всем лицом полную незамутнённость разумом. Он не намеревался скрывать состояние своей памяти от всей этой пёстрой толпы, но предпочёл бы, чтобы истина открылась немного позже. — Только надо вернуться вечером так, чтобы успеть приготовить ужин, — беспокоился тем временем Чанёль, всё ещё возившийся с рассерженным Бэкхёном. — Кёнсу ещё придёт, чтобы помочь мне, но всё же... — Мы вернёмся вовремя, — пообещал с мягкой улыбкой Хань. На улице он обернулся и поискал взглядом нужное окно. Там остался прикованный к кровати Чонин. «Прикованный к кровати». Ханю определённо нравилось, как это звучало. — Не рой другому яму... — тихо произнёс он, всё ещё глядя на то самое окно. ☆ Чонин с глухим раздражением смотрел на чёрный карандаш уже с минуту, потом взял его в левую руку и кое-как провёл линию под ресницами на нижнем веке. Правой у него пока мало что получалось — зверски болел вправленный палец. Его пришлось вывихнуть, чтобы освободить руку из браслета. Кожу он, правда, всё равно содрал. — Ужас у тебя какой, — кивнула одна из танцовщиц на его руку и тут же предложила помочь с гримом. Особого выбора не было, так что он согласился. Девушка ловко и быстро управилась со своей задачей, подмигнула ему и убежала. Ей точно повезло, раз она закончила работать до полуночи. Чонин выпрямился перед большим зеркалом и тщательно застегнул все пуговицы на белой рубашке, проверил, хорошо ли сидит обувь, и посмотрел на часы. Три минуты осталось. Он вздохнул, тронул ручку двери, но выйти не успел, потому что в гримёрку вломился Хань. — С праздником, — машинально выдал Чонин и жестом велел освободить дорогу: — Мне надо на сцену. — Тебе не надо на сцену, — нахмурившись, возразил Хань. — Какого чёрта ты смылся? Я же просил тебя никуда не уходить! И как это ты умудрился провернуть? — Много будешь знать — не дадут состариться. Мне, правда, надо на сцену. — Нет, — Хань помотал головой, — ты помнишь? Я ведь сказал, что не хочу, чтобы ты раздевался перед публикой. — В тот миг мы оба играли роли. Не считается. — Чонин сунул руки в карманы брюк и вздохнул. — Какого чёрта ты тут забыл? — Никакого. Я тебя тут забыл, потому что я обещал детям, что сегодня они отметят праздник вместе с тобой. Они сейчас ждут только тебя. И тебе стоит поспешить, чтобы успеть до полуночи. — Только не говори, что заделался феечкой с волшебной палочкой и исполняешь желания, — с тоской попросил Чонин. — Одевайся. Машина ждёт снаружи. — Хань протянул Чонину тёплую куртку. — Я уже поговорил с владельцем, не волнуйся. И он в курсе, что ты тут больше не работаешь. Хань с опаской сделал шаг назад, отметив, как сжались кулаки Чонина. — Что не так? — Знаешь, может, ты и привык решать всё за других, даже привык слышать благодарности за это, но это не значит, что ты можешь решать за меня, где я буду или не буду работать... — Погоди! — Хань помахал рукой. — Только потому, что Чанёль и Бэкхён сказали, что тебе тут работать не нравится. Только поэтому. И всё. Я вообще ничего за тебя не решал. Мне всего лишь нужно привезти тебя туда, где тебя ждут. И вовремя, желательно. Может, ты уже наденешь эту чёртову куртку, а? Продолжить грызню мы всегда можем на ходу и в машине. Чонин молча надел куртку, прихватил шарф и двинулся следом за Ханем. На улице их ждала «ауди», в её просторный салон они и забрались. Чонин отвернулся к окну, всем видом продемонстрировав, что он не готов к беседе с Ханем вообще. Хань поглядывал время от времени в сторону Чонина и размышлял о том, как можно сгладить всё. Пристегнуть его наручниками к кровати, конечно, было не самым гениальным решением, но времени на объяснения тогда тоже не оставалось — слишком многое следовало сделать: отдать распоряжения, разузнать немного о Чанёле и Чонине, старом доме и детях, что с ними жили, решить вопрос с Сэхуном к удовольствию последнего, ну и прояснить ситуацию с памятью, дабы никто больше не пытался его разыграть. И вот что мешало Чонину просто спокойно посидеть на месте, дождаться возвращения Ханя и нормально поговорить? Шило в заднице? — У меня нет братьев и сестёр, родители живут в Китае, и я встречался с одним из своих директоров — Лао Гао, — негромко рассказал Хань. Чонин удивлённо оглянулся на него. — И что? — Это то, что ты хотел знать, правильно? Помнишь, ты спрашивал об этом Сэхуна? И да, отдел я расформировал после того, как расстался с Лао Гао. По веской причине, а не просто так, если что. Просто из головы вылетело, что Рождество на носу. Вроде как хорошо, выходит, что я оказался у вас в доме, да? — Я не понимаю, зачем ты это мне рассказываешь. — Чонин опять отвернулся к окну. — И всё так же не понимаю, зачем тебе понадобилось... Хань молча сверлил взглядом спину Чонина и ждал продолжения. — Не понимаю, зачем ты спал со мной, — наконец прозвучала полная версия фразы. — Рассказываю, потому что хочу, чтобы ты знал. И спал с тобой, потому что этого хотел. Я тогда слегка выпил, помнится, но выбрал тебя по собственной воле, осознанно. — Ты не слегка выпил, ты напился в хлам. — Уж конечно! Но у