У каждой жизни есть свое собственное течение. Жизнь не должна быть пустой. Жизнь может сменить свое течение – также она может стоять на месте. Но будет ли тогда это той самой жизнью, которой потом можно будет гордиться?
***
Утро начинается с привычной ноты – надоедливо трещит будильник под самым ухом, с первого этажа орет мать, что пора завтракать, а сам Ханбин едва приоткрывает один глаз и тут же тонет в огромном перьевом одеяле. Будильник продолжает верещать голосом солиста группы System of a Down, озлобленная с утра пораньше мать добирается до ханбиновой кровати удивительно быстро и тут же начинает ворчать своему сыну под ухо. – Не только бестолковый, так еще и ленивый! Поднимайся, живо! Ханбин отмахивается от нее как от назойливой мошки и на секунду думает, что голос его матери неплохо сочетался бы с голосом Сержа Танкяна. – Да встаю я, через 5 минут буду. Конечно же, Ханбин врет – но мать ему верит, фыркает напоследок и хлопает дверью в его комнату. Как бы ни было лениво и тошно, но вставать все равно надо – не важно, через 5 или 15 минут – и Ханбин с трудом свешивает ноги с кровати и вырубает назойливо вибрирующий телефон. Он бы хотел уложиться в обещанное маме время, но это не нужно ни ему, ни его многоуважаемой родительнице. Ханбин сомневается, что вообще он сам кому-то может быть нужным. Поступление в университет казалось Ханбину единственным спасением от окружающей его жизни – до тех пор, пока и это не стало тем, что навязали ему родители. Ханбин хотел учиться на медицинском, но сейчас он небрежно укладывает в свой портфель учебники по кинематике и основам информатики. Он бы с радостью выкинул всю технику из своего дома – все компьютеры, ноутбуки, нетбуки и смартфоны – он только на первом курсе, а уже видеть не хочет все эти предметы электроники. – Я ушел, - лениво зашнуровывая кеды, кидает Ханбин совсем тихо и безучастно. – А как же завтрак? – Я не голоден. Из-за двери раздаются очередные крики матери, но Ханбин их уже не слышит. Иногда ему кажется, что его родители разводят скандалы по собственноручно составленному графику. Правда, в этот график они не включили нежелание их сына на участие в этих ежедневных (ежечасных) скандалах. Ханбина никто никогда не берет в расчет.***
Университет встречает Ханбина опаздывающими на пары студентами и Ким Дживоном. У Ханбина никогда не было лучших друзей, потому что все вокруг – предатели, и никому нельзя доверять. Но Дживону доверять не то, что бы хочется – это просто необходимо, чтобы не опуститься ниже дна и не уйти в минус безвозвратно. – Утречка, бро, - Дживон приветственно обнимает друга и шлет воздушные поцелуи даме, с которой до этого флиртовал. – Опять не позавтракал? – Завязывай с женщинами, хён. Скоро экзамены. Дживон хрюкает от смеха, тычет занудного младшего в ребра и благоразумно тащит его в столовую. Пары по физике подождут – да и голодного Ханбина в аудиторию вообще лучше не пускать, а то от его ворчания пострадают не только остальные студенты, но и сам препод. – Я сегодня слиняю с пар пораньше, - Дживон жует печеньки с кусочками клубники, запивает их банановым молоком и жмурится от удовольствия. – Опять в цирк пойдешь? – Ханбин, кажется, становится чуточку добрее, уплетая за обе щеки вкуснейший (по его мнению) кимпаб. – Что значит «опять»? Я уже туда почти год хожу! – Дживон возмущается, размахивая баночкой с молоком, и опасно раздувает ноздри. Ханбин смеется с такого чудного поведения друга и виновато хлопает его по плечу. – Ладно, я тебя прикрою. Надеюсь, что ты когда-нибудь добьешься своего такими темпами, исполнишь, наконец, свою мечту. Улыбка Ханбина меркнет. У Дживона есть своя мечта – в отличие от него самого. Дживон хочет стать фокусником, его дядя работает в цирке и преподает на полставки, обучает различным фокусам детвору и своего восемнадцатилетнего племянника заодно. Дживон мечтает о том, что его униформой в будущем будет цилиндр и красивый плащ, а свое обучение на факультете информационных технологий обосновывает единственным желанием его матери. Учиться ради родителей – это нормально, это присуще каждому. Но только разница между Дживоном и Ханбином в этом плане в том, что Дживон любит свою маму больше всего на свете.***
