Самое одинокое облако

Небо блеклых серо-голубых оттенков давно нависло над сонным, почти призрачным городком, лишь изредка пропуская сквозь белоснежные пушистые облачка, лёгкими клубками ложащиеся на бескрайнее небесное покрывало, бледные лучики далёкого солнца. Оно почти не грело слегка промёрзшей за ночь недосягаемой земли, почти не касалось зелёной бахромы пушистых деревьев. Прохладный ветерок легко проносился по улицам пустынного города, если и встречая хотя бы одну заблудшую душу, то до зябких мурашек пробирая одинокого путника. Капельки утренней холодной росы, словно блестящими хрусталиками ложились на шелковистую травку. Ступая по давно изведанным тропинкам, тот самый путник, будучи единственным гостем городских улиц, надвигался в сторону одного из самых тихих и спокойных мест, как казалось, на всей планете. Он шёл твёрдо, приминая ступнями слегка стёртых за давнее время ботинок ещё мокрую траву. Он шёл, почти не глядя вперёд и даже вовсе не глядя ввысь, с едва опущенной головой, устремив свой тяжкий взгляд куда-то в неясную и призрачную даль. Было ещё прохладно. С плеч его свисал чёрный лёгкий пиджак, на одном из рукавов которого виднелась красная тканевая повязка. Чуть мятый воротничок белоснежной рубашки дрожал от дуновения встречного ветерка, открывая шею одинокого путника. Было ещё так тихо. Он ступал почти не слышно, не нарушая столь дорогой его сердцу тишины. Почти бесшумно порхали крохотные редкие птицы, будто спустившиеся с небес. Они изредка лепетали что-то на своём крылатом языке, возможно, взывали порой к тому одинокому путнику, но разве было возможно ему кого-либо услышать? Он был один. Он шёл, волоча за собой, то ли невольно, то ли нарочно, тяжкий груз, казалось бы, нелепых воспоминаний, томящихся в груди его уже давно и не имеющие выхода наружу. Уже почти позабытые лица, бездумно брошенные когда-то главные слова и… Что же это? Чувства? Осадок слепых, назойливых чувств, вперемешку с памятью, ввязались, словно чёрствый ком, застрявший в пересохшем от жажды горле. Зачем?.. Зачем эмоции вновь бьют в висок, гложут и палят, будто жгучим ядом, давным-давно выдохшееся бездушное существо? Хотя, по сути, столь же это плохо? Не разобрать. Закрывая глаза, он погружался вновь в себя, всё глубже и глубже, оказываясь уже где-то не здесь. Казалось, над головой его жарко светило всеми любимое небесное светило, нежными лучами касаясь его бледной кожи. Перед глазами, словно старая киноплёнка, прокручивалась уже до дыр стёртая памятью картинка. «Был обыкновенный летний день. На небе не проплывало ни единого облачка, а воздух стоял столь душный, что, казалось, не возможно было бы выбраться из неестественно прохладный домов. Однако разве это останавливало сплошь добродушных взрослых выпроводить своих непоседливых чад на улицу, дабы они не вяли со скуки в четырёх стенах? Так поступали все. За окном собирались компании, порой целые толпы ребятишек, обдумывавших и обсуждавших грандиозные планы предстоящих игр, или же уже приступивших к ним. - Сынок, ступай на улицу. Поиграешь с друзьями, - послышался голос за спиной ребёнка, со скукой глядящего в чуть запотевшее от его дыхания окно, где, кажется, кипела жизнь таких непохожих, таких далёких от него людишек. Сзади стояла его мать. Она смотрела нежно, как-то необыкновенно по-доброму на него, опустив будто бархатную руку ему на плечо. Она всегда ходила с распущенными волосами, небрежно струящимися по плечам, в сизом лёгком платье и с улыбкой немного рассеянной и немой. Она всегда пахла чем-то сладким и любила зелёный чай. Мальчик послушно встал со своего места и последовал к двери, ведущей на улицу. Он старался ни к кому не подходить. Он прекрасно знал, что его не примут, и давно привык забавлять себя в одиночку. Они лишь смеялись и сторонились этого чудака, на столько не похожего на других». Юноша неспешно подходил к столь знакомому месту, сжимая в руке два крепких стебелька с большими алыми бутонами. По небу разбегались пушистые белые облачка, открывая вслед за собой великие небесные просторы. «Вновь вспоминался вечер, окутавший непроглядной тьмой целый город. Среди ряда тусклых и неприглядных домов ничем не отличался тот, в одном их окон которого виднелся тусклый свет одной единственной настольной лампы. В комнате на кожаном кресле восседал мужчина средних лет, увлёкшийся чтением новенькой газеты, оповещающей о последних новостях. Неподалёку от него стоял в углу, наказанный за какую-то провинность своим отцом, маленький мальчик. Должно быть, он разбил чью-то любимую вазу или порвал недавно купленные ему штаны. Отец у него был человеком серьёзным, с характером железным и, к сожалению, не всегда приятным для других. Он редко беседовал с сыном и, как казалось последнему, практически не водился с ним. Мальчик его не понимал, не понимал его влечений, ценностей и жизненных позиций, и также оставался непонятым в ответ. Отец его курил особые сигары и почти не пил. Носил длинное кожаное пальто и каждый вечер читал городскую газету». Место, к которому двигался одинокий путник, было всё ближе и ближе. Солнце едва освещало бледное небо, а ветер разгонял сереющие облака. Вспомнился один из весенних дней, случившийся довольно давно, но оставивший глубокий след в душе закоренелого одиночки. «Тогда по крышам бил навязчивый дождь, стекая по серым крышам и промёрзшим окнам всё тех же домов. - Мне никто не нужен! Уж лучше я буду один! – столь колкие слова были адресованы самым родным, затем хлопнула дверь, и ещё ребёнком он скрылся за стеной непроглядных ливней. То, что натолкнуло его на подобные действа спустя долгие годы казалось столь незначительным, что уже давно утеряло след в памяти юноши. Он вернулся на следующий день, промокший до нитки и уставший на столько, что с трудом мог разобрать, что произошло. Открыв дверь, он не застал у себя дома никого. Было так пустынно в знакомом с самого раннего детства месте, что до сих пор появления там не доставляет ни малейшего удовольствия. Он узнал о том, что их не стало, в тот же день, но изменить что-либо уже не представлялось никакой возможности». Глупо. Право, как же это глупо вновь терзаться воспоминаниями и эмоциями прошлыми, которые давно обязаны были утерять своё место в его одиноком сердце. Он достиг уже заветного места, когда опустил между каменными плитами два алых цветка. Он был один. Тихонько присев на землю, он медленно поднял голову к небу, едва зажмурив глаза от блеклый лучиков в который раз ускользающего солнца, как вдруг мелкая, почти незначительная капелька небесной воды скользнула по его бледному и уставшему лицу. Мелкие облачка оказались почти невидимыми уже где-то в стороне, оставив на небосводе одно единственное, не поддавшееся всеобщему гонению холодного ветерка, самое-самое одинокое облако…