Цена победы

       — Стен, укрепления на тебе. Зевран — за маслом. И кузнеца сюда, немедленно, — звучали одна за другой отрывистые команды, и всё вокруг начинало кружиться в лихорадочной спешке, и кто-то уже вкатывал на холм помятые бочки, в кузнице вовсю гудели меха и звенела сталь, а на площади перед церковью уже полыхал огромный костер, разгоняя подступающие сумерки.               Страж не был похож ни на героя, ни на спасителя. Какое-то скрытое напряжение натянутой струной звенело в каждом его движении, вплеталось в каждое слово, слетавшее с тонких губ, скользило поволокой в синих глазах. Стефан Кусланд был откровенно странным: он заходился отрывистым лающим смехом и в следующее мгновение уже рычал так, что волосы на затылке дыбом вставали; час за часом вихрем носится по Редклифу, чтобы вдруг подобно соляному столбу замереть посреди площади до тех пор, пока желтоглазая ведьма не коснется бледной рукой закованного в металл плеча. Было в нем что-то от человека, балансирующего над обрывом на тонком канате и знающего, что каждый следующий шаг может оказаться последним. Ополчение с опаской косилось на длинные мечи в перевязи на поясе (а ну как сорвется и пойдет махать направо и налево), но молчало. Убийца короля или нет, но Страж был их последней надеждой на спасение.               — Если хотите выпить, это вам к Ллойду, — с порога сообщила Белла, стараясь не слишком откровенно разглядывать смуглое скуластое лицо, — я тут только для того, чтобы мальчики не передрались.               — Какая ж пьянка без драки, — усмехнулся Страж, рассеянно барабаня закованными в латную перчатку пальцами по эфесу меча и окидывая взглядом простые деревянные столы, грубо отесанные лавки и оплывшие свечи в позеленевших подсвечниках. — Впрочем, пить тут только с горя. Эй, хозяин! Угости-ка кружечкой-другой доблестных защитников.               И когда Ллойд, тупое трусливое ничтожество, вздумал возражать, Белла не удержалась и подняла глаза. И сразу поняла, как выглядит человек на канате, только что сделавший шаг в пустоту.               Позже, когда изрядно повеселевшие ополченцы, подбадриваемые шутками светловолосого эльфа из серостражеской компании, потянулись к выходу, Страж неохотно поднялся из-за стола, на котором выстроилась целая армия пустых кружек, и поманил Беллу рукой. Человек снова шел по своему канату, чуть раскосые глаза смотрели спокойно и вежливо, и лишь слабые искорки в синей глубине выдавали полыхающее внутри священное пламя.               — Ты кажешься мне славной девушкой, Белла, — откашлявшись, произнес он, и вдруг расплылся в удивительно обаятельной улыбке, мгновенно преобразившей суровое лицо, — скажи, тебе не нужна таверна? А то у меня, похоже, образовалась лишняя.               Так они и познакомились.               ~               Белла осторожно поставила поднос с ужином на тумбочку и тихонько присела на край кровати. Страж возлежал на подушках и правой рукой листал внушительного вида том в кожаной обложке, левая же рука лежала на широком лбу Лабраша, неподвижно замершего у кровати хозяина. Было в позе Стража что-то царственно-небрежное, какая-то скрытая хищная грация, которую не мог скрыть даже тот факт, что левая рука Стефана от кончиков пальцев и до плеча была укутана белыми хрустящими бинтами, а под глазом переливался всеми цветами фиолетового внушительный синяк.               — Знаешь, красавица, что значит быть Серым Стражем во время Мора?               — Расскажи.               — Чтобы остановить Мор, ты не поверишь, нужна армия. В связи с этим я, к слову, так долго наслаждался свежим воздухом Бресилиана и гостеприимством милого твоему сердцу Редклифа. Но армия — это не просто толпа в блестящих железках и с мечами. Армия должна подчиняться королю.               Белле мучительно хотелось коснуться кончиками пальцев его нахмуренных бровей, поцеловать уголки губ, тронутые горькой усмешкой, но она не смела. Говорить сейчас ему было так же необходимо, как пить, есть и дышать, а Белла умела слушать, как никто другой. Это ли привлекло в ней несгибаемого, непобедимого и потому так непередаваемо одинокого Серого Стража?               — Чтобы у Ферелдена появилась армия, нужно сначала прекратить гражданскую войну. А для этого, в свою очередь, необходим живой и здравствующий Эамон. Именно поэтому, как только заживет эта досадная царапина, мы отправляемся в Морозные горы. Но Алистер ведь в чем-то прав. Я мог рискнуть, скорым ходом добраться до Башни Круга и привести с собой магов, и, возможно, всего этого удалось бы избежать. Мальчик был бы жив, Алистер доволен, а моя совесть — спокойна. Вот только Коннор… Коннор ничем мне не поможет.               — Редклиф — всего лишь рыбацкая деревушка, — резонно заметила Белла, машинально разглаживая одеяло на его коленях, — тебе был нужен только замок, но ты остался и помог.               Даже про себя она давно перестала ужасаться жестокой, на грани аморальности, прямоте его речей. Любить Серого Стража — значит, принимать мир таким, каким его видит он. Мир Стефана был полон жестокости, жертвенности и чистого расчета, в этом мире можно было безнаказанно лгать, убивать, предавать, использовать, чтобы в конечном итоге во что бы то ни стало этот мир спасти.               — Редклиф — первый рубеж обороны Ферелдена, — фыркнул Страж, выстукивая незамысловатый ритм по твердой обложке тома, — отсюда начали свое наступление на равнины востока аввары, здесь состоялся первый бой ферелденцев с Империей, и у нас есть все основания полагать, что здесь же пройдет решающая битва с силами Архидемона.               — Все так просто? — как Белла ни старалась, в ее голосе прозвучала предательски тоскливая нотка, и Стефан со вздохом запустил пальцы в черные волосы, которые за два месяца отросли почти до плеч.               — У победы всегда есть цена, красавица. Но я рад, что поступил так, как поступил.               Иногда Белла задавалась вопросом, волей каких великих сил частичка души этого тревожного, опасного, непонятного человека, тащившего на своих плечах судьбу целого мира, вдруг стала принадлежать ей.               Но благодарила эти силы неистово и всем сердцем.               ~               Он, как всегда, ввалился без стука — просто распахнул входную дверь, оббивая о порог налипшую на высокие сапоги грязь и смешно, по-собачьи отряхиваясь от мелкого снежного порошка, тонкой пленкой покрывшего плащ. Стефан никогда не предупреждал о приезде заранее, объясняя это тем, что и сам зачастую не знает, куда заведут его извилистые тропы шутника-Создателя, и никогда не писал писем, потому что события его жизни происходили быстрее, чем галоп самой быстрой почтовой лошади. Так что Белла ждала его каждый день, каждую минуту с того момента, как он целовал ее на прощание и небрежно закрывал за собой дверь, так, что при малейшем ветерке она вновь распахивалась с глухим стуком. И каждый раз Белла с надеждой оглядывалась: вдруг он уже вернулся?              Иногда он и правда возвращался.               За ним, дыша паром и пересмеиваясь, вошли спутники: седовласая Винн, смешливая болтушка Лелиана, обходительный нахал Зевран и косматый добряк Лабраш, и Белла сразу почувствовала себя легкой, как пушинка, и абсолютно счастливой. Они вернулись, вернулись из Орзаммара, и это значит, что гномы встали на сторону Серых Стражей и будут воевать под командованием Стефана, потому что он никогда бы не покинул королевство гномов без их согласия. А это значит, это значит…               — Победа близка, красавица! — подмигнул ей Страж, подхватывая ее на руки и вместе кружась по залу, и Белла с любовью и тревогой рассматривала его осунувшееся обветренное лицо. Под синими, как кусочки сапфира, глазами широкими мазками лежали темные тени, на лбу прибавилось морщин, но все это было шелухой, мелочами. До тех пор, пока в сапфировых глазах горят бесовские огоньки, а красиво очерченные губы изгибаются в легкой усмешке, он останется ее Стефаном.               Стефан никогда не говорил, что скучает по ней, он вообще не любил это слово: скучать. За этот год Мор развернулся в полную мощь, юг страны заволокло черным облаком, ядовитые щупальца уже тянулись к Денериму и Редклифу, и у Серых Стражей не было времени на скуку и тоску — они собирали все силы для последней, решающей битвы. Но как-то однажды, в ответ на ее «скучала», Стефан с кривой улыбкой заметил:               — Ты же знала, что рано или поздно я вернусь, Белла. По-настоящему скучают только по мертвым.               И хотя она никогда не знала наверняка, увидит ли Стефана еще раз, Белла поняла его и впредь была осторожна в выборе слов.               — Я рада, что ты вернулся, Страж, — прошептала она ему на ухо, улыбаясь так, как могла улыбаться только с ним. Стефан звучно чмокнул ее в губы и хмыкнул:               — И я рад, красавица. Очень рад, — и, задумавшись на мгновение, добавил: — А теперь, как там насчет горячего ужина перед долгой дорогой в столицу нашей родины?               ~               На торговой площади творился сущий кошмар. Толпа бурлила, ворчала и нещадно толкалась; пухлые, как пирожки, и худые, как палки для швабр, продавщицы голосили так, что в ушах неприятно звенело; чумазая ребятня плевалась вишневыми косточками, заливисто хохотала и постоянно путалась под ногами. Стефана в этом кошмаре удерживало только одно — Белла, похоже, до сих пор получала искреннее удовольствие от царящего вокруг шумного бардака, с восторгом бросаясь от одного прилавка к другому, разрумянившаяся и нарядная, как девчачья кукла, с шелковыми лентами в волосах цвета осеннего листа, с сочно-красным яблоком в загорелых пальцах. С первого дня в Денериме Белла вся сияла, как новенький золотой, коих за год странствий накопилось более чем достаточно в карманах Стефана, и с тихим восторгом пожирала глазами роскошные дворцы ферелденской знати, широкие мощеные площади, украшенные в честь Собрания Земель ленточками и флажками, и устремившийся в небо трехглавый пик Форта Драккон. Ей все здесь было в диковинку, и под конец бедняжка так устала удивляться, что, завидев очередную новинку, только охала и безмолвно всплескивала руками.               — И, пожалуйста, Белла, — в который раз повторял Стефан, открывая перед ней дверь «Покусанного дворянина», — слышишь меня, пожалуйста, не…               — Не выходить одной из таверны, не знакомиться с посетителями, не пытаться подзаработать разносом напитков… — начала демонстративно загибать пальцы Белла, но, поймав мрачный взгляд Стефана, посерьезнела и ласково улыбнулась. — Я все помню, Стефан. Не беспокойся обо мне.               Стефан замолчал, пару мгновений просто любуясь, как солнечные лучи прыгают и извиваются в прозрачных камешках маленьких золотых сережек в ушах Беллы, и задумчиво провел рукой по колючей щетине. Брать ее в Денерим было сущим безумием, бессмысленной авантюрой, феноменальной глупостью — каждый из членов его маленького отряда проявил удивительную изобретательность в подборе наиболее меткого определения сему решению командира, но все они с трагичным звоном разбились о железную непреклонность Стража. Орда Архидемона уже набросилась на баннорн, как стая голодной саранчи на поспевшие зерновые поля, и смрадная вонь скверны повисла в воздухе, отравляя его и оседая на языке тошнотворной пленкой. Оставаться в Редклифе дольше простым людям было вредно, страшно и попросту опасно.               К тому же, Белла всегда мечтала побывать в Денериме…               — Я еду в Редклиф один.               — Вот как, — помолчав, произнесла Белла, — я почему-то ожидала этого.               — Тогда ты должна меня понять, — грустно усмехнулся Стефан, протягивая руку и пропуская одну из ярких ленточек между пальцев, — поле боя — не место для хрупких и беззащитных рыжеволосых красавиц.               — Видимо, на Лелиану это правило не распространяется, — фыркнула Белла, отбирая у него ленту и быстро вплетая ее обратно в косу.               Стефан удивленно поднял бровь:               — Помилуй Создатель, Белла! Даже старина Томас не назвал бы Лелиану беззащитной, а он, согласись, совершенный идиот.               Белла только грустно улыбнулась и зябко повела затянутыми в шелк плечами.               — Я ведь не смогу переубедить тебя?               — Увы, красавица.               — Ну, раз так, — голос Беллы дрогнул, но глаза оставались сухими и ясными, — тогда я буду ждать тебя здесь.               — Поверь, дорогая, так будет лучше для нас обоих, — шептал он, когда плечи Беллы все же предательски задрожали, с отчаянной нежностью целуя мокрые от слез глаза и щеки, — в Ферелдене нет сейчас места безопаснее, чем Денерим.               ~               Людской круговорот, провонявший тухлой рыбой и мочой, безвольно расступался перед Стефаном и смыкался за его спиной, продолжая бурлить людскими воплями и жадным звоном монет и изредка вскипая пузырями пьяных потасовок. Плотно прилегающие друг к другу пластины доспехов Стража-Командора надежно защищали своего владельца от нежеланных прикосновений, и все же Стефана не оставляло ощущение, что от грязных людских пальцев, только что жадно загребавших из чанов квашеную капусту или со сладострастием бивших чье-то лицо, на драконьей кости остаются жирные блестящие разводы.               