Неправильные глаголы

Неправильные глаголы давались с трудом. Основная проблема, впрочем, была не в глаголах, а в построении предложений. Именно поэтому то, что говорилось вслух, было так тяжело понять. Читать Аобе еще удавалось — со словарем и заметным трудом, естественно. Но эти формулировки… слишком четко, резко, прямо. Не так, как Аоба привык. — Ненавижу немецкий язык, — проворчал Аоба, откладывая книгу и глядя на нее так, словно она была его личным врагом. — «Сказки братьев Гримм», — прочитал Нойз, заглядывая Аобе через плечо. — Ну и как, интересно? — Издеваешься?! — Аоба одарил его испепеляющим взглядом. Нойз и глазом не моргнул — у него к таким взглядам был врожденный иммунитет. Порой, и чаще, чем хотелось бы, Аоба думал: Нойз смахивает на капризного ребенка, который делает исключительно то, что хочет. Угадать, что придет ему в голову в следующий момент, было совершенно невозможно. Как и остановить его. Если уж Нойз что решал — переубедить его и профессиональный дипломат не смог бы, куда там Аобе. Впрочем, Аобе это все же когда-то удалось. «Мир не так плох, как ты думаешь». — Неправильные глаголы, — пробормотал Аоба, отпихивая руку Нойза. — Подвинься, мне до словаря не дотянуться… А? — Зачем тебе это? — Нойз не только не подвинулся, а еще и за руку Аобу схватил. — Что именно? — видя, как Нойз хмурится, Аоба почувствовал легкую растерянность. Они жили вместе не так уж долго, пару месяцев, и Аоба далеко не всегда мог понять ход мыслей Нойза. Впрочем, это было взаимно. По-видимому, им предстояло неизменно ставить друг друга в тупик — чтобы затем совершать совместную увлекательную прогулку к ближайшему выходу. — Язык. — Какой? — Аоба хлопнул ресницами. — Притворяешься? — Нойз указал взглядом на детскую книжку сказок. — Немецкий. — Предпочитаю знать язык страны, в которой живу. — У тебя нет способностей к языкам, — безжалостно сказал Нойз. — Это было ясно с самого начала. Аоба раздраженно выдохнул. Тот единственный случай, когда Нойз после долгих уговоров согласился посвятить Аобу в некоторые подробности своей работы, закончился обоюдной головной болью. Манипуляции Нойза предполагали отменное знание английского, а достижения Аобы в этой области были более чем скромны. — И вообще, почему ты не попросил меня заниматься с тобой? — укоризненно продолжил Нойз. — Раз уж так невмоготу. — Заниматься чем? — ляпнул Аоба. В глазах Нойза зажегся хорошо знакомый огонь. «О нет, только не сейчас». — Немецким, — протянул Нойз с показательной беспечностью. — Говоришь, у тебя проблемы с неправильными глаголами? Запоминай, halten — hält — gehalten… Запоминать было сложновато, потому что Нойз, недолго думая, сгреб Аобу в охапку, судя по всему, собираясь придушить. — …держать, — перевел Нойз, игнорируя беспорядочные попытки сопротивления. — Что там дальше? А, wollen — will — gewollt… — Это не по правилам! — приглушенно возмутился Аоба. — Не по алфавиту! — Чихать я хотел на алфавит, — сообщил Нойз. — Кстати, так и переводится. — Чихать? — уточнил Аоба. — Хотеть, — отозвался Нойз. — Я не хочу, — возмутился Аоба. — Хватит уже твоего махрового эгоиз… — Zwingen — zwingt — gezwungen, — перебил его Нойз. — Принуждать. — Хватит! — Аоба вскочил с места, и на этот раз Нойз не стал его удерживать. — Не могу я к тебе обратиться! Ты работаешь, ты… занят… И вообще, из тебя никакой учитель! — Хочешь другого? — на лице Нойза появилось достаточно опасное выражение. — Подумываю об этом! — в сердцах признался Аоба. Учитель ему и впрямь был необходим. Самостоятельное освоение неправильных глаголов он еще, возможно, и потянул бы, но это построение фраз… — Подумываешь? — подозрительно спокойным голосом уточнил Нойз. — О том, чтобы учить это все с кем-то на практике? Аоба собирался спросить, что именно, но тут же понял: он попался. Нойз двигался гораздо быстрее, чем положено среднестатистическому бизнесмену. И из его хватки было совершенно невозможно вырваться — если, конечно, он сам не решал отпустить. — Вот это, — пробормотал Нойз и затараторил на немецком, добросовестно все переводя: — Пить-обманывать-предлагать. Выражать разрешение. Начинать. — Э-эй! — Аоба не помнил, чтобы он «выражал разрешение», и падение на диван было, мягко говоря, неожиданным. — Падать, — прокомментировал Нойз. — Лежать. — Прекрати немедленно! — вознегодовал Аоба. — Кричать-бранить-спорить, — проговорил Нойз, прижимая руки Аобы к дивану. — Ловить, поймать. Просить. — Подожди, ты… — Приказывать, — в голосе Нойза прорезались стальные нотки. — Связывать. — Все-все, как хочешь, — сдался Аоба. Быть связанным ему не улыбалось — не то настроение. — Позволять, — теперь Нойз почти мурлыкал. — Выигрывать. Помогать. — Да-да, если отпустишь, — пообещал Аоба. — Делать, — предложил Нойз, убирая руки. Предприняв повторную попытку испепелить его взглядом, Аоба сел и стянул футболку. Он терпеть не мог такие ситуации — не потому, что не «хотел» сам. Потому, что потом с трудом переключался на вещи обыденные. У