Охота за спикардами

История эта началась в тот день, когда я узнал, что Делвин присматривает за ничьими спикардами. Я и прежде знал о существовании принца, покинувшего Амбер из-за конфликта с отцом, и даже надеялся найти в нем союзника в возможной войне против оставленного им королевства. Слышал я кое-что и о спикардах — вместилищах великой силы, существовавшей еще до создания Амбера. Однако лишь в тот момент я уяснил, что Делвин мог бы указать, где искать эти спикарды. И желание каким-нибудь образом привлечь принца на свою сторону вновь вспыхнуло во мне с силой пожара на нефтяной скважине. С другой стороны, история эта началась в тот день, когда мой приятель Мерлин, или Мерль, как я привык его звать, впервые показал мне, как относится к Даре, своей матери. И, наконец, с третьей — согласен, сторон многовато, но что поделать, если хочешь во всем разобраться? — итак, с третьей стороны для меня все пришло в движение лишь после того, как Вервиндль обжег мне руку. Вервиндль, знаменитое Лезвие Дня — меч, доставшийся мне от отца, клинок прямой, бесстрашный и веселый, как улыбка одной знакомой мне принцессы. Вервиндль, мой перекованный спикард. Изначально спикарды были отлиты в форме колец, но два из них, Вервиндль и его сестра Грейсвандир, позднее были пересозданы в мечи. Случилось это так давно, что имена и истории тех, кто это сделал, были забыты. Но сами спикарды уцелели. Грейсвандир досталась брату Делвина Корвину и служит ему верой и правдой до сих пор. Вервиндль получил другой брат Делвина — Брэнд, мой отец. Через несколько лет после его смерти я сумел забрать меч. Не скажу, чтобы я нуждался в оружии, а использовать Вервиндль как обычный спикард, то есть для доступа к силе, оказалось слишком сложно. Порой мне представлялось, что имей он вид кольца, мы бы скорее поладили. В конце концов, Мерль владеет спикардом-кольцом и прекрасно с ним уживается, а я не менее способен к магии, чем он. Мой отец был одним из немногих принцев Амбера, кто всерьез учился колдовству, и в жены он взял себе колдунью. И все-таки я не жалел, что сумел заполучить Вервиндль, — до того момента, как обратил внимание на горьковатый запах горелого, появившийся в моем кабинете. Принюхавшись, я установил, что сильнее пахнет у стены, на которой, убранный в позолоченные ножны, висел отцовский меч. Похоже было, что гобелен под ножнами начал тлеть. Мне показалось, что Вервиндль пылает, как больной в лихорадке, и что я слышу его шепот, призывающий меня. Озадаченный, я потянулся к эфесу. Выскользнув из ножен змеей, Вервиндль вздернул мою руку вверх и со звуком, напоминающим смешок, тотчас рухнул вниз, рассекая воздух надвое. В этот миг мне почудился отдаленный вскрик, который я не столько услышал, сколько ощутил всем телом. А потом взвыл и я, взвыл и отбросил меч: пальцы моей правой руки побагровели, а на ладони вздулся огромный волдырь. Вервиндль, лязгнув при падении, затих и смирнехонько лежал на полу. Когда я, со всеми мыслимыми предосторожностями, снова коснулся его, он был холодным. Я вложил его в ножны и мстительно вернул на стену. Накладывая на ожог все известные мне мази и заклинания, я размышлял о том, чему только что был свидетелем. Чей голос я слышал? Касалось ли происшедшее только меня и моего меча, и что, к примеру, происходило в это время с Грейсвандир? Я испытывал сильное искушение связаться с Корвином и задать ему этот вопрос. Я также хотел бы узнать что-нибудь о судьбе спикарда, принадлежащего Мерлину. Но больше всего, разумеется, я желал обсудить происходящее со спикардами с Делвином. Кое-как приведя руку в порядок, я приступил к расследованию. Первым делом я извлек из своей колоды карту, изображавшую Мерля, и пронзил ее суровым взором. Мерль на картонке смотрел на меня задумчиво и отрешенно, всем видом давая понять, что не намерен раскрывать свои тайны. Я отложил карту в сторону. Нет, пока я не чувствовал в себе сил разговаривать с этим типом, да и карта мне для этого не была нужна — я и так отлично его помнил, как-никак, мы пять лет проучились бок о бок. Но вот Корвин… что, если спросить его? Или прямо Грейсвандир? Я взял лист бумаги и карандаш и, изредка бросая взгляды на карту Мерля, принялся рисовать. Пальцы слушались не очень хорошо, но задача была несложной — в сущности, надо было более или менее точно скопировать рисунок. Мерль был очень похож на Корвина, как и я на своего отца. Приглядевшись к результату, я решил, что переборщил со сходством. Я добавил лицу на рисунке рельефа, чуть изменил линию губ, придал глазам насмешливое выражение