Ультра-Былина о Кожемяке

Когда Русь сотрясало жестокое нашествие орды Батыя, эта беда отражалась (а может, наоборот, сама была отражением) в небесном затомисе Руси нападением ужасного и отвратительного змея, монгольского уицраора, разорвавшего, как оболочку икринки, бедный молодой Юнкиф и теперь хищно мечущегося по всей сакуале затомисов. В башне, стоящей на месте символического Крещения Небесной Руси, синклит по тревоге собрался на совещание. — Что же, друзья, Ультра-Киев в опасности. Мы за эти четыреста лет более-менее отстроили неплохой затомис, но с этим зверем можем уже и не справиться. — Так позовём кого-нибудь на помощь, пускай разберутся? — Кого звать? Рай и Эдем заняты дележом имущества между собой, Джаннэт без высшего аспекта трансмифа нам толком не поможет и сам набезобразничает, Монсвальт снялся с места и носится непонятно где, все остальные ещё дальше. Но местными силами тоже не обойдёмся. Земные законы, по которым следовало бы мобилизовать ультра-киевлян на дружную коллективную оборону, здесь не действовали. Воевать должен кто-нибудь один, а остальные могут придать ему сил с помощью общей молитвы, на которую, однако, все и так с радостью сбегались в многочисленные соборы каждый день. — А нашего уицраора натравить? — Да он щенок ещё. И чувствует себя не очень, вот, правила объезда осилил, а в лествичной системе наследования запутался совсем. А ему ещё Русскую Правду писать. — Что ж, придётся звать кого-нибудь из Файра. — Так, вариантов немного. Давайте Никиту Кожемяку, хороший был парень при жизни. — Давайте, только как звать-то? Надо гимн выдумать, да и врага мы по имени не знаем. Кстати, да! — Один из членов Синклита подошёл к высокому и узкому окну, открыл его и спросил. Кричать, равно как и зажимать уши от громкого ответа, в этом мире не было нужды никакой. — Эй ты, змей! Как твоё имя? — Шанкр, — ответил змей. Спросивший член синклита тихо засмеялся, но быстро остановился, остальные же не были столь испорчены. — Ну хорошо. Придумаем что-нибудь. В конце концов, не русский он, что ли, поймёт нас обязательно. Члены Синклита встали в круг, взялись за руки, и самый нетерпеливый произнёс: «Сойди к нам, Никита Кожемяка, из русского Файра в небесную Русь, сразиться с Шанкром, ужасным змееподобным монгольским государственным чудищем»! — Не, не то. Ты всё напрямую сказал, а надо чтоб красиво было, с метафорой и метонимией. Тогда и молитва будет. — Как сокол на гнездо своё возвращается, так Никита из Файра в Русь Небесную спускается! В серебре его остром солнце блестит, Никита наш Шанкра возьмёт и победит! Наличествующая во втором предложении какая-никакая метонимия, в первом сравнение, которое при обрезании второй части стало бы метафорой, а также две слабые и глагольные, но всё же рифмы, придали этому наспех сколоченному, во всех остальных отношениях убогому, но всё же гимну необходимую силу, о чём свидетельствовала еле заметная блестящая колонна, возникшая в середине зала и тут же растаявшая. Полминуты спустя по узкой винтовой лестнице с крыши башни спустился богатырь. На нём была белая рубаха, широкий ремень с круглой бляхой из серебра, кожаный шлем и красный шёлковый плащ, а в руке он держал действительно блестящий даже в освещённом узкими окошками зале короткий и широкий меч. — Здравствуйте, бояре! Я принимаю битву! — Выручай нас, Никитушка! — С какой стороны враг нападает? — С северной, Никита, с оболонской! — Понял! Молитесь за меня. Не будучи защищён тяжёлыми доспехами, Никита решил подойти к змею поближе, оставаясь незамеченным. Он спустился к самому берегу Небесного Днепра и пошёл против течения, наконец, в лесах уже за городом обнаружил нос змея, прилёгшего отдохнуть. Никита от всей души резанул острым концом меча между ноздрей Шанкра. Этого, конечно, было мало. Змей высоко поднял шею, что позволило ему не только приготовить бросок, но и более-менее разглядеть обидчика. Но не теряя ни капли самообладания, Никита бросился убегать. Резво пронесясь по той дороге, которой сейчас соответствует Богатырская улица, и миновав небесную Петровку, Никита обнаружил на небесном Подоле огромную, но невесомую сложно переплетённую мелкую золотистую сеть. Это был эгрегор — энергетическая сущность, созданная духовными усилиями русских людей всех уровней мира. Дав змею запутаться в эгрегоре и выиграв несколько минут, Никита взбежал по прекрасной лестнице с золочёными перилами, бледным подобием которой в Энрофе является Андреевский взвоз. Он рассчитывал, что змей потеряет силы, поднимаясь вслед за ним; но даже на случай, если этого не произойдёт, у него был второй вариант. Преодолев очередной поворот и на время скрывшись от уже бодро поднимавшейся за ним головы в переулке справа, Никита съехал по левой балюстраде изящно отделанной орлецом и лабрадоритом запасной лесенки (лестнице сейчас соответствует Воздвиженская улица, а вытертому героем поручню — Кожемяцкая) и тихо пробежал на огромный расшитый узорами ковёр, покрывающий сквозь слои гиперпространства Контрактовую площадь. Наискосок