No one would listen

Надежда – это последнее, что у нас остается даже в самых сложных ситуациях, и как бы ни было тяжело, мы верим в светлое будущее. Надежда – единственное, что сильнее страха. И, кажется, что вот-вот появится выход из этого мрака, наступит белая полоса в нашей жизни. Но после белой всегда идет черная, и так по кругу. Замкнутая система без шанса на спасение. Хотя людям свойственно менять свою судьбу… *** Боль. Всепоглощающая жгучая боль. Боль там, где должно быть сердце. Но он привык к этой боли, смирился с ней. Это не была боль потери или от несчастной любви, ему просто некого было терять и, уж тем более, некого было любить. Его не существует. Он никогда не рождался, никогда не появлялся в мире людей… живых людей. Его просто нет. Он - мрак. Он - тень. Он - Призрак. *** Мы думаем, что, если мы молоды, перед нами откроются все двери в большой мир. Как бы ни так. В этом самом «большом мире» люди грызут друг другу глотки за место под солнцем, и не важно, в какой сфере деятельности вы хотите пробиться, будь то крупный бизнес или даже офисная работа. Особо жестоко эта борьба развивается в мире искусства. Художники, архитекторы, музыканты: все они подвержены этой борьбе, и не важно, насколько ты талантлив, важно, сколько у тебя денег, и каково твое влияние в обществе. Исходя из выше сказанного, скажите, какой Вы представляете судьбу юного композитора, пришедшего в столицу без денег, не имеющего нужных знакомых, но верящего, что он покорит этот город? Верно, она будет далеко не светлой. Сейчас он направлялся в знаменитую парижскую оперу, Опера Популер. Быть может, там он найдет себе место. Вдруг они срочно нуждаются в трубаче или пианисте. Правда, он только начинал учиться играть на пианино, но ради этой работы он был готов выучиться за ночь играть не хуже Моцарта. Уже заходя в это величественное здание, он почувствовал, что каждая колонна, каждая ступень пропитана духом музыки. Только подумайте, сколько же представлений уже сыграно в этих стенах, а сколько еще сыграют. Это место, где фантазии писателей и композиторов воплощаются в жизнь, а потом мы, праздные зрители, наслаждаемся этими творениями. Ступая по мраморному полу, он вдыхал этот волшебный запах вековой пыли и старался запоминать мельчайшие подробности устройства залов, через которые его вел привратник, так любезно согласившийся довести юношу до своего начальства. - Мадам Жири, вы не знаете, где можно найти месье Лефевра? – мужчина остановился возле женщины, встретившийся им на пути. - А зачем он вам, Джозеф? И кто этот молодой человек? – она перевела взгляд на юношу, оценивающе рассматривая его фигуру. - Меня зовут Тило Вольф. Я бы хотел работать в вашей опере, - тут же откликнулся парень. - Тило? Странное имечко. Видимо ты не местный. А как твое полное имя? Тильман? - Нет-нет, просто Тило. И да, я не отсюда. Я приехал из Швейцарии, но родом я из Германии. - Хорошо, Тило, - сказала мадам Жири, делая акцент на имени. – А кем ты собираешься работать в нашей опере? Ты певец, танцор или просто пришел по объявлению? - Я музыкант, но если в этой роли мне не найдется места, то я согласен и на «черную» работу. - К сожалению, среди музыкантов у нас действительно нет свободных вакансий, но можно зачислить тебя в качестве замены, на случай если кто-то заболеет. А пока будешь помогать работникам сцены. Установка декораций, постановка света, веревки-канаты и прочий внутренний мир театра. Но здесь нужна физическая сила, ты справишься? - Конечно, мадам. Я работал на заводе, и там мне доставались и более сложные задачи. - А сколько тебе лет? Выглядишь ты очень молодо. - Мне двадцать. Но не смотрите на мой вид или возраст, я многое умею и, к тому же, быстро учусь. Со мной не будет проблем. - Тогда отлично, - тепло сказала мадам Жири. – Знаешь, а ты мне начинаешь