меня был повод, знаешь ли. Когда долго и кропотливо пытаешься выстроить перспективные отношения с подходящим человеком, а потом узнаёшь, что ты для него всего лишь друг и никогда не станешь кем-то большим... Неважно. Я выбрал именно тебя сам и по собственному желанию. — И что из этого? Хань не успел ответить, поскольку автомобиль остановился у крыльца старого дома. Они вылезли из салона и замешкались немного у двери, над которой навесили уйму зелёных веток. — Как думаешь, они где-нибудь нашли омелу? — пробормотал Хань. Чонин с ошарашенным видом покосился на него, покачал головой и просто толкнул дверь. Судя по радостным голосам и шуму, все давно обосновались в гостиной. — Я же сказал, они ждут только тебя, — шепнул Хань и повесил куртку на крючок в шкафу, отобрал у Чонина верхнюю одежду и шарф и сунул туда же. Они собирались зайти в гостиную, но Хань поймал Чонина за руку и удержал. — Ещё одно... В гостиной громко засмеялись, заглушив слова Ханя. — Эй, давайте их рассадим? И вообще, ведите себя прилично! — Это бушевал Чанёль. И как всегда, он задал вечный вопрос: — Интересно, мы когда-нибудь узнаем, кто из вас кого трахает? — Да чего там узнавать? — тут же ответил Бэкхён, который всегда всё знал. — У них Сэ рулит. Как минимум пять человек зашлись в кашле — кто-то подавился, кто-то поперхнулся от неожиданности. — Надо же, — пробормотал Хань. — А ты не кажешься удивлённым. Чонин безразлично пожал плечами. — Ты хотел мне что-то сказать? — Д-да... — Хань вздохнул, шагнул вплотную к Чонину, вскинул голову, чтобы лучше видеть смуглое лицо с пугающе серьёзными глазами, и медленно спросил: — Ты готов встречаться со мной?.. Э... Гм... Водички? — Нет, спасибо, достаточно стульчика... — Чонин осторожно опустился на оказавшийся, к счастью, рядом стул. — Что ты сказал? — Повторить? — Нет, не стоит. Я просто хочу понять, насколько это соответствует тому, что подразумевается... то есть... чёрт. Зачем? Разве ты не можешь найти себе кого-то... кого-то более... кого-то своего круга? Хань обречённо вздохнул и честно высказался: — Ты вечно создаёшь такие ситуации, когда мне хочется выть на Луну от безысходности! Ты меня буквально похитил, наврал с три короба, объявил себя моим мужем, наградил кучей детей, воспользовался моей доверчивостью, а теперь даже не можешь просто соблюсти конфетно-цветочную стадию отношений? — Что? Что значит «вечно», если мы только-только познакомились? — возмутился Чонин, вскочив со стула и вцепившись в воротник Ханя. — И я тебя не похищал, хотя мог бросить на улице. Полагаешь, тебе бы это понравилось? Кроме того, это был всего лишь розыгрыш. И ты ведь знаешь это! И что значит «воспользовался доверчивостью»? Ты же сам полез ко мне в кровать. — Я пытался из неё удрать, а ты... — Ты удрать пытался уже после того, как осознанно довёл меня до ручки! «Возбудим и не дадим» со мной не работает, умник чёртов! — Хм-хм? — донёсся от двери в гостиную недовольный голос. — Так вы переспали или ещё нет? И, может, вы продолжите свой, безусловно, увлекательный мозготрах после праздника? До полуночи десять минут осталось. — Тао, а можно выражаться более изысканно? — зашипел Сэхун. — Как, например? — возмутился Тао. — Что я такого вообще сказал? — Девять минут, — сладким голосом напомнил о времени Исин, выглядевший невероятно довольным. — Твою... Достали, придурки! Быстро за стол! Оба! — Вот это вот сейчас был верх изысканности, да? — Тао. — Что? — Завянь, — тихо рыкнул Сэхун. — Уже вяну... — Эй... — Хань тронул Чонина за плечо и заставил притормозить у порога. — Мы же можем попробовать? Чонин бросил быстрый взгляд на ребят в гостиной, потом неожиданно шагнул в сторону, утянув за собой Ханя в тень. Мягкое соприкосновение губ, смешавшееся дыхание и слишком громкий стук сердца. Двух сердец. Им обоим казалось, что звук непозволительно громкий. — Мы можем попробовать, если ты пообещаешь кое-что. — Что? — Хань прижал замёрзшие ладони к груди Чонина, чтобы согреть их. — Что больше никогда не попытаешься купить меня. — Но я... — Хань вскинул голову, сообразив, что имел в виду Чонин. — Обещаю. — Четыре минуты! — злорадно объявил нарочито громким голосом Бэкхён, явно подглядывавший за ними, и помахал смутно знакомой фотографией. — Что это за... — Это моё. Но ты не бойся, мамочка, у нас таких фоточек с тобой в главной роли мно-о-ого. А ещё есть вот такой главный приз! — И Бэкхён показал Ханю синие трусы с аппликацией пальмы на заднице, после чего удрал в гостиную, проказливо хихикнув напоследок. — Когда-нибудь я прибью этого мелкого засра... чертёнка! — зарычал Хань. — Только через мой труп! — немедленно вступился за любимца Чонин. — Откуда у него эта фотография? И почему мне показалась такой знакомой та смуглая и меховая... гм... округлость? — Вообще не в курсе! — глядя на Ханя бесконечно честными глазами, соврал Чонин. — Ничего не знаю. — Долго вы там? Счастливого Рождества, что ли? Да? На втором этаже во всю мощь лёгких завопил Мён. — Господи... Кто сегодня мамочка? Ну сделайте же что-нибудь!

☆Всё☆