После пар Ханбин хватает свой чехол с гитарой и мчится в самый дальний учебный корпус. Колючий ветер залезает под расстегнутую куртку, но желание быстрее оказаться в месте, где он будет предоставлен сам себе, затмевает и притупляет все оставшиеся чувства. – Привет, юный гитарист, - Ханбин жмет протянутую руку и неосторожно плюхается на стул. – Доброго вечера, сонбэ, - парень в ответ заливисто смеется и отмахивается от наскучившего вежливого обращения. – Я же тебе говорил, можно просто Юнхён. – Все никак не запомню. Когда Ханбину хочется умереть самой жестокой и медлительной смертью, то единственным спасением для него является музыка. Ханбин играет на гитаре больше десяти лет – музыкальную школу он так и не окончил, зато уже успел прославиться своим уникальным талантом. «Гитаре можно доверять» - так считает Ханбин и говорит, что если бы это было законно, то он бы женился на своем инструменте. Это место Ханбин приравнивает к храму – храму музыки, где никто никому ничего не должен. Где день ото дня собираются такие же, как он сам – люди без своего места в жизни, но с разными талантами к музыкальному искусству. Может, у них тоже есть своя мечта, но взгляд у каждого из них все равно пустой и слишком печальный для человека, претендующего на хоть какое-то подобие счастья. Сон Юнхён – тот, с кем можно сыграть одну песню на двоих без знания всех аккордов. Иногда Ханбину кажется, что они знакомы уже тысячу лет, а не каких-то два месяца. Юнхён – определенно мастер своего дела, мастер игры на акустической гитаре, и Ханбин все чаще поражается тому, что этот парень – тот еще скромняга и добряк. – Вы можете там не шуметь? Голова от вас трещит. Не все в этом мире идеально – и даже в этом идеальном для Ханбина месте есть свои изъяны, коими являются представители вокальной части их музыкального храма. Их Учитель арендует огромный зал, поделенный условно на две части, в одной из которых занимаются студенты с музыкальными инструментами, а в другой – вокалисты соответственно. И Ку Чжунэ – один из тех самых «изъянов», местный задира и «плохой парень», которому всегда есть до всех дело. Но Ханбин не может игнорировать тот факт, что его голос компенсирует все его недостатки сполна. Ханбину кажется, что Чжунэ когда-нибудь сильно поплатится за свой характер – а пока его вполне можно терпеть. – Ты еще разговаривать нам запрети, олух, - Юнхён давать отпор Чжунэ не боялся, наверное, никогда – и все потому, что этот задира его всегда моментально слушался. Ханбин не мог знать, почему так и какие у них отношения. Ему было достаточно того, что грязный рот мистера Ку можно было захлопнуть с помощью милого улыбчивого Юнхёна. Однако если есть тот, кто выводит из себя людей нарочно, - то есть и тот, кто бесит просто одним своим существованием. Ким Джинхван – вокалист с красивым голосом и удивительными манерами. Ким Джинхван – тот, кто раздражает Ханбина просто тем, что он есть. Ханбин не может понять, чем именно бесит его Джинхван: своей отстраненностью от окружающих или же своей бесконечной добротой и услужливостью? Ханбин не понимает, как можно быть одновременно и со всеми, и одиноким волком – правда, полноценным волком назвать этого крохотного парня было весьма трудно. – Всем доброго вечера, - Учитель не заставляет себя долго ждать, по обычаю появляясь в дверях зала ровно в восемь часов вечера. Все как по команде подрываются со своих мест, бесконечно кланяются и здороваются – в этом месте каждый уважает и почитает того, кто безвозмездно дает им шанс не затухнуть в серости учебных будней. – У меня есть для вас новости. – Нас опять выпирают отсюда на месяц наглецы из классов по актерскому мастерству? – в зале раздается тихий смех, переползающий от студента к студенту, пока не завершается оценившим шутку Учителем и его громкой усмешкой. – Слава Господу, нет. У меня есть кое-что получше. Через месяц состоится вокальный конкурс, в котором вы все должны будете поучаствовать, - в толпе слышится удивленное шушуканье, а Учитель, не торопясь, продолжает. – Победитель получит денежный приз, а все расходы будут спонсироваться университетом, - после объявленных условий появляются желающие поучаствовать, но Учитель призывает их опустить руки и дослушать его до конца. – Я разделю вас на пары «вокалист – музыкант» по моему усмотрению. Вы же, безусловно, доверяете своему учителю? Ханбин хмыкает. По факту, этот человек просто дает им место для саморазвития. Сюда стекаются только любители – с нуля здесь никого не учат, потому что едва находятся силы и средства на аренду помещения, о специальных преподавателях и речи никакой быть не может. Но все же, Ханбин неуверенно кивает в такт остальным и смиренно ожидает услышать свое имя в ранее составленном списке. – Ку Чжунэ – Сон Юнхён, - где-то в середине звучат знакомые имена, и Ханбин с Юнхёном синхронно переглядываются. – Ким Джинхван – Ким Ханбин, - продолжает монотонный голос Учителя. Ханбин устало прикрывает глаза.В этом мире никому нет дела до нас. Никому не интересны наши желания. Все обязательно случается по самому худшему плану. Верить в удачу – удел наивных детей.