нравиться, Тило. Если ты будешь хорошо трудиться, и твои усилия заметят другие, то будет возможность продвинуть тебя. - Благодарю, мадам, - поклонившись, сказал юноша. – Может, я покажусь сейчас невежливым, но позвольте спросить. Вы всем так помогаете? - Нет, милый мой, - смешливо ответила женщина. – Только тем, в чьих глазах не вижу ни капли притворства или бесчестия. А сейчас подожди меня здесь, я разыщу месье директора и сообщу ему, что нашла недостающего осветителя, - и быстро ушла, оставляя парня прибывать в легком шоке от такого скорого назначения. Так как Джозеф тактично ушел еще в начале разговора, Тило остался в полном одиночестве. Пользуясь моментом, он не спеша обошел зал по кругу, всматриваясь в каждую статую и картину. Это был просторный холл с широкой парадной лестницей, ведущей к зрительному залу и ложам. Остановившись напротив высокого зеркала в резной позолоченной раме, он вглядывается в свое отражение. Черные длинные волосы с единственной белой прядью убраны в низкий хвост, обрамляя бледное лицо с красивыми чертами. Одет он был просто, но аккуратно. При его высоком росте он был слишком худым, что, по его мнению, было не очень привлекательно. «Будем надеяться, что директору не важен внешний вид. Если это не так, то я вряд ли заполучу его внимание», - размышлял Тило, пока не почувствовал на себе чужой взгляд. Но обернувшись, он никого не заметил и решил, что ему почудилось. Но стоило только отвернуться, как вернулось это чувство присутствия постороннего. Кто бы это ни был, но он явно не собирался уходить. А его взгляд был тяжелым, испытующим, он давил, показывал свое превосходство, подчинял. Это ощущение заставило волне мурашек пробежать по телу юноши. Ему резко расхотелось встречать этого человека когда-либо. Его муки нарушил приход мадам Жири, которая позвала его следовать за ней. И уже выходя из зала, Тило обернулся и заметил за одной из колонн движение плаща. Но его тут же утащили за собой цепкие руки мадам балетмейстера. *** Два года спустя. Настоящее время. Репетиция шла полным ходом. Сегодня дают оперу Шалюмо «Ганнибал». И это последний раз, когда можно еще что-то исправить в игре актеров или убрать ошибки в партитурах. Танцоры уже были на сцене и разминались, хористки распевались, все только и ждали примадонну. Она как обычно опаздывала, желая таким способом показать свою важность в этом театре. Как только она соизволила появиться со своей свитой, все поспешили занять свои места. Время дорого, а с этой «примадонной» и ее вечными капризами оно ускользает еще быстрее. - У меня жутко неудобное платье! – раздался капризный голос с итальянским акцентом. – Я не могу в нем выступать! - Но, сеньора, нам пора начинать, - взмолился дирижер. - Не переживайте, маэстро. Как только эти несносные курицы, - она пренебрежительно указала на танцовщиц, - наконец приведут себя в надлежащий вид, мы и начнем. - Что ж, давайте сначала отрепетируем главную арию Элиссы, - постучав палочкой по дирижерскому пульту, месье Рейе, вскинув руки, приказал оркестру приготовиться. - …Вот трофей наших воинов, наших воинов, низвергших смело римский гнет! – пропела «Элисса», протягивая залу искусственную отрубленную голову. - Ликуя, танцует народ: Да здравствует веселье! Во славу героев поет, принесших всем спасенье!.. – продолжил за ней хор девушек, а за ними и мужской. Но стоило выйти «Ганибаллу» и начать петь, как музыка остановилась, а месье Рейе прокричал, обращаясь к только что зашедшим на сцену трем мужчинам. - Господа, я же репетирую! - Простите, маэстро, но у меня важное дело, - примирительно вскинув руки, сказал месье Лефевр. – Дамы и господа, прошу минутку вашего внимания. Как вы знаете, уже давно ходили слухи о моей возможной отставке. Теперь я могу сказать, что все это именно так. Я с удовольствием представляю вам новых владельцев театра