и сделал взгляд жестче. Потом я набросил Корвину на плечи плащ, а на пояс повесил ножны с Грейсвандир. Этот меч я мог бы нарисовать и с закрытыми глазами — после того, как он едва не отрубил мне руку, я запомнил его во всех подробностях. С карты потянуло послегрозовой свежестью, и я окликнул принца: — Корвин! Вы меня слышите? Это Люк, он же Ринальдо, приятель вашего сына и король Кашфы. Настоящий Ринальдо, не какой-нибудь призрак. Фигура на карте шевельнулась, и плащ пропал. Зато проступил окружающий пейзаж. Корвин сидел на траве в каком-то сумрачном месте, и освещение вокруг менялось вспышками от очень слабого золотистого до ярко-белого, а где-то на заднем плане маячило голубое ацетиленовое пламя. Грейсвандир нигде не было видно. Выглядел отец Мерлина довольно бледно, и на миг я встревожился: что же довело его до такого упадка, если ему хватало сил пуститься в дорогу на следующий же день после того, как Вервиндль вспорол ему живот? Впрочем, особого беспокойства на лице Корвина не обнаруживалось, и голос звучал довольно дружелюбно. — Люк? Конечно, слышу. Как твоя рука? — Спасибо, все в порядке, — отозвался я, имея в виду, конечно же, не ожог, а рану, нанесенную Грейсвандир. — Рад слышать, — улыбнулся он, и я улыбнулся в ответ. Глупо было бы обижаться на Корвина за тот удар: мы оба прекрасно знали, что в нашей вынужденной дуэли решения принимали не мы. И, как я теперь подумал, возможно, даже не наши мечи. — Надеюсь, вы тоже в добром здравии, — вежливо произнес я. Он бросил взгляд куда-то поверх моей головы, отчего мне сразу захотелось обернуться, хотя я и знал, что увижу лишь стену собственного кабинета, и кивнул. — Да, более или менее. Но ты же обратился ко мне не затем, чтобы поговорить о здоровье? — В сущности, я хотел бы узнать, не происходило ли в последнее время чего-то необычного с вашим мечом, — решился я.— Простите мне мое нахальство, но не могли бы вы показать мне Грейсвандир? — Извини, не выйдет, — покачал головой он, — мы тут все немного заняты. И мой меч в том числе. Если не возражаешь, поговорим об этом позже. И первым разорвал контакт — как если бы ожидал, что я все же надумаю возразить. Час от часу не легче! Если Лезвие Ночи сейчас не у Корвина, — а я мог бы поклясться, что он безоружен, — то кому оно служит? Я находил этот вопрос предельно интригующим. Как мечник я не представлял собой ничего особенного, но мог не сомневаться, что больше ничьей руке Вервиндль не подчинится. Для Грейсвандир, сопровождавшей Корвина на протяжении веков, вопроса о другом владельце вообще не могло возникнуть. Значит, и с этим спикардом что-то происходило. Вот теперь, подумал я, уже было с чем обратиться к Делвину. На всякий случай я решил было воззвать и к Мерлину, но тот не откликнулся. Его карта лишь пошла радужными разводами, как бывает при переносе в иное место или смене облика владельца. Но обычно это быстро заканчивается, а на сей раз разводы и не думали исчезать. Так что, скорее всего, и Мерлю сейчас было не до меня. Я накрыл карту рукой, отменяя вызов, взял еще один листок бумаги и снова принялся рисовать. У работы с красками свои сложности, но есть и преимущества — проще установить связь с прообразом того, кто изображен на карте. Если, конечно, с восприятием цвета у мастера Козырей все в порядке. Для временной карты Делвина я решил обойтись простым карандашом, но по привычке держал в памяти не только черты его лица, но и всю цветовую гамму оригинала: светлую, едва заметно покрасневшую от солнца и ветра кожу, рыжеватые волосы и чуть прищуренные темно-карие, сердитые глаза. Я рисовал, имея все это в виду, и то, что выходило из-под моего карандаша, с каждым штрихом казалось мне все более похожим на прежде виденное мною лицо — и именно лицо, а не его изображение... Некогда я сказал королеве Амбера, что сумею повторить принадлежавшую ей карту Делвина, но получалась у меня отнюдь не эта карта, и даже не портрет самого принца, каким я его запомнил. Существу, которое проступало на бумаге, больше подошла бы не тяжелая челюсть, которой я собирался его наградить, а округлая, энергичная линия небольшого подбородка. И брови я бы, пожалуй, подобрал для этого создания другие — высокие, дугой… Тут я спохватился, что выбрал неподходящий момент для эстетических изысканий, и несколькими штрихами исправил положение. Делвин, мне нужен был Делвин, и никто иной. Я отложил карандаш и испытующе уставился на творение своих рук. И карта принца-изгнанника похолодела, обозначая установившийся контакт, а изображение шевельнулось. Делвин находился в довольно большом и неплохо освещенном помещении, чем-то напомнившем химические лаборатории в Беркли, и, кажется, что-то писал. — Да. Кто это? — спросил он, мгновенно прикрыв написанное рукой. — Это Ринальдо, сын Брэнда, — произнес я заготовленную фразу, отчетливо ощущая: немота не поразила меня лишь потому, что я заранее обдумал свои реплики. — Сын Брэнда? — Делвин прищурился, и у меня перехватило дыхание. То, что я видел, было невероятным. — Да, сходство есть. В прошлый раз ты выглядел иначе. — В прошлый раз на мне была чужая личина, — выдавил из себя я, гадая, почему он не озаботился тем же самым.