Дождавшись, пока все пары будут оглашены, студенты начинают копошиться, собираться в кучки и обсуждать новость дня. К Юнхёну неохотно подсаживается Чжунэ, картинно закатывает глаза и чуть ли не в лицо заявляет о том, что его что-то якобы не устраивает. Ханбин только складывает гитару в чехол, поспешно собирается и спешит покинуть помещение. – Постой, - Ханбину почти удается убежать от дерьмовой реальности, пока его в коридоре не ловят, ухватившись за рукав куртки. Обернувшись через плечо, он видит Джинхвана. Его рука держит ханбиново запястье, сжимает с мнимой мольбой и желанием, чтобы его выслушали. – Может, попытаемся выбрать песню? У нас в запасе всего месяц… – У нас в запасе еще месяц, - Ханбин делает акцент на слове «еще» и, недовольно посмотрев на все еще держащую его руку старшего, резко вырывается, уносясь прочь. Ханбин сидит на перилах у крыльца одного из самых пустых корпусов и крутит между пальцев пачку Marlboro. Ему кажется, что эта пачка похожа на его жизнь – ею можно вертеть как хочешь, она ничего толком из себя не представляет, ее можно растоптать одним легким движением или выкинуть в реку, обрекая на верную гибель. Ханбину кажется, что от пачки сигарет даже больше пользы – потому что в ней хотя бы есть содержимое. – Привет, друг, - когда Ханбину хреново, он всегда звонит Дживону. – Как ты там? – он привычно выслушивает иногда неразборчивый надрывный голос, вещающий обо всем сразу. – Слушай, помнишь я… - но Дживон не слышит Ханбина, продолжает впаривать что-то о том, что научился сегодня новому фокусу, от которого все девушки будут без ума. – Ясно. Рад за тебя. Завтра увидимся, - Ханбин кладет трубку, так и не успев рассказать о том, что случилось с ним. Ханбина редко когда хотят выслушать.***
На следующий день приперевшись на занятия, Ханбин выглядит даже чуточку добрым и довольным – он успел слинять из дома в отсутствие родителей, на парах Дживон угостил его мороженым и помог написать контрольную по мат.анализу. Сейчас, сидя с гитарой в руках и лениво перебирая струны, Ханбин улыбается отстраненно, чем вызывает смешок у внезапно подошедшего к нему Юнхёна. – Ты сегодня какой-то романтичный, - он легонько толкает младшего в плечо и садится на соседний стул. – Случилось чего? – Как у вас с Чжунэ дела обстоят? – Ханбин не любит говорить о себе в больших количествах, поэтому просто решает сменить тему разговора. Он не оставляет гитару в покое, играет какую-то ненавязчивую мелодию и внимательно смотрит на старшего. – Все прекрасно, - Юнхён как-то странно усмехается, бросает короткий взгляд в сторону Чжунэ и тут же переводит его на Ханбина. Последний чувствует что-то неладное. – Ладно, я сегодня пораньше уйду. До завтра. Юнхён подрывается с места так, будто чует, что Ханбину стало интересно его поведение. Он скрывается в дверном проеме слишком быстро – младший только пожимает плечами и тоже собирается уходить. Торопиться ему некуда, он думает вызвонить Дживона, чтобы тот составил ему компанию хотя бы до полуночи… – Ханбин, - снова эта хватка на запястье, снова тихий и осторожный тон голоса. Снова Джинхван, который ловит младшего у самого выхода и автоматически портит этим его настроение. – Я все же настаиваю на том, чтобы мы обсудили нашу совместную работу. У меня есть пара идей, не уделишь мне полчасика? Ханбин хочет вырваться снова, но понимает, что тогда это повторится и завтра – решает не откладывать больше и коротким кивком соглашается на предложение. Джинхван собирается шустро, вежливо прощается с ребятами и, не поднимая глаз на Ханбина, ведет его в парк, расположенный в студенческом городке. – Я долго прислушивался к тому, как ты играешь, - Джинхван начинает внезапно спустя долгие пять минут неловкого молчания. Ханбин отрывается от любования своими руками и с предельной осторожностью поднимает взгляд на собеседника, будто боясь обжечься об него. – Наблюдал за твоими эмоциями, за твоим стилем, за всеми повадками и привычками. – И какой вывод ты из этого сделал? – Ханбину хочется съязвить, но портить отношения вот так сразу кажется ему не лучшей затеей. – Ты внимателен к деталям и усидчив. Я прав? Ханбин не может понять, почему Джинхван в этот момент выглядит настолько заинтересованным. Не может проанализировать его поведение в ответ. Джинхван бесит его… бесил. А