Популер – господина Андре и господина Ферме. Последовали вежливые аплодисменты. - Сегодня нам выпала честь представить нового покровителя Оперы… - начал Ферме. - Виконта де Шаньи! – торжественно подхватил месье Андре. На сцену поднялся молодой человек, на вид лет двадцати трех – двадцати одного года, с золотыми волосами до плеч и широкой обворожительной улыбкой – в общем, всем тем, что всегда привлекает женщин, если еще учесть, что род Шаньи был весьма богат. - Для меня большая честь помогать вашему театру, - говорит виконт, поклонившись артистам. - Позвольте представить вам синьору Карлотту Гудичелли - наше ведущее сопрано, вот уже пятый сезон, - указывая на подошедшую примадонну, сказал месье Лефевр. – И сеньора Убальдо Пианджи, - показывая на «Ганнибала». - Мы очень рады со всеми вами познакомиться, но, я думаю, мы мешаем репетировать. Поэтому я удаляюсь, но я приду вечером, дабы поздравить с триумфом. До свидания, - и поклонившись, виконт ушел. - Если не ошибаюсь, у Элиccы, в третьем акте "Ганнибала", есть замечательная ария. Не могли бы вы, синьора, оказать нам честь, и исполнить ее? Если, конечно, месье Рейе не против… - предложил Ферме. - Если мой директор настаивает… - победно улыбаясь, сказала Карлотта. – Маэстро..? – спросила она, обращаясь к дирижеру. - Если моя дива желает… - удручено проговорил месье Рейе. - Да, желаю! – тоном, не терпящим возражений, прикрикнула Карлотта и направилась в центр сцены. В это время в одной из лож, Тило наводил порядок, помогая уборщицам. Ему было не в тягость, а женщинам тогда не приходилось напрягаться так, как обычно. Все-таки, заставить сверкать каждую видимою (и невидимую) поверхность в театре за один вечер - задача весьма сложная. Противный голос Карлотты заставил Тило отвлечься от своего занятия и поморщиться, будто у него болит зуб. - Если она сейчас не замолчит, у меня глаза на лоб полезут, - со стоном произнес Тило, обращаясь, видимо, к своему собеседнику. – Она ужасно поет. И как ее еще не выгнали? А ты что об этом думаешь, друг мой? – обернулся он влево, но там никого не оказалось. – Друг мой? Где ты? Куда ты ушел? – он стал искать по сторонам, заглядывать за шторы, но крик со сцены привлек его внимание. Задник упал прямо на примадонну во время ее пения, тем самым вызывая истошные крики не только у самой пострадавшей, но и у остальных присутствующих на сцене. - Это Призрак! – испуганно прокричала малышка Мэг, цепляясь за подругу. - Буке, что у вас там происходит? – задал вопрос Лефевр рабочему, спешно поднимающему упавшую декорацию. - О, месье, я не виноват. И я не видел того, кто уронил задник. Быть может, это опять Призрак Оперы вышел из тени? - Не волнуйтесь, сеньора. Он не нарочно, - попытался оправдаться Андре перед разъяренной певицей. - Si! Он не нарочно! Тогда сделайте так, чтобы это «не нарочно», не случаться не нарочно! Подобное происходит уже в течение трех лет, и до сих пор не принято ни каких мер! Я больше не могу так работать! Все! Я ухожу! – картинно помахав рукой, примадонна удалилась, оставив новых директоров прибывать в замешательстве. - Она же не серьезно? Она ведь вернется? – умоляюще спросил Андре у Лефевра и Рейе, но они лишь пожимали плечами. - Господа, у меня для вас послание от Призрака Оперы, - к ним незаметно подошла мадам Жири, в руках она держала распечатанный конверт. - Да вы все с ума сошли! Вы, видимо, одержимы идеей Призрака оперы, – начал возмущаться Ферме. - Он приветствует вас в своем оперном театре, - не обращая внимания на недовольство директоров, продолжила мадам Жири, - он просит так же оставлять за ним ложу номер пять, - жестом указывая на ложу, в которой как раз убирался Тило, на что он приветливо, ничуть не смущаясь, помахал рукой. - Еще он напоминает, что пришло время выплачивать жалование. Двадцать тысяч фунтов каждый месяц. Можно