И полетим

      Конец августа приближается медленно, чередой поздних закатов и томных полдней, небеса голубее, чем море. По субботам Томбо покупает мороженое в вафельных рожках и несётся с ним в булочную – мчится что есть духу, чтобы оно не растаяло в его руках, и каждый раз гордо заходит, протягивая Кики один рожок.       Она берёт перерыв, и они устраиваются на каменном парапете, отчаянно пытаясь не капать мороженым, которое стремительное тает, и говорят про ветер, про горизонт, про всё то, что, они знают, никогда не кончается.       Кики нравится ежевичное, а ему – фисташковое. Они смотрят, как солнце садится, красные всполохи смотрятся на волосах Кики как огоньки, и Томбо пялится без зазрения совести на это зрелище и на то, как она складывается вдвое когда хохочет.       Сегодня он меняет тему. Кики рядом с ним – нарядная, в новом красном платье, которое она сама себе сшила, когда наступила жара. Ей идёт, и к банту подходит. - Так что, ты пойдёшь в нашу школу в сентябре? – спрашивает он, пытаясь звучать беззаботно, и закидывает в рот остатки мороженого. Странно – ноги босые, а он и не помнит, что разувался.       Кики моргает. Смотрит на него, потрясённая. - А что, ведьмы в школу не ходят? – спрашивает он, наклоняя голову. – Ну, то есть, эм, ты… - Я об этом не подумала, - тихо отвечает она, явно ошеломлённая. – Ох. Скоро уже учебный год, да?       Томбо кивает, и Кики тяжело вздыхает, роняя голову. - Вот я дура! – восклицает она, яростно взмахивая руками. – Не надо было эту службу доставки выдумывать! - Эй, да ещё совсем не поздно! – поспешно вставляет Томбо. – Записываться ведь можно до конца первой учебной недели. Я сам тебя завтра в школу отведу, если захочешь! Директор у нас хорошая, она… - Не хочу тебя беспокоить, - перебивает она с той улыбкой, которая заставляет его ощутить себя воздушным шариком, готовым взлететь. – Я у Осоно спрошу, что нужно делать. - Да какое там беспокойство! – возражает он, и, не успевая остановиться, - Это же для тебя, Кики.       Вот теперь он готов сам себя стукнуть. Заливается краской, ерошит рукой и без того лохматые волосы. Неловко выкручивается: - Ну, мы же друзья. - Ладно, - неожиданно легко соглашается Кики и, хотя Томбо рад видеть её жизнерадостную улыбку и рад избежать всего этого «разговора о чувствах» (ну, на самом деле, скорее уж «признания в чувствах»), он немного расстроен тем, как просто она отнеслась к этому «друзья». Совсем чуть-чуть. - Ну, - наконец произносит Кики, слегка подталкивая его локтем, - сводишь меня туда завтра, а там посмотрим.       Томбо улыбается и поворачивается, чтобы взглянуть на неё. Глупо с его стороны – она, конечно, выглядит потрясающе милой в свете уходящего солнца, бант покачивается от ветра, глаза сияют.       Он сглатывает чуть нервно, но берёт её за руку. - Как скажешь, мисс Ведьма.       Она хихикает, а потом открыто смеётся, и от этого звука у него загорается сердце. ---       В конце концов, Кики решает учиться в школе. Она говорит ему, что вообще не принято у ведьм совмещать свою учёбу с другими делами, да и с доставкой будет сложно – ей ведь нужно будет по пять часов в день быть на уроках, а ещё – что она ужасно боится знакомиться со своими сверстниками (Кики думает, что вряд ли они все будут такими приветливыми, как он), но она твёрдо решила стараться. Она бросает вызов самой себе, хочет узнать, почему звёзды такие, какие они есть, хочет расти и совершенствоваться, и хочет делать всё это с ним.       К началу сентября Томбо готов взорваться от нетерпения. Урсула утаскивает Кики за покупками, и они возвращаются с новой одеждой, джинсами и блузками. Томбо старается не пялиться, ведь он всё лето видел её в платье, и этот вид в современной одежде непривычный, хотя ему и нравится. Волосы Кики чуть отросли, и в первый день она заплетает косичку, невероятно аккуратную, а он ждёт у булочной со своим рюкзаком за спиной.       Она прощается с Дзидзи, и он отвозит её в школу на своём велосипеде (синем, без пропеллера). Кики обхватывает его руками, на поворотах наклоняется с неизменной ловкостью и чутьём. Он чувствует, как стучит её сердце, а она вскидывает руки вверх и смеётся, ветер расплетает её косичку, и Томбо кажется, что летать совсем не трудно. ---       Он хочет поцеловать её. Очень нежно и осторожно, и это было бы куда лучше любой попытки выразить всё словами. Это стоило бы любых последующих неприятностей.       