сейчас он нагло вторгается в ханбинову душу, пытается просканировать каждый ее уголок и вынести самый худший в мире вердикт. Ханбин думал, что его душа – до конца прогнившая и бесполезная. – Возможно, - Ханбин сжимает пальцы в кулаки и прячет их в карманы куртки. Смотреть Джинхвану в глаза оказывается тяжело – будто еще секунда зрительного контакта, и Ханбин задохнется от смятения. – Я сделал наброски песен, которые бы нам подошли. Вот, послушай дома, - Джинхван дает аккуратно сложенный надвое листик с таким же аккуратно написанным списком песен. Ханбин кивает, все еще не смотрит на старшего и ежится от колкой прохлады. – Тогда… я пойду? – Угум, - Ханбин замечает, что Джинхвана трясет. На улице не слишком холодно – поэтому Ханбина одолевает непонимание. Может, этот мелкий заболел? Его лихорадит? Но вопросы так и остаются в пределах его головы, Джинхван спешит скрыться в метро. Однако как только Ханбин закрывает глаза, то слышит запыхавшийся голос и просьбу. – Я забыл взять твой номер телефона, - Джинхван румяный от ветра и быстрого бега. Он протягивает Ханбину свой мобильник – тот шустро набирает свой номер и отдает обратно. Джинхвана все еще колотит, а Ханбин хочет отдать ему свою куртку, чтобы хоть как-нибудь согреть. Джинхван окончательно скрывается за поворотом, Ханбин задирает голову к небу и сильно жмурится. У него чувство, будто его выпотрошили, даже не дав умереть. Паршиво и спокойно одновременно. Ханбину чужды такие ощущения – они пугают и вызывают подозрения. – Дживона, - спустя полчаса они сидят на той же скамье и с усердием раскуривают спасительные сигареты. – Мм, - Дживон затягивается особенно сильно и медленно выпускает едкий дым через нос, играясь. – Помнишь… я рассказывал тебе про Ким Джинхвана с третьего курса? – Ну. – Он странный, - Ханбин отплевывается в сторону и тушит бычок о подошву своих кед. – Не страннее тебя, - Дживон ржет сиплой гиеной и давится дымом, потому что Ханбина злить – всегда весело.Все мы оцениваем друг друга по внешней оболочке. По ней можно сказать многое – но по ней нельзя судить. А что, если бы вся правда была написана прямо у нас на лице?
***
Ханбин падает. В непроглядный мрак, в пропасть без дна, в океаны твердой воды – так, чтобы не было возможности вернуться. Ханбин не знает, как и почему – он просто снова следует по течению. По тому течению, которое ему теперь задает Джинхван. – Еще раз? Ханбин качает головой, пробегается пальцами по жестким струнам и осторожно выдыхает. Квартира Джинхвана – место, в котором тоже можно найти спасение. Тут хороший вид из окна и простор, которого для одного компактного Джинхвана более, чем достаточно. Ханбин теперь не ходит на занятия – он репетирует дома у старшего, пока тот печет ему маффины и довольно подпевает из кухни, не отходя от духовки. Ханбину все это совсем не нравится. Ему не нравится то, что Джинхван гостеприимный, что он в домашних условиях по размерам своего тела кажется еще меньше обычного, что он вкусно готовит и что не мешает Ханбину жить. «Жизнь налаживается» - со странным омерзением думает он, потому что все это ненормально и вообще. За две полноценные недели их ежедневных репетиций Ханбин успел покопаться в душе Джинхвана в ответ. И он был прав – Джинхван тоже одинок. У него нет друзей, потому что воспоминания о предательстве до сих пор обволакивают его сердце колючей проволокой, мешая и стабильно доставляя боль. За две недели Ханбин успевает даже привыкнуть к обществу Джинхвана – успевает искоренить беспричинную нелюбовь к нему и все дурацкие негативные чувства тоже. Джинхвана не то, что бы жалко – просто он не заслуживает такого обращения к себе. В Ханбине внезапно играет доброта. – Сыграешь мне? Голос Джинхвана обволакивает разум, словно котенок, который мягкими лапками ступает по теплой коже хозяина. Ханбин садится на полу напротив дивана, уверенно берет в руки гитару, а Джинхван ложится напротив, кладет голову на низкий подлокотник и устремляет все свое внимание младшему. Ханбин начинает играть первое, что приходит ему в голову – в пустой тишине квартиры звуки гитары растекаются незаметно и едва уловимо. Ханбин не торопится, проигрывает каждую часть с особым нежным чувством, выражает собственную душу в бестолковой попытке достучаться до чужих прозрачных ворот. Сердце начинает