Нойза таких проблем не возникало. Вундеркинд, и все дела. Как раз немецкое слово. Впрочем, для «кинда» Нойз был староват. А вот на гения тянул вполне — это понятие вневозрастное. — Отвернись, — потребовал Аоба. Нойз скептически приподнял бровь. Аоба осознал, что повторяется. Кажется, именно это он говорил вчера. И позавчера тоже. И месяц назад. И, конечно, Нойз даже не думал его слушать. — Черт с тобой, — когда дело касалось Нойза, не сдаться не получалось категорически. Аоба пробовал пару раз настаивать на своем: в первый все закончилось связыванием, во второй — применением сомнительных приспособлений из секс-шопа. И оба раза Аоба потом пару дней с трудом мог ходить. Дело было не в том, что Нойз затягивал веревки слишком туго или злоупотреблял применением остального «любовного арсенала» (хотя, на взгляд Аобы, Нойз все же перебарщивал). Дело было в том, что оба раза Аоба слишком много и бурно кончал. Просто безумие какое-то. Обоюдное помешательство. Аоба понятия не имел, как Нойзу после таких игрищ еще удавалось ходить на работу. Хотя он все-таки был моложе на четыре года… «Гений чертов». Расстегнув «молнию» на джинсах, Аоба стащил их вместе с бельем и недолго думая потянулся к поясу Нойза. — Лежать. — Уже было, — проворчал Аоба, но руки убрал, предоставляя Нойзу раздеться самому. — Расти, — удовлетворенно заключил Нойз, глянув на Аобу. Его взгляд задержался в районе бедер. — Пухнуть. — А… А у самого-то! — Аоба почувствовал, как к щекам приливает кровь. Бороться с этим было совершенно невозможно, хотя он всякий раз честно пытался. — Испорченный ребенок… — Показывать? — осведомился Нойз. Он, впрочем, ничего и не прятал. — Смотреть. — Сиять, ага, — насилу вспомнил Аоба. Хотя в случае пирсинга, который оставался только в члене и пупке Нойза, слово «сиять» было явно не самым подходящим, кажется, Аоба все же сумел привлечь к себе внимание. Нойз одобрительно приподнял брови: — Удаваться. — Что именно? — пробормотал Аоба, понемногу втягиваясь. К сожалению, не в немецкий и не в неправильные глаголы, а в другие, не менее неправильные вещи. Хотя это еще бабушка надвое сказала, насчет «неправильности». — Знать, — махнул рукой Нойз. — Молчать. — Почему мол… ох! — Аоба и впрямь замолчал, когда рука Нойза обхватила его член. Слова сменились рваными выдохами, которые постепенно становились все чаще и громче. — Тереть, — глаза Нойза блеснули. — Скользить. — А-а… Ты точно издеваешься… — выдохнул Аоба и тут же напрягся, чувствуя, как в него проникает палец Нойза. — Входить, — надо признать, ощущение от этих комментариев было ужасным. Такого позора Аоба в жизни своей не знал… Да, именно так он думал всякий раз, оказавшись в постели с Нойзом. Или на диване. Или у окна. Или еще где-нибудь — чего-чего, а фантазии Нойзу было не занимать. — Двигать. — Заткнись ты уже, — взмолился Аоба, заранее зная, что его не послушают. — Говорить? — угрожающе уточнил Нойз. — Кусать! И правда укусил. Его зубы сжались на левом соске Аобы — не больно, но достаточно чувствительно. — А-ах! — Аоба не смог сдержать прорвавшийся стон. — Течь, — заметил Нойз, показывая ему пальцы, скользкие от смазки. — Всасывать. — Не… — определенно, Аоба никогда не мог спокойно получать удовольствие. Губы Нойза обхватили головку его члена — за последнее время он здорово усовершенствовал свою технику. — Хва… Какое-то время блаженную тишину не нарушал ни один неправильный глагол — у Нойза был занят рот. Впрочем, долго это блаженство не продлилось. — Проникать, — предупредил Нойз, отстраняясь. У него слово с делом, как успел заметить Аоба, не расходилось. — А-ха-а-а… — Толкать. Принимать. — Нойз… — Звать. Обвиваться. — А-а-а… — Бра…ть. Отда… — хриплый голос Нойза вдобавок начал срываться. — Отдавать. Поворачивать! — Еще и… а-а, не так… не… — Лгать, — бескомпромиссно заявил Нойз. Он слишком хорошо знал, какая поза Аобе нравится больше. — Ездить. — Че… го? — выдохнул Аоба, но на большее его не хватило. — Я… уже… а-а-ах! — Проливаться, — прокомментировал Нойз, прежде чем последовать за ним. — Да… замолчи ты уже, — едва отдышавшись, попросил Аоба. Как ни странно, Нойз послушался. …— Так зачем тебе немецкий? — спросил Нойз через какое-то время. — Не поделишься? — Ну ты же его знаешь, — буркнул Аоба. — Ты вообще слишком много всего знаешь, мне аж за себя стыдно. Я все-таки старше. — Хм. — Кроме того, — Аоба глубоко вздохнул, — это же твой язык. И он такой… прямой… резкий… в общем, очень на тебя похож. Вот я и решил… чего смеешься? — Любить, — уведомил Нойз, притягивая Аобу к себе. Тот сначала вспыхнул, а потом посмотрел на Нойза с подозрением: — Это правильный глагол. — Неправильные ты теперь знаешь? — осведомился Нойз с немалой долей самодовольства. Аоба потупился: — Ну… если честно, я ничего не запомнил. Нойз посмотрел на него, сияя не хуже начищенного металлического кофейника, который они недавно приобрели в антикварном магазине: — Вот как? Значит, надо повторить! И тогда Аоба понял, что попал.