больше, если виконт даст вам денег. - Мы должны еще и жалование ему платить? Это немыслимо, Андре! К тому же сеньора Гудичелли отказывается выступать. Что делать, Андре? Нужно срочно искать замену! - Мадмуазель Дае может спеть, - вновь подала голос мадам Жири, указывая на подругу своей дочери, Мэг Жири. – Ее обучал великий мастер. - Но она же всего лишь хористка… - протестовал Андре. – Ну, ладно, пусть попробует, раз уж ее кто-то обучал. - Не бойся, Кристина, - ободряюще погладив девушку по руке, мадам подтолкнула ее ближе к середине. – Спой. - Итак, с начала арии, мадмуазель, - после короткой паузы попросил дирижер. - Будь со мной, - поддерживаемая словами окружающих, девушка запела. Ее голос поначалу дрожал от волнения, но, справившись с собой, она чисто запела, правильно выверяя каждую ноту. - Будь со мной в мыслях, после слов – "прощай". Вспоминай, хоть иногда, прошу, не забывай… *** Два года назад. - Тило, а ты ведь уже знаешь о Призраке? – спросила хорошенькая балерина, повиснув на плече парня. - О каком призраке вы говорите? – поинтересовался он у окруживших его девушек. - Мы говорим о Призраке Оперы. О нем знают все в театре. Он вечно что-нибудь натворит, он любит наводить страх на нас и на работников. Он так забавляется. Но дело даже не в этом. Говорят, что он просто отвратителен. По сравнению с ним, дьявол просто писаный красавец, - наперебой стали рассказывать балерины, стараясь перекричать друг друга. - И вы верите в эти глупости про призраков? – насмешливо отреагировал Тило. – Призраков не существует. Это просто вымысел. - Все так в начале говорят, а потом сталкиваются с какой-нибудь неприятностью, подстроенной призраком, - поучительным тоном заявила одна из танцовщиц. - Это мог быть кто-нибудь из персонала, - предпринимая последнюю попытку не согласиться, говорит Тило. - А вот и нет! Это точно Призрак! – девушки снова начинают убеждать его в своей правоте, доказывать, приводить примеры случаев, в которых, по их мнению, был замешан Призрак. В итоге он устал от их щебетания и под первым выдуманным предлогом ушел (вернее убежал) от них. Он работал здесь всего-ничего, но его уже успели затискать, наверное, все женщины этого театра, за исключением самых строгих и гордых. И все, как одна, говорили, что он «прекрасный принц». Сначала это веселило, но потом стало раздражать. Что же касается мужской половины «населения», то большая ее часть его просто не замечала. Тило нравилось здесь работать. На первый порах от него многого не требовали, но со временем ему стали доверять работу посложнее. С жильем проблем тоже не возникло, ему предоставили маленькую комнату (спасибо мадам Жири), находящуюся почти под крышей, из-за чего там было немного сыро, и по ночам гулял сквозняк. В ней были только узкая кровать, стул, небольшой комод да зеркало, но для Тило большего и не требовалось. К тому же, у него не было другого жилья, кроме этого. У него было достаточно свободного времени для личных занятий. Он трудился над своими стихами, пробовал сочинять для них музыку. Проблема была лишь в том, что у него не было инструмента, чтобы опробовать новые мелодии. Он так же пытался напевать эти песни, но он никогда не учился пению, а просить кого-либо в театре стеснялся, боялся, что засмеют. И сейчас, проходя мимо одной из гримерных, он услышал голос. Он был настолько прекрасен, что заставил замереть на месте. Это пел мужчина с необычайно сильным вокалом. Тило никогда не слышал, чтобы настолько погружались в мелодию. Казалось, этот голос обволакивает тебя, подчиняет все твое существо себе. Тило, не смея пошевелиться, вслушивался в эти волшебные переливы голоса, улавливая малейшие изменения в интонациях и тоне. В какой-то момент он заметил, что этому голосу вторит тоненький женский, еще не умелый, не слаженный, но девушка, кем бы она ни