колотиться в неправильном ритме, три минуты мелодичного исполнения приходят к концу – Ханбин запыхавшийся и отчего-то растрепанный, будто его пытали самыми жестокими способами в самой Преисподней. Кому нужна паршивая душа Ханбина? Вздохнув, парень убирает гитару в сторону и замечает, что Джинхван заснул. Ханбин не в силах сдержать улыбку – котенок слишком устал за сегодня. Он подрывается с пола, чтобы отправиться домой, в свое персональное Чистилище, как его вдруг хватают за запястье и сквозь сон просят остаться. Ханбин замечает, что манеры Джинхвана неизменны. Появление на занятиях удивляет не только самого Ханбина, но и остальных – Юнхён приобнимает товарища за плечи и просит рассказать, где он пропадал так долго. Ханбин профессионально отмахивается, говорит, что приболел чуток. Юнхён ему не верит, но мысленно соглашается замять эту тему. – Джинхвани, что это с твоим голосом такое? – внезапно, где-то под конец занятий, Чжунэ тянет одну из своих гадких улыбочек и поворачивается в сторону безуспешно распевающегося Джинхвана. – Что-то случилось? – Откуда такая забота? – Джинхван откашливается и мельком смотрит на Ханбина – им не следовало пить прошлым днем так много шоколадных коктейлей. – Конечно же, я волнуюсь. А то скоро конкурс, а у тебя проблемы с горлом, - Чжунэ на манер девицы осматривает свой несуществующий маникюр и снова скалится. Ханбин, молча слушающий и в который раз прогоняющий их с Джинхваном трек, сидит, не поднимая головы, и чувствует неладное. – Не уж-то заболел? Или это общество Ханбина так на тебе дурно сказывается? – Чжунэ гадко смеется и выглядит так, будто готовится издать что-то невероятное. – «О, да, Ханбини, глубже, быстрее!», - пародия на голос Джинхвана получается весьма похожей – но только вот Ханбин не оценивает его стараний, в итоге слишком быстро оказывается возле развлекающегося Чжунэ и опасно сжимает руки в кулаки. – Заняться больше нечем? – буквально рычит он в лицо довольному провокацией вокалисту и смотрит на замершего в ступоре Джинхвана. – Пошли. Схватить за руку, вытолкать в коридор, после чего услышать, как мерзкий рот Чжунэ снова умело захлопывает мастер Юнхён, пресекая дальнейшие разногласия на корню. – Лучшей реакцией было, конечно же, раскраснеться! – Ханбин не выдерживает и тихо шипит на потерянного старшего. Чжунэ хочется хорошенько съездить по его наглой роже, хочется девать куда-то свой гнев – хочется понять, почему Ханбина это вообще задело. – Хватит уже. Может, если бы ты не пропадал у меня так часто – всего этого бы и не случилось! – услышать возражения в ответ было удивительным, что, естественно, пошло цепной реакцией и заставило Ханбина разозлиться еще сильнее. – Так я еще и виноват? В том, что вступился? А иначе ты бы расплакался и убежал, а Ку Чжунэ остался бы местным королем и закоренелым придурком! – Закоренелым придурком остался ты, - буквально плюет Джинхван в лицо младшему, секунду смотрит ему прямо в глаза и убирается прочь. Ханбина колотит от обиды, злости и несправедливости – а еще от незнания, как обозвать сложившуюся ситуацию. А еще ему показалось, что он видел сдерживаемые слезы в джинхвановых глазах. – Ты чего такой тухлый? Перила на крыльце самого пустого корпуса, пачка сигарет на двоих и противная слякоть вокруг. – Я всегда такой. – Выкладывай. Снова этот Джинхван? Что случилось? – Дживона… Вот как бы ты аргументировал то, что тебе неприятно, когда определенного человека оскорбляют, тебе хочется его защищать, оберегать… Хочется, чтобы он много улыбался. Хочется, чтобы смотрел только на тебя. – О. Ханбин машинально ожидает худшего – Дживон все равно все понимает, о ком идет речь и что все это значит. Он боится получить в морду за свои глупые слова, боится, что именно сейчас Дживон отвернется от него навсегда. Потому что все это лучше оставить в покое, не трогать во веки веков и забыть, утопить в тоннах алкоголя, закопать в гниющие кладбища души и потерять навсегда. – Все не так плохо, ну. Что бы там у тебя ни было, я все равно останусь твоим другом. Дживон сует Ханбину в губы еще одну сигарету, заботливо подкуривает ему и хлопает его по плечу. У Ханбина в голове просто не укладывается – потому что Дживон удивляет, и ему хочется доверять.Ценность некоторых вещей нам неизвестна. Ценить людей мы вовсе не умеем.
