Пепел

      Мне снились прокаженные сны. В них терзали друг друга пронзительный свет и вездесущая тень. И капли крови выпали на высохшие возле кострища травы, гранатами темнели, питая кошмары Земли. Из смешанной крови рождались ангелы и демоны. Сперва они не были отличны друг от друга. Безупречные в своей форме андрогины, чьи глаза зрячи в ночи и почти слепы днем. Лучи солнца обжигали их тела, иссушали, и тогда они вспыхивали разноцветным пламенем и осыпались перламутровым пеплом на остывшие угли. А в полночь восставали в иных формах. У одних отрасли снежные крылья, от которых веяло холодом. Акварельный прозрачно-сизый пар туманом ниспадал с плеч, превращаясь в своеобразную тунику, скрывая контуры их совершенных тел. У других крылья сотканы из черного пламени, они — само воплощение жара. Густым мерцающим дымом курились они, почти сливаясь с безлунной ночью. О, сколько же исступленной ненависти у новорожденных аватаров света, как бесконечна их жажда тепла! И столь же мучительно желание прохлады у порождений тени, алчностью пронизан их крик. И они впивались друг в друга, сливаясь в единое целое, на миг став свободными от жгучей боли, и голоса их в унисон зазвучали любовью. Той, что лишена персоналий, подобная сгорающему в атмосфере метеору, упивающемуся своей прекрасной и пропащей судьбой. И противники растворились в утренней заре, воющими призраками разлетелись по миру, вгрызаясь в тела людей наваждениями и страстями, дабы воспроизвести этот миг идеальной любви.       Я просыпаюсь среди ночи и по-волчьи вою на испещренную кровавыми прожилками луну. Мой голос подхватывает ветер и стремительно несет куда-то за границы привычного неба к ногам изначального света, в объятья праматери-тьмы. И если в мольбе достаточно силы, то голодные наваждения придут ко мне, принося с собой снежную чистоту и дьявольский зной. Нужно лишь выйти им навстречу, растянуть обнаженную душу на дыбе слабостей и тайных грез, за которые привычно стыдно и хочется заплатить, понеся телесное наказание. Будто удар плети — это достойная плата за шаг за порог морали! И лица скрыты за масками, заглушены стоны кляпами, а в судороги страсти контрапунктом впивается жжение от вгрызающейся в кожу веревки. А наутро послевкусие свершенного греха смывается посредством кофе и будничного разговора о хворях общества и пробках на дорогах. День проходит в горячечной суете, а к вечеру хочется застрелиться.       И вот я заглядываю в храмы в поисках отголосков святости. Вглядываюсь в лица прихожан, но вместо следующего священного экстаза нахожу скуку и дань моде. Скрываюсь в провонявших мускусом, пороком и вином притонах, но вижу тех же ряженых, пропитых бытом и тоской по детству. Выхожу на ночную трассу, вдыхаю пропитанный электричеством воздух, пьянею от мысли, что достаточно лишь поднять руку, чтобы умчаться сквозь ночь к пока еще не топтанным мостовым, галдящим об ином воронам и ревниво хранящим свои тайны рекам. Город, воздвигнутый наваждениями, зовет меня. Нетерпеливый, он несется навстречу, сметая границы реальности, комкая пространство, становясь обратной стороной, изнанкой знакомого мне мегаполиса.       Оседлав попутный ветер, устремляюсь к волшебному городу-костру, из которого украдкой выскальзывают тени ангелов и демонов. Раскрываю сердце, и кто-то всевидящий, исполненный жара, читает в нем, и от этого взгляда по крови растекается жар и пылают чресла. Прикосновение чистого желания бьет током, заставляя послушную плоть изгибаться в невыносимом экстазе. И я растворяюсь в ощущениях, обращаясь в черное пламя. И лишь шагнув за границу реальности, оборачиваюсь и вижу, как утренний трудяга-дождь смывает перламутровый пепел стихийной любви.