Один раз у него даже почти получается. В июле, когда его семья устраивает вечеринку в саду. Он тогда находит Кики стоящей на балконе; она смотрит на темнеющее небо с непередаваемой нежностью, а руки лежат на деревянных перилах словно на руле парусника, который она ведёт к родным берегам. - Привет, - говорит он. На нём парадная рубашка, а в волосах гель, который, впрочем, совершенно не помогает. - Привет, - говорит он, поворачиваясь и улыбаясь. – Устал развлекать гостей? - Не. – После секундной паузы. – Ну, вообще-то да. Она хихикает. – Покажи им пропеллер, который хранишь под кроватью. Все будут в восторге. - С моим умением располагать людей к себе… - смеётся Томбо. – Помнишь, как мы познакомились? Первое впечатление было то ещё. - Я очень стеснялась, - защищается Кики, и он бросает на неё изумлённый взгляд – никогда не думал, что услышит какое-то объяснение её резкости в тот день. Кики смотрит на воду и плывущие корабли с тонкой ностальгической улыбкой. – Меня чуть не арестовали, и это после того, как меня практически сбила машина. Мне хотелось, чтобы всё было совсем по-другому. Чтобы люди думали, что я крутая. Крутая ведьма. - А я так и думал! – выпаливает он. – Кики, я до сих пор так думаю. Ты самая крутая девчонка из всех, кого я знаю.       Он никогда не перестанет говорит ей такие вещи, потому что он видит, как загораются её глаза, когда она позволяет себе поверить, как она краснеет и расцветает от благодарности. - Вовсе нет, - негромко говорит она, опираясь на перила. - Да правда! – возражает он, и наклоняется, пытаясь поймать её взгляд, пока она не хмыкает и не смотрит прямо ему в глаза с усталой улыбкой. Томбо пытается выразить голосом всю свою серьёзность: - Честно, Кики. Я знаю, ты меня дураком считаешь, но ты мой герой.       Её улыбка исчезает, но она смотрит на него с удивлением, благодарностью и восторгом, и он наклоняется к ней, берёт её за руку, закрывает глаза, и она закрывает тоже – и небо над над ними взрывается салютом. Нет, на самом деле. Прямо над ними начинается фейерверк. Он подпрыгивает от грохота, Кики смеётся. Яркие вспышки гаснут меж звёзд. Она не отпускает его руку, и ему хочется, чтобы так было всегда. ---       Мальчишки в школе обращают на неё куда больше внимания, чем ему бы хотелось. Первую неделю или около того было здорово, хотя и безумно – он ведь был её единственным другом и проводником в этом дивном новом мире парт, мела и досок, обеденных перерывов под дубом у баскетбольной площадки.       Она, конечно, общается с девочками, которых знает с лета, с Ханой и Тори, и Юко, но и Томбо с ними болтает, конечно. Они все вместе ходят из кабинета в кабинет и девчонки трещат про дни рождения, на которые Кики надо обязательно прийти, про мальчиков, при виде которых они всегда хихикают, и постепенно Томбо забыт в этой суматохе задушевной болтовни и сплетен, и вот уже самый популярный парень школы строит Кики глазки.       А она и не замечает, ходит по коридорам в своих красных туфельках без каблука со всё возрастающей уверенностью, джинсы закатаны над лодыжками, книжки прижаты к груди. Из-за службы доставки все узнают её, и она быстро находит приятелей, чему Томбо только рад, конечно, пока однажды она не подбегает к нему во время перерыва. - Томбо! – восклицает она вместо приветствия. – Никогда не угадаешь, что только что произошло! Ну-ка, угадай! Он моргает, поправляет очки. – Даже не знаю. Ты что, достала кролика из шляпы миссис Шеридан? Кики фыркает. – Нет, идиот. Знаешь мальчика из нашего класса, сидит за первой партой, ещё всё время в жилетках ходит? Он позвал меня сегодня вместе поесть на перерыве! Представляешь?       Томбо моргает. Он тихий, чуть удивлённый, только сердце разбито. Кики смотрит на него выжидающе, начинает чуть хмуриться, когда он не отвечает. - То… - начинает она, но он уже говорит что-то про то, что ему срочно надо бежать, и проскальзывает мимо неё.       Он несётся по коридорам через толпу, распахивает входную дверь и слепо бредёт по улице, и голос в его голове вопит что-то про малодушие и трусость и о господи, мать же ему голову снесёт, но у него жжёт глаза и вдруг приходит понимание. Он никогда не думал, что скажет это, но дурацкие романы его кузины были правы: любить больно. ---       Он ведь мог быть быстрее, думает он. Мог взлететь выше, мог быть круче, мог быть храбрее, мог поцеловать её, пока фейерверки раскрашивали небо над ними.       Он сидит на фонтане, у него глаза слезятся и очки запотели, и он понятия не имеет, почему ему это так важно. --- - Ты такой придурок, ты знаешь?! – Кики носится по своей комнате, бурно жестикулируя. – Понимаешь?! Ты вообще осознаёшь, насколько ты тупой, Томбо Копори? - Немного догадываюсь, - выдавливает тот в ответ. Они не виделись три дня, с тех пор как он удрал с занятий в пятницу, а сейчас, в понедельник после обеда, он зашёл в булочную спросить Кики, что он пропустил и что задали на дом. А та, похоже, собралась превратить его в лягушку.       