Ханбин в смятении. Он водит пальцами по холодным струнам, а в его голове кружится ворох противных мыслей – хочется взять бумагу и начать выливать все это дерьмо в письменном виде. Потому что в голове, кажется, уже нет места. Нет ни единого пустого закоулка в сознании, куда бы не прокралось четкое оповещение о том, что Ханбин все же должен извиниться. Он в спешке собирается, покидает свою квартиру и направляется в сторону остановки. Время – десятый час вечера. Место – другой конец города. Ханбин забрасывает чехол с гитарой на плечо и закуривает последнюю в пачке сигарету. – Что тебе нужно? На пороге чужой квартиры его встречают не так радушно, как хотелось бы – но Ханбин виновато косит взгляд в сторону и понимает, что он и не заслужил другого. Он не должен был кричать на Джинхвана, не должен был наседать, не должен был вообще появляться в его жизни – столько всего, что уже нельзя предотвратить. Миллионы противоречий, из-за которых Ханбин путается и панически пытается найти выход, пока не стало слишком поздно. – Надо поговорить. Надо сделать много чего – спасти себя, спасти Джинхвана, спасти их обоих, если получится. Ханбин торопливо проходит внутрь, садится на свое привычное место – пол, напротив дивана в гостиной – и ждет, пока Джинхван усядется напротив него. В этом человечке, что лениво плетется к нему, столько же противоречий, сколько и в голове самого Ханбина. – Я хочу извиниться. – Извиняйся. – Хён, я был не прав, - Ханбину внезапно тяжело говорить. Слова будто прилипают к языку, не хотят быть сказанными и впоследствии услышанными. – Я не должен был лезть, не должен был на тебя кричать. Прости. Прости… Джинхван смотрит на младшего в упор. Кажется, будто он не дышит совсем – будто ему все настолько осточертело, что слова Ханбина только выбили из него остатки питательного кислорода и подтолкнули к мучительной гибели. – Мне кажется, или ты правда дурак? Ханбин непонимающе вздергивает бровями и с сожалением осознает, что Джинхван, вероятно, прав. – В смысле? – Ты ничего не видишь? А что он должен видеть? Джинхван смотрит, кажется, еще пристальнее, чем раньше. Заставляет Ханбина всмотреться в его лицо, вновь обратить внимание на самые мелкие детали вроде родинки под глазом и потрескавшихся губ. Только вот Джинхвану надо, чтобы Ханбин смотрел глубже – смотрел сквозь оболочку, на то, что за ней. А Ханбин так глубоко смотреть боится – теперь он все понимает, в глазах Джинхвана все написано четко и понятно, но принимать чужой мир, сочетать вместе со своим… Ханбин никогда такого не делал. Ему чуждо это, ему страшно. Снова. – Ты дурак… Отчаяние Джинхвана оказывается вложенным в неожиданный поцелуй, который он торопится отдать Ханбину. У последнего в голове атомные взрывы, на губах – вкус горечи, а на щеках – маленькие мягкие ладони Джинхвана. Ханбин жмурится, вдыхает глубоко и пробует старшего на вкус – волнительно. Безумно, трепетно, необъяснимо – в головах обоих крутятся сотни эпитетов, растворяющихся в осторожном сплетении языков и заряжающих сердца обоих для особого старта. Ханбин чувствует, как ломается его душа на осколки. Как маленькая бабочка мягкими крылышками вертит все вверх дном, складывает в новую мозаику, более светлую и надежную. Поцелуй продолжается, за окном вертятся хлопья снега, а где-то в мире рождается новая Вселенная – с тонной искренних улыбок и одним тихим голосом на двоих.Мечту найти просто. Мечта может прийти к тебе сама. Мечту можно обрести в другом человеке.
