Боль моя

Жара наполняла голову свинцовой тяжестью, а разум – серым маревом одиночества. Странно было вот так ступать по знакомым улицам, пустынным и безлюдным в это время. Идти по разбитому асфальту вдоль кварталов одинаковых серых домов и магазинов со сверкающими вывесками. В голове крутится слишком много разных мыслей, он не может успокоить их - все страхи, сомнения, детские комплексы вылезли на свет. Так быстро пролетело время… Прошел год, затем другой, третий… Дима даже не представлял, как будет смотреть в глаза матери, объясняя свое отсутствие. В редких письмах без обратного адреса, как правило, всего несколько строк, он неизменно писал – у него все в порядке, просто нужно немного времени. Вот и последний перекресток, шум машин, сменяющиеся цвета светофора, шорох гравия под ногами. Неожиданно, к самому краю обочины подходит девушка. «Слишком близко», - думает он. Дима видит лишь ее спину и длинные волнистые волосы. Красный свет, осторожный шаг, несущаяся на бешеной скорости машина – все происходит будто в замедленной съемке, и вот уже крепкие руки тянут хрупкое тело девушки назад, и только спустя несколько секунд Дима понимает – его руки. - Ты больная? Жить надоело? - Щукин? – Дима вздрагивает. Хоккейный мир вспоминался, как нечто далекое и совершенно несбыточное, почти и не существовавшее в его жизни. И тем неожиданней было появление кого-то смутно знакомого прямо посреди улицы из ниоткуда, выворачивающее кишки ощущение крюка в животе. – Не сразу узнал, да? * Он часто любил после утомительной тренировки заглянуть в мороженицу, насладиться тишиной прохладного помещения, съесть пару клубничных шариков, выпить бокал кока-колы. Именно тогда он впервые увидел ее. «Красивая», - была первая мысль возникшая в голове, а вторая не успела появиться. Она заметила внимательный взгляд серых глаз, улыбнулась, присела напротив, словно они были давними знакомыми. Он тогда растерялся, думая как начать разговор. Но, поправив волнистый локон, выбившийся из прически, она заговорила первой: - Угостишь? И она придвинула нетронутую вазочку с таящим мороженным поближе к себе. * Марина подумала, что сны еще никогда небыли так реальны. Сидя на слегка продавленном диване, она осматривала белые обои на стенах, множество фотографий наполняющих комнату, букет ландышей на круглом столе. - Ты уже встречалась с Егором, когда подошла ко мне тогда, в кафе, да? Марина просто посмотрела на него. Ей казалось, что только Дима и поймет – он, так хорошо знавший Егора, настолько, что не стал рассказывать о той встрече в кафе. Он, рвущийся к свободе, видящий жизнь дальше размеров ледяной площадки, поймет: ей нужно пространство, чтобы дышать. - Зачем? – поинтересовался он. - Мне было скучно, а ты… ты интересен.

***

- Тебе нужно в больницу, - мягко говорит Дима, беря тонкие, холодные пальцы девушки в свою ладонь. Когда-то Марина точно знала, чего хочет. Полагая, что ей довелось родиться в провинциальном городке не иначе, как насмешка судьбы. Довольно часто Марине становилось страшно, что она не сможет себя реализовать, что однажды, став успешным хоккеистом, Егор оставит ее, а следом, симметричным отражением последует и Дима. Она аккуратно высвобождает руки, несмотря на жару, натягивая рукава шерстяного свитера к самым кистям, не желая демонстрировать почти полностью скрывшиеся вены, многочисленные следы от уколов. Из зеркала на нее теперь смотрит девушка – олицетворение того, кем Марина, когда – то не хотела быть. - Я только месяц как оттуда. - Ну, значит, рано отпустили. Все хорошо, я рядом. Я рядом и помогу. Он умеет ждать. Как героин. Они были бы хорошей парой. * Дима отворачивается, когда Марина со смехом виснет на Егоре, утыкаясь лицом ему в плечо. Дима пьет заботливо заваренный девушкой кофе, наверное, единственное, что она умеет готовить, впрочем, плевать, он совершенно не чувствует вкуса. А Егор нежно целует розовые губы, гладит мягкие волосы, обнимает крепко-крепко, и Дима уходит в комнату, не в силах смотреть на их идиллию, заваливается на кровать, отворачиваясь к стене, стараясь не думать о том, что Егор делал с Мариной этой ночью на соседней кровати. * Линолеум в прихожей слишком скользкий, понимает Дима, когда Марина, споткнувшись, судорожно хватается за его шею, и он, не задумываясь, поддерживает ее за талию. Сердце бьется сильно-сильно, кажется, где-то в районе горла, ему бы стоит отстраниться, и уйти, но вместо этого, он утыкается в пахнущие карамелью волосы, перебирает каштановые прядки, непослушные руки лишь сильнее сжимают ребра. Они не слышат, как распахивается входная дверь, и отскакивают друг от друга слишком поздно. Но Егор улыбается, смотрит, как, ни в чем не бывало. Он ведь тоже знает, что этот пол, да-да, дело именно в нем. И Дима чувствует себя последним мудаком. * - У тебя глаз совсем заплыл, - Марина наклоняется, чтобы лучше рассмотреть, и Дима замечает дорожки слез на ее щеках. Он перехватывает ее ладони, сжимает запястья сильнее, чем положено, так, что Марина охает. - Егор завтра уезжает. Ее глаза вспыхивают застарелой болью, словно кто-то дунул на догорающие угли. И Диме это нравится. - О чем ты думаешь? – Вдруг спрашивает он, рассматривая ямочку на подбородке, спускаясь ниже, к маленькой родинке в виде звездочки на тонкой шее. - О том, как буду жить, когда все это закончится. Прости. Дима не знает, за что она просит прощения, да это уже и не важно. Быть может за Егора, или за Кисляка, или за ту первую встречу в кафе… Это все потеряло смысл. Потому что теперь прошлое было на самом деле прошлым, как бы банально это ни звучало. Необратимым, не возвращающимся ни сейчас, ни через десять лет.

***

Поезд, издав пронзительный длинный гудок, двинулся со станции и начал медленно набирать ход. Безлюдный перрон уплывал все дальше и дальше, пока наконец не исчез за поворотом. Все было, как и прежде: те же мягкие сидения, знакомые пейзажи за окном, яркое солнце, и все же изменения сквозили в воздухе маленькими пылинками, кружились в цветном калейдоскопе, дарили надежду. Дима бережно держал ее за плечи и странно - ласково гладил по голове. Взгляд его скользил по ее рукам, гладко - розовым, без малейшего признака вен, как у старого опиюшника. - Что будем делать дальше? Марина смотрит доверчиво, слегка щурясь от солнечных лучей, словно маленький котенок прижимается к широкой груди. Дима улыбается и шепчет: - Будем строить новый, почти идеальный мир.