была, старалась повторить за своим учителем. Да, сейчас Тило не сомневался, что это именно урок. Ведь Голос чутко подстраивался под более слабый женский, направлял, делал молчаливые замечания. Все это Тило чувствовал, пропускал через себя, стараясь не забыть ни детали, чтобы потом в своей одинокой комнате, в дали ото всех, повторить эти упражнения. Но вот все прекратилось. Все стихло. Не было слышно даже вечных перешептываний балерин и шуршания платьев. Тило мог слышать только удары своего сердца, которые сейчас казались оглушительно громкими в этой пронзительной тишине. Вдруг послышался щелчок открываемой двери, и Тило едва успел спрятаться за, неизвестно откуда взявшимся в коридоре, шкафом. Из той самой комнаты вышла молодая девушка. Тило узнал ее. Он часто видел ее вместе с мадам Жири и ее дочерью Мэг. Кристина Дае. Осиротевшая дочь шведского скрипача. После смерти отца взята в хористки и местную балетную школу. Очень способная. Подает большие надежды. Но Карлотта ее недолюбливает, а значит, больших ролей ей не видать. А жаль, она ведь симпатичная, и лицо, и фигура – все при ней. Ей следует лишь правильно поставить голос и… И похоже ей в этом кто-то помогает. Не смотря на то, что Кристина ушла, Тило так и остался на своем месте дожидаться таинственного учителя. Но больше никто из этой комнаты не выходил. Ни через десять минут, ни через полчаса, ни через час. Наконец, Тило решился и, подойдя к двери, тихонько приоткрыл ее. Комната была пуста, свечи не горели, камин не зажжен, и вообще не было ни одного признака присутствия здесь человека. Войдя внутрь, Тило так же не обнаружил ничего подозрительного. Но тогда куда же делся тот человек, который так чудесно пел? Неужели это были какие-то галлюцинации? Нет, здесь что-то другое. «Думаю, это их не первое и уж точно не последнее занятие. Нужно за ней проследить и выяснить, кто же этот загадочный мужчина», - решил Тило. Весь следующий день он не выпускал Кристину из виду, следил за ней на расстоянии, чтобы не привлекать внимания. И, наконец, его старания оправдались. Девушка снова подошла к той самой комнате, оглянулась, чтобы убедиться, что за ней никто не следит, и, не заметив Тило, зашла внутрь и закрыла за собой дверь. Подойдя на максимально близкое расстояние, он стал прислушиваться к разговору за стенкой. - Ангел, я здесь. Я снова пришла на занятие, - заговорила Кристина. - Очень хорошо. Начнем, как обычно, с распевки. Потом я бы хотел, чтобы ты исполнила ту арию, которую пела вчера. Итак, приступим… - ответил ей тот самый Голос. Вот так, изо дня в день, они занимались по несколько часов, а Тило в это время находился всегда поблизости. На эти часы он отгораживался от остального мира, не слышал ничего, кроме этого божественного голоса, будто других звуков не существовало. После четвертой провальной попытки выяснить, кто же этот странный человек, Тило просто отдался музыке. Он знал о нем лишь то, что Кристина всегда называет его Ангелом Музыки и что она никогда не видела его, а, так же как и Тило, только слышала. Тило все запоминал, что-то записывал, ведь потом он мог это все повторить самостоятельно, уединившись в своем уголке. Уже после первого «урока» у него проснулось вдохновение, и он ночами напролет писал стихи, а мелодии так и кружили вокруг. Он видел их в каждом предмете, в каждом явлении природы, будь то мрачный пейзаж на декорации или радуга после дождя за окном– все это навевало новые строки. А ночью, когда все было записано, он поднимался на крышу и смотрел на ночной город или считал звезды. Это успокаивало. Однажды он снова пришел на свое излюбленное место, все так же смотрел на небо и пытался представить себе жизнь за облаками, но на следующее утро он не нашел своей неизменной папки с записями. Поиски ничего не дали. Перерыв все в комнате, он отправился на крышу, думая, что