***
Ханбину больше не страшно. Он бредет домой, на часах – как всегда – уже за полночь. Он докуривает сигарету, утирает замерзший нос рукавом куртки и переступает порог квартиры. – Опять шлялся черт пойми где! – И тебе привет, отец. Ханбин уже и не помнит, когда с ним ласково или хотя бы просто по-человечески обращались родные. Точно так же он не помнит, когда в последний раз приходил домой к ужину. – Это еще что такое? Ворот толстовки неприятно оттягивают, Ханбин морщится и желает не смотреть на удивленное выражение лица своего отца – он совсем забыл об оставленных недавно засосах. – На учебу у него времени нет, зато на шлюх есть! Началось. – Ты когда начнешь нормальную жизнь, мелкий засранец? Когда начнешь радовать своих родителей, которые пашут ради тебя день и ночь, а?! Да ты совсем от рук отбился, поганец! Убирайся отсюда прочь! Скоро начнешь своих проституток домой водить! Да я тебя!.. Ханбин исчез за входной дверью до того, как в него полетел зонтик с вешалки. Отец продолжает неистово ругаться, поднимает с кровати мать и рассказывает ей о том, какой у них дерьмовый сын. – Дживона… Можно я у тебя сегодня переночую? Ханбин снова закуривает, направляясь в сторону остановки. В динамике телефона раздается мерное сопение: Дживон не спешит соглашаться. Ханбин понимает, что это наглость с его стороны – но пойти ему больше некуда в такое время. – Приходи. Мы с мамой ждем. Дживон не спрашивает подробностей – ему и не нужно, он и так все знает. Ханбин прячет свою шею глубже в вороте толстовки и бесконечно кланяется матушке, что встала посреди ночи для того, чтобы накормить отчаянного бездомного. – Дживон много про тебя рассказывал. Ты хороший парень, Ханбини. Кушай побольше, а то – гляди-ка – какой тощий! Дживон ржет устало и трет глаза кулаками, затем сгребает кушающего друга в широкие объятия и тычется носом ему в шею – подбадривает из последних сил. Ханбин тщательно жует рулетик кимпаба (который, кажется, даже вкуснее того, что в столовой) и убирает с щеки внезапно скатившуюся слезу. Ханбин хочет быть братом Дживона. Потому что Дживон может любить свою маму больше всего на свете – а Ханбин обречен быть выгнанным из собственного дома. Обречен быть сыном родителей, которые не держат его за человека.***
В день конкурса Ханбин просыпается в постели Джинхвана – он сонно целует его между лопаток и утыкается носом в подушку. Последнюю неделю он не появляется дома, и это определенно идет на пользу его здоровью – Ханбин научился просыпаться с хорошим настроением и без головной боли. – Не волнуйся ты так, - говорит Джинхван тихо-тихо, когда они садятся в автобус и едут к месту проведения мероприятия. Ханбин намертво вцепляется обеими руками в чехол с гитарой, судорожно всю дорогу повторяет все аккорды в уме, едва слышно пропевает текст их песни, весь трясется и только сильнее нервничает, в то время как Джинхван спокойно дремлет на его плече, чему-то улыбаясь во сне. Ханбин хмурится, тычет старшего в ребра и бурчит что-то о том, что «хён слишком беззаботный». Джинхван шустро мажет губами по чужой щеке и тащит его за руку из теплого автобуса. Народу оказывается больше, чем они оба предполагали – Ханбин забивает им место в самом углу, где они оперативно переодеваются в сценические костюмы и слегка наводят марафет. Ханбин заканчивает первым и садится настраивать свою гитару – руки трясутся с каждой утекающей минутой все сильнее, и это раздражает. Джинхван ставит младшему щелбан и незаметно целует тыльную сторону одной из его ладоней – не сказать, что избавляет от волнения, но Ханбин внезапно понимает, для кого он сегодня должен играть. Участников много, победить хочет каждый – но не все понимают, кому это действительно под силу. Джинхван распевается неподалеку, когда к Ханбину внезапно подруливают Юнхён и Дживон. Первый что-то шутит про конкуренцию, а второй – крепко обнимает и желает удачи. – Я привел с собой маму. Не разочаруй ее. Ханбин понимает, что должен вложить еще чуточку сил в свою игру и ради матушки, тоже пришедшей его поддержать. Когда наступает их очередь выходить на сцену, Джинхван смотрит Ханбину прямо в глаза и бесшумно благодарит его. Ханбин понимает и это – он сам потом скажет Джинхвану то, что должен, но это будет после конкурса. Под светом софитов Ханбин уверенно сжимает в руке гриф гитары – Джинхван вынимает микрофон из стойки и мимолетно касается кончиками пальцев плеча младшего. В этом жесте сквозит необъятное желание поддержать, Ханбин задает счет до начала выступления и полностью отдается сцене. Когда они заканчивают, Ханбин помнит только улыбку Джинхвана, крики Дживона из зала и собственное счастье. За сценой он пытается передать старшему всю гамму своих эмоций – но словами сказать не получается, поэтому он беспомощно утыкается своим лбом в его и улыбается ярко-ярко. Так, будто только что сорвал с неба звезду. Но Джинхвану звезды не нужны – он знает, что на сцене