ковёр пересекал бледный хвост Шанкра. Никита посмотрел на свой меч и с радостью обнаружил, что он удлинился примерно в три раза. «Благодарю вас, ультра-киевляне, за молитвы ваши!» — громко произнёс Никита, воткнул меч в едва заметную на хвосте жилку и поднял меч за рукоять, повернув от себя змея примерно на полоборота. Несмотря на длину, змей понял, что запросто может быть опрокинут целиком, поэтому вытянул левую переднюю лапу в сторону и упёрся ею в городской склон. Через шесть с половиной веков в соответствующем месте реального Киева будет построен фуникулёр. Тем временем город начал пустеть. Конечно, убить или искалечить уже обретших бессмертие жителей было невозможно, но присутствие змея было крайне неприятно и уже стрясло с жителей порядочно гавваха, который потом ещё долго и с удовольствием курили в различных нижних слоях Шаданакара. Жители покидали Ультра-Киев через систему пещер на южной окраине, которые, впрочем, не уходили в землю, а причудливо то разветвлялись, то сходились в небе, ведя в другие ультра-города, соседние затомисы и даже в верхние сакуалы. Одна стройная молодая женщина (хотя стройными и молодыми были все) обернулась и строго указала герою и змею: — Провалились бы вы в свой шрастр, и там бы выясняли отношения! Нашли место! — А дайте нам своего уицраора, там и мы разберёмся! — ответил змей. — Вызываю его на честный бой! — Не время, Шанкр. Маленький он ещё. Получи-ка лучше нашего, богатырского! Никита вытащил из хвоста змея меч, от души размахнулся и воткнул снова. Змей, которому удары богатыря скорее надоедали, чем причиняли урон, решил действовать активно. Он направил хвост, начиная с того места, где он был толщиной с человеческое туловище, вертикально вверх. К тому времени задняя часть змея сильно изогнулась в западном направлении, поэтому хвост поднялся над местом, соответствующем телевизионной башне. Самый кончик хвоста, толщиной с руку, упал с этой верхотуры на Никиту, обвился вокруг него и поднял на приличную высоту. — Ну что, Никита? Ещё одна героическая смерть? — Нет, Шанкр! Ещё посмотрим! Против страшного размера монгольского чудища у Никиты было важное преимущество, которое есть у всех обитателей высших сакуал против существ демонической природы: его многомерность. Никита повернул правую руку в направлении увеличения четвёртой пространственной координаты, отставил кисть руки с мечом от себя и резким движением вернул меч в тот трёхмерный пространственный слой, где происходила битва. Меч попал в кровеносный сосуд змея, причинив ему ужасные страдания. Никита распрямил руку, она вернулась в пространство целиком, выбив из хвоста несколько бледных чешуек, упавших на прекрасный сад Нави-Альтас. Повторив этот приём с вариациями в нескольких местах змеиного хвоста, Никита не только освободился, но и от всей души потрепал чудище, а вдобавок ещё и завязал хвост четырёхмерным узлом, развязать который не смог бы и десяток умнейших игв. Недаром его Кожемякой звали! Напоследок богатырь отрубил от змея порядочный кусок и громко объявил о победе. Однако картина вокруг оставалась неприятной: кровь, чешуя, ошмётки эгрегора и потоки людей, вдруг хлынувшие от небесной Лавры в другом направлении. — Куда направляетесь, люди небесно-русские? — Подальше отсюда, Никитушка, лишь бы не здесь! Оказалось, при попытке пропихнуть юного Жругра в небесный тоннель, уицраор банально застрял, и жителям пришлось искать новые пути. В большинстве они спускались к Днепру и переходили вброд к небесной Троещине, но многих подхватывало течение и уносило, тоже к югу, но вверх, как и свойственно небесным рекам. Никоим образом не промокнув и не простудившись, они останавливались у порогов, чтобы потом стать небесными покровителями казачества. В башне синклита грустно наблюдали за последствиями. — Какой беспорядок! Кто всё это убирать будет? Надо этого звать... как его... — Главного? — Да, его. Члены синклита вдруг осознали, что присущее Небесным Россам вечное и неподражаемое свободолюбие обернулось некоторым перебором: они попросту забыли имя того, кто их возглавляет! А без имени даже с самыми витиеватыми образами гимна не составишь. Поэтому разгребать оставшийся после битвы мусор одному из членов синклита пришлось самому, призвав на помощь только нежную Навну, внимательно следившую за процессом и показывавшую, где ещё не убрано. Тем не менее, изменения были необратимы: Нави-Альтас был осквернён настолько, что его часто стали звать земным именем Бабий Яр, Шанкр с так и не пролезшим вверх Жругром опустились в шрастр, отрубленный кусок Шанкра начал вырастать в нового уицраора, активного и поныне и известного как Ниссуш. Небесный Киев большей частью опустел, и члены синклита, вслед за небесным народом, окончательно решили перебраться в Небесный Владимир. Последним из них ушёл взявшийся наводить чистоту, он посыпал улицы с ещё не выветрившимся запахом битвы лепестками роз. А так всегда бывает: сухие лепестки Розы Мира опадают, растут новые. Но и где рождение, и где смерть, всегда сильно пахнет.