Да, Стефан Кусланд ненавидел Денерим — город, обязанный ему своим нынешним существованием, — всеми фибрами своей души, и не скрывал этого.        Иногда он даже жалел, что в свое время не позволил этому гадюшнику сгореть дотла. К сожалению, понимание это пришло уже после того, как он голыми руками оттаскивал с пепелища обугленные бревна — все, что осталось от первого «Покусанного Дворянина»; после того, как обошел все лагеря беженцев, все городские госпитали и все мертвецкие, и так не нашел даже ее следа.               Да, да, сейчас Страж спалил бы Денерим без колебаний, сравнял бы с жирной плодородной землей, которую город осквернял своим присутствием, будь на то его воля.              Но какой в том смысл?               Брезгливо отодвинув с пути очередного сопливого мальчишку, с хлюпаньем обсасывавшего красного леденцового петушка, и протиснувшись мимо необъятных размеров торговки рыбой, Стефан очутился перед дверью нового «Покусанного Дворянина». От славного командорского пинка на двери осталась небольшая зазубрина, но и это не принесло Кусланду никакого удовлетворения: проклятый кабак распахнул перед Стефаном свои радушные объятья, одним ловким движением набрасывая на его шею удавку из воспоминаний, наполняя рот противной горечью, которую Кусланд немедленно сплюнул на покрытый соломой пол. А ведь он хотел, хотел послать все в Архидемонову задницу, вызвать Страуда в свои покои в Дворцовом Квартале — и в последний момент передумал. Посчитал это за слабость, малодушие.               На самом деле малодушием было раз за разом, год за годом приходить сюда в надежде найти ее, и не находить.               — Командор! — Страуд возникает из ниоткуда, кладет руку Командору на плечо. — Идем. Хочу тебя кое с кем познакомить.               Страуд как всегда весел, подтянут и бодр. Густые темные волосы гладко зачесаны назад, усы аккуратно подстрижены и спускаются к подбородку двумя идеально гладкими полумесяцами, а грифон Серых Стражей на груди блестит, как новенький. Своим подчеркнутым чистоплюйством орлесианский Страж вызывает у Стефана легкую брезгливость, что, впрочем, не помешало ему доверить Страуду поиск и шефство над новобранцами Ордена.               — Неужели? — цедит Стефан сквозь зубы, позволяя орлесианцу увлечь себя вглубь провонявшего кислым пивом зала, — Надеюсь, это кто-то стоящий. Мое время нынче дорого стоит.               — Уж поверь, — усмехается в усы Страуд, — она стоит твоего времени.               Стефан с плохо скрываемым омерзением разглядывает толпящуюся у барной стойки шоблу, как вдруг в серо-бурой толпе пьянствующих моряков, разодетых аристократов и размалеванных шлюх мелькнула, словно луч солнца, копна рыжих волос. Этот глубокий, густой цвет осенней листвы на влажном черноземе; перелив расплавленной меди с тонкими золотыми прожилками в почерневшем тигле; огненные всполохи в густой темноте летней ночи…               На несколько мгновений для Стефана Кусланда в мире не осталось ничего, кроме этих мерцающих в полумраке таверны, до судорог знакомых рыжих волос.               А потом девушка обернулась. Она оказалась удивительно, необыкновенно, чарующе хороша. Кожа ее была гладкой и матовой, темные брови мягкими дугами оттеняли ясные нефритово-зеленые глаза, а мягко очерченные губы с трогательными трещинками были нежны и свежи, как лепестки розы. Пожалуй, из всех виденных Стефаном женщин эта была самой красивой, самой соблазнительной и желанной.               Но это была не Белла.               — Командор, — Страуд, с довольной ухмылкой на холеном лице, встал рядом с девушкой и по-хозяйски положил руку ей на плечо, — имею честь представить: Льесса Карон, наш новый рекрут.               Оглушенный этим очередным, поистине сокрушительным разочарованием, Стефан не заметил яростного огонька, вспыхнувшего в глазах Льессы. Как смеет он смотреть на нее так? Как смеет кривить губы в вежливой улыбке, как смеет равнодушно отводить глаза? Как смеет этот мужчина, будь он хоть трижды героем Ферелдена, оставаться настолько безразличным к ее чарам?               Льесса возвращает Командору взгляд, полный самого глубокого равнодушия, и решает раз и навсегда: этот мужчина будет принадлежать ей.               А Льесса Карон не признает поражений.