Ханбин 99% себя посвятил только ему одному. Только вот сам Джинхван на все 100% и даже больше пел для стоящего рядом парня с гитарой. Парня, научившего его не бояться самого себя. Следующими выступают Юнхён и Чжунэ – и Ханбин отчего-то уверен, что знает, кто по-настоящему взорвет зал. На награждении Джинхван дуется – хёну тоже хотелось немного славы, а ее целиком и полностью забрали другие. Ханбин взъерошивает его волосы, портит укладку и смеется, говоря, что у них все еще впереди. Дживон ругается тоже, возмущается, мол, почему Ханбин не смог уделать всех к чертовой бабушке, но под мягким и довольным взглядом матери успокаивается и благодарит друга за то, что сыграл достойно. А когда мама завязывает разговор с кем-то из судей, то Дживон успевает сказать и пару слов о том, что у них с Джинхваном гармония была получше, чем у любых других участников. Ханбин рад безусловно – но все равно считает, что победа Чжунэ и Юнхёна была очевидной. Они едут домой к Джинхвану – уставшие и с чувством облегчения. Ханбин прислоняется виском к запотевшему стеклу и разглядывает размытый пейзаж за окном. – Хён, как думаешь, почему победили Чжунэ и Юнхён? – Потому что у них была настоящая страсть. – Откуда бы ей было… Стоп. Стоооооп… – Ты просто многого не знаешь, - Джинхван тихо и даже чуть коварно смеется, пока Ханбин пытается переварить осознанное. Он даже отлипает от стекла и как рыба открывает рот, не зная, как и реагировать. В один миг становится понятно, почему Чжунэ всегда слушался Юнхёна… И Ханбину думается, что он немного толстокожий тормоз.***
«Потому что у них была настоящая страсть» - неумолимо вертится в голове Ханбина, который в спешке перемещается в обнимку с Джинхваном по длинному коридору его же квартиры, собирая все косяки и беспрерывно целуя чужие губы. Эта мысль не дает покоя, заставляет завидовать и хотеть, чтобы у них было так же или даже лучше. Джинхван прерывает жадный поцелуй, смотрит на младшего снизу вверх и молчит. Внезапная ненасытность Ханбина выбивает его из колеи – но нельзя сказать, что ему это не нравится. Ханбину, кажется, уже некуда падать – ему нечего бояться, незачем беспокоиться и пытаться что-то переосмыслить. С появлением в его жизни Джинхвана все будто встало на свои места – Ханбину стало легче дышать, легче воспринимать окружающий мир, легче улыбаться. Джинхван похож на мини-копию его самого, с теми же заморочками и тем же одиночеством, которое давит и жестоко парализует. Они нашли спасение друг в друге, закрылись в своей Вселенной, научились говорить слова благодарности и ценить за мысли, а не за пустой треп. Джинхван стал для Ханбина мечтой – и Ханбин готов шептать искреннее «спасибо» в их каждый новый поцелуй до последнего вздоха. – Переезжай ко мне, - дыхание успешно сбито, а воздуха слишком мало для того, чтобы смочь отдышаться. Джинхван позволяет себя раздевать, наблюдает за движением рук Ханбина по своему животу и сцепляет руки в замок на его шее. – Оно тебе надо? – Ханбин позволяет себе усмехнуться в сладкие губы старшего, укусить его за влажный от слюны подбородок и спуститься короткими поцелуями к шее. – Оно надо нам обоим. И вот сейчас ты даже не вздумай прикидываться дураком – все равно не поверю. Ханбин вкладывает немного страсти в очередной букет ласок – только рычит в ответ, сжимает джинхванов зад в своих больших сухих ладонях и дразняще скользит смазанным членом между половинок. Ему кажется, что они оба заслуживают большего, что их любовь друг к другу нужно либо вырезать тупым ножом, либо запереть в багровых сердцах на тысячи бесконечностей. Вздымающаяся грудь старшего приковывает к себе внимание ханбинова рта – он зацеловывает каждый сантиметр покрытой мурашками кожи и тихо посмеивается. Забивать – то, чем Ханбин, безусловно, владеет лучше всего. Какая разница, какая у человека оболочка, если все то, что таится в его взгляде, может оказаться важнее всего на свете? Быть счастливым, оказывается, так просто. Ханбин не может сказать, что он всецело доволен своей жизнью – мир не может быть идеальным всегда. Но того, что его мечта улыбается рассеянно, тянется к нему за новой дозой поцелуев и молит о капле жестокости, Ханбину хватает сполна. – Споешь мне? – Джинхван почти на грани и мало что замечает в реальном мире, держится из последних сил за широкие плечи младшего и пытается не умереть от собственных пошлых всхлипов. – Как-нибудь… в другой раз, - Ханбин довольствуется ответом, прячет лицо в джинхвановых ключицах, особо сильно целует в основание шеи и перестает отдавать отчет собственным действиям. Джинхван научил Ханбина многому – и у него, несомненно, будет время, чтобы научиться чему-нибудь еще. Все теряет свою важность, ценность и прочее, когда ты находишь то, ради чего можно просыпаться каждый новый день под звон все того же дотошного будильника и улыбаться своему персональному солнцу.Дари счастье другому – и будешь непременно счастлив сам.