Она замирает, разворачивается к нему, и её юбка делает маленький водоворот от резкого движения. А в её глазах тот же огонь, что и в день, когда они познакомились (Да, я должна бы сказать спасибо, но лезть помогать, даже не представившись, - неприлично, хмфф!). Он сглатывает. Дзидзи цокает со своего места на кровати, и кладёт голову на лапы.       Томбо глуповато улыбается ей, потирая шею. - Ничего ты не знаешь! – наконец восклицает она, подлетая к нему. – Томбо, ты самый большой придурок, которого я знаю, ты дебил и хам, и я поверить не могу, как можно быть таким идиотом. Как можно быть таким гениальным и таким тупым при этом?! - Ну вот это не честно, Кики, с чего это я хам… - вяло защищается он.       Она фыркает. Томбо думает о драконах, изрыгающих пламя. - Почему ты злишься? – спрашивает он, заставляя голос не дрожать. Если честно, мало найдётся на свете более пугающего, чем злая Кики. - Почему я… - и краска заливает её щёки. – Почему я злюсь? Серьёзно, Томбо, а ты как думаешь? Я же сказала, что то, что тот парень меня пригласил невероятно не в том смысле, что классно, а в том, что это смешно! Как ты не понял? Ты унёсся так, словно я тебе сердце пополам разрубила, и Хана с Тори и Юко весь день не оставляли меня в покое, когда я рассказала Осоно, она назвала меня жестокой, а Урсула отчитала за то, что я «играю с твоими чувствами», Дзидзи сказал, что я ужасна и ты, оказывается, влюблён в меня! Это Тори мне сказала. А Дзидзи говорит, что это очевидно и, Томбо, почему ты мне не сказал?       Томбо таращится на неё, путается в словах, запинается. Воздух вокруг Кики искрит от магии, она дышит чаще, чем обычно, явно взвинченная своей тирадой, и её бледные щеки порозовели. - Я… - сердце бьётся так, словно в груди пропеллер. – Тори тебе сказала? - И это всё? – восклицает Кики. – Как ты вообще существуешь? - Вселенский дисбаланс? – предполагает он, но ей надоела его уклончивость. - Томбо, я тебе нравлюсь? Тот нервно смеётся. - Конечно нравишься! Зачем бы я с тобой общался, если бы ты мне не нравилась? - Будешь уходить от ответа, превращу тебя в ежа. – Ну ладно, ёжик, а не лягушка. – А потом, может быть, соглашусь на предложение того парня.       Вот это работает. Слова выливаются из него быстрее, чем он может их обдумать. - Кики, конечно ты мне нравишься! Ты мне так нравишься, что я мог бы взорваться! Ты потрясающая, правда, и единственное, что мне в тебе не нравится, это то, что ты сама этого не видишь. Ты помогла мне понять, что полёты – это не дурацкая детская мечта, ты сделала моё лето необыкновенным, да вообще – ты мне жизнь спасла! Ты мне нравилась с того момента, как я тебя увидел. Я обманул полицейского для тебя, если помнишь, а потом звал тебя на вечеринку, а ты не пришла, и это был кошмар, но потом ты принесла мне доставку, и мы покатались на велике, и… и бант у тебя милый, - обрывает он сам себя и краснеет. - Вот я идиот, - бормочет он, взлохмачивая волосы рукой. – Я не хотел сбегать тогда, просто… я вообще не думал, что тебе может понравится кто-то типа меня, я же очкарик, для которого веселье – возиться с инструментами, но…       И, как обычно, Кики шокирует его. Она подаётся вперёд и прижимается своими губами к его – легко, целеустремлённо и точно. Её глаза закрыты. У него щёки пылают и глаза комично вытаращены за огромными очками, но Кики отстраняется только тогда, когда сама считает нужным. - Да, ты точно идиот, - соглашается она, улыбаясь чуть застенчиво. – Но у тебя есть я, так что всё не так уж плохо. - Ух ты, - выдыхает он, - напоминай мне быть идиотом почаще.       Она обнимает его, и в этом всё, что она не говорит – спасибо за то, что ты рядом, за то, что ты добрый, за то что ты – это ты, за понимание и лекарство от одиночества.       Он отвечает так, будто это обычное дело, обхватывая её за талию, и она крепко сжимает его, пряча улыбку в его рубашке. - Хочешь, я тебя на метле покатаю? – она спрашивает так тихо, что он не уверен, что вообще слышал это.       Дзидзи издаёт возмущённый вопль и вскакивает.       Томбо отстраняется, чтобы взглянуть на неё. - Правда? – спрашивает он с удивлением. Метла Кики – это святое, очень личное, она не разрешала ему и пальцем к ней прикоснуться раньше.       Она кивает. Милая, хихикающая, светящаяся Кики кивает, и Томбо может увидеть небо. ---       У них одно и то же стремление к полёту, синее, бурлящее, необузданное. У Кики это в крови, у Томбо – в душе.       Он смотрит, как земля остаётся внизу, и дышит ветром и звёздами вместе с ней.