Если бы

      Теперь – сейчас, Арвен понимает. Она не плачет; она не хочет плакать, хотя и могла бы. Единственное, чего она желает – уплыть далеко, за море, на остров упокоения душ, но она не может – он недоступен смертным, он недоступен тем, кто уже выменял своё бессмертие на людскую жизнь. Арвен чувствует, как жизнь в ней начинает затухать, как чахнет вся нераскрытая любовь, которую она готова была отдавать и отдавать Элессару. Чахнет, оказавшись ненужной.       Сейчас – теперь, она точно знает, что хотел сказать ей Элронд, почему ограждал от Странника так рьяно и так отчаянно. «Если бы», - думает она однажды и впервые срывается на плачь, - «Ах, если бы». Но если что? Если бы осознала всё ранее, вняла своему мудрому отцу – что смогла бы сделать?.. Ундомиэль, прекрасная вечерняя звезда, искренне любит Арагорна с самого начала и до сих пор. Она понимает, что не смогла бы отпустить его так просто. Она понимает – дело не в ней. Это ведь правильно для людей – любить не за просто так. Что она сделала для своего Элессара? Подарила сердце и душу? А какой с того прок? Ведь Леголас Зеленолист был готов положить за Арагорна свою жизнь.       Арвен не плачет – не видит смысла плакать, но сердце сжимается в груди, когда она видит, как Элессар смотрит на него. На вечно юного, на живого, – слишком живого для эльфа. С самого начала было ясно, что ей не стать такой, даже если она будет способна стать мёртвой. Арвен искренне любит его, поэтому не противится, наоборот, каждый раз, когда Арагорн приходит за наследниками, отдаётся с радостью. Она хочет только, чтобы он перестал так смущённо смотреть на неё, будто ему стыдно за то, что он делает. Словно не свою жену берёт, а пытается покуситься на чужое.       Ундомиэль знает, почему Леголас, сын Трандуила, так и не уплыл в Валинор. Она видит то, чего не видят другие – как дружественные объятия боевых товарищей длятся дольше, чем должно, как они нежнее и горячее одновременно, – видит и понимает, что не способна завидовать. Она искренне рада за обоих. Пусть не с ней нашёл счастье её Элессар, но нашёл. Оба нашли.       Она думает об этом, стараясь не допускать лишь одной мысли. Та стремится прорваться в её голову, точит разум, как червь – яблоко. Эта мысль – вопрос. «Почему ты, храбрейший из храбрейших дунэдайн, взял меня в жёны, хотя знал, что помолвку можно расторгнуть? Почему не дал уплыть за море? Неужели ты побоялся моего отца? Побоялся за свою честь? Или, может, за моё хрупкое сердце?». Арвен отгоняет мысль, но та, как назойливое насекомое, пробирается к ней, очерняя её и всё вокруг своим присутствием. Вопрос въедлив, грязен, нечестен. Арвен страдает. «Неужели ты, храбрейший из храбрейших дунэдайн, – трус?..».       Иногда ей становится страшно. Иногда, когда она понимает, что осталась совершенно одна. Но она рождает детей, растит детей, и помогает воссоединённому Гондору как может. А потом, спустя безумно долгие 120 лет всё заканчивается. Она в последний раз прощается с Арагорном, стыдливо уводя взгляд он белокурого эльфа, и уходит в Лориэн, такая же увядающая и одинокая, как и он. Она вдруг понимает всю суть, вложенную Создателем в людской дар, понимает – и благодарит. Улыбка в последний раз замирает на её устах. Она прощается с миром – и прощает каждого в нём.