оставил ее там прошлой ночью, но и там ее не оказалось. Он спрашивал у каждого встречного, не видел ли он его альбома, но всегда был один и тот же ответ. Часы уже били полночь, когда он, отчаявшись, снова поднялся наверх, в последней надежде найти потерю. Но его ждал сюрприз. Спиной к нему стоял человек в черном плаще. Он не шевелился, лишь ветер развивал края его накидки. Он никак не отреагировал на приход еще одного человека, даже головой не повел. Но он будто шестым чувством ощущал, что все внимание сосредоточено на нем. - Зачем Вы преследуете ее? – не поворачиваясь, спросил мужчина. Его голос показался смутно знакомым. - О ком Вы говорите? И кто Вы? – недоумевая, спросил Тило. - Я тот, чье имя вам без надобности. К тому же, если бы Вы его узнали, мне бы пришлось вас убить, - спокойно ответил незнакомец. – Я говорил о мисс Дае. Вы следили за ней. И не раз. - Я слежу не за ней, - так же спокойно отреагировал Тило. - Тогда за кем же? Вы ходите за ней будто хвост, - слегка раздраженные нотки проскальзывали в этом величественном голосе. - Видимо, за вами. Мужчина, наконец, повернулся к Тило в пол-оборота, этого было достаточно, чтобы при слабом освещении разглядеть белую полумаску. Не дожидаясь ответа, Тило продолжил: - Я просто был восхищен вашим мастерством и решил, что Вы разозлитесь, когда узнаете о том, что я подслушиваю. Я догадывался, что Вы и есть тот загадочный Призрак Оперы, и не хотел иметь с вами проблем. Меня влечет только искусство, а в ваши личные дела я лезть не хочу, как и в дела других людей. Поэтому решил набраться опыта и послушать такого мастера, как Вы. И если честно, я завидую той девушке, но не черной завистью, - поспешил он добавить, - что Вы обратили на нее свое внимание. Скажу еще, что очень вас уважаю. Редко встретишь такого талантливого человека, - казалось, его словам нет конца. Волнение пересиливало доводы разума. Он просто внезапно осознал, кто сейчас стоит перед ним. - Я не стану просить позволения присутствовать на ваших уроках. Но Вы можете на меня положиться, если вам что-то понадобиться. Можете считать меня своим другом, - последняя попытка заполучить расположение. - У меня нет друзей, - глухо отозвался Призрак. Он хотел сказать что-то еще, но юноша его опередил. - Значит, я буду первым. Обращайтесь, если захотите поговорить по душам, - немного насмешливо предложил Тило. - Я к вашим услугам. Только верните мою тетрадь, пожалуйста. Я ведь знаю, что она у вас, - уверенно произнес Тило. - Я очень долго работал над этими произведениями. - Мне многое понравилось. Но почему в них столько тоски и ощутимой боли? – он достал из-под складок плаща папку цвета бордо и погладил ее по обложке. Его руки были в черных кожаных перчатках. - Потому что у меня часто такое настроение. Это мои чувства, излитые на бумаге, - со вздохом ответил Тило. - Я бы хотел их записать на виниле или кассете, но у меня проблемы с речью, мне иногда тяжело читать или разговаривать. О пении и не думаю. Но ваши упражнения помогают, можете собой гордиться, - немного улыбаясь, закончил юноша. Призрак ничего не ответил. Он только положил альбом на выступ у большой статуи и скрылся в тени. *** Настоящее время. У Кристины был действительно ангельский голосок. Ее «учитель» постарался на славу. Такое пение приковывало к себе внимание, заставляло отвлечься от других мыслей. Но Тило отчего-то Кристина не смогла заворожить, он не чувствовал того, что чувствовали сейчас другие люди, находящиеся в зале. Тут его взгляд привлек клочок бумаги рядом с собой. Снова поражаясь, с какой незаметностью она появилась, он развернул послание. «Сегодня ты мне понадобишься. Как закончишь, спускайся вниз». Подписи не было. Но она и не была нужна. Отправитель известен. Тило только усмехнулся и, положив записку в карман, тихо проговорил: - Да, друг мой.