— Тогда мне пришлось явиться в Амбер, где мне были не рады. Сейчас я дома, и мне нет нужды маскироваться. — Чего же хочешь? — Я хотел бы поинтересоваться вашим мнением по одному весьма непростому и важному для Амбера вопросу. — Я больше не имею с Амбером ничего общего. — А как насчет союза против Амбера? — закинул я удочку на всякий случай. — Я же сказал: ничего общего с Амбером. Включая даже врагов Оберона или его наследников. — А что вы, как хранитель скрытого,— при этом моем намеке на спикарды он поморщился, — сказали бы, услышь вы о том, что Вервиндль и Грейсвандир вступили в игру? — Что не представляю, о чем речь, — отрезал он. — Разумеется, я знаю, что это за мечи и кому они принадлежат. Полагаю, Грейсвандир по-прежнему у Корвина. Вервиндль… если ты в самом деле тот, за кого себя выдаешь, ты можешь знать, где он находится теперь, после гибели Брэнда. — После убийства, а не гибели, — поправил его я. — Мой отец был убит вашим братом Кейном, а меч отца исчез. Некоторое время назад я нашел его через карту отца, и Вервиндль согласился перейти ко мне. — Все это очень интересно, но я не понимаю, к чему ты об этом рассказываешь. Что до родства… как я уж сказал, я не имею с Амбером ничего общего, но должен заметить, что Брэнд приходился мне братом точно так же, как и Кейн. К тому же я слышал, будто именно ты убил Кейна. Эти слухи справедливы? — Вполне, — я овладел собой. Похоже, он не так уж мало знал о давно неинтересных ему родственниках, и это отчасти осложняло мое положение. С другой стороны, и я теперь знал о нем кое-что любопытное, но этот козырь я решил приберечь на крайний случай. — Я застрелил его в Дейге, когда… — Не желаю этого слушать, — нахмурился он. — Разве я неясно выразился? Хватит с меня этого чокнутого семейства. — Хорошо, оставим прошлое в покое, — поднял руки я. — Я и сам предпочел бы поговорить о настоящем. Что вы скажете, когда узнаете, что Грейсвандир сейчас в чужих руках, а Вервиндль только что едва не устроил пожар в моем кабинете? — Что, вероятно, меч — не самая безопасная в обращении форма спикарда, — пожал он плечами. — Что до чужих рук… Насколько я понимаю, Вервиндль тоже сейчас служит не своему первому хозяину. И в этом ты почему-то не видишь ничего удивительного. — Так вы полагаете, что Корвин передал Лезвие Ночи своему сыну? — растерялся я. То, что говорил Делвин, представляло дело в новом свете. — Но почему, если сам он еще жив? — Я никогда не предполагал ничего подобного, — Делвин сцепил руки на груди. По губам его скользнула мрачноватая полуулыбка. — И я все еще не понимаю, зачем ты мне все это выкладываешь. — Потому что Вайол, королева Амбера, — пошел я ва-банк, — сказала, что вы много знаете о спикардах. А мне как раз нужно посоветоваться на этот счет с кем-то, кто хорошо разбирается в них. Боюсь, что моя мать не слишком большой авторитет в этом вопросе… — Тогда тебе стоит найти кого-то, кто знает больше, и это буду не я. Я не разбираюсь в спикардах, Вайол ошиблась. Он, похоже, окончательно утвердился в решении ничего мне не сообщать и знал, что я не сумею заставить его говорить. Он смотрел на меня равнодушно, с легкой скукой — смотрел ее глазами, улыбался ее губами, и это окончательно взбесило меня. И я решился на последнее средство. — О’кей, уже отстаю, — я развел руками и широко улыбнулся. — Скажите только, зачем вы обманули бедную девушку, назвавшись именем вашего брата Бенедикта? Просто ради интереса, а? Она ведь и дочери так сказала, а та — своей, а ее дочь, в свою очередь… — Что за чушь! — рявкнул он. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь! Мне показалось, что он разгневан, но не возводимой на него напраслиной, а моим попаданием в цель. Да я и не мог промахнуться: полагаю, всякий мастер козырей отчетливо различил бы в его лице черты Дары, матери Мерлина, особенно если бы, как я, повидал ее при соответствующем освещении. — Ну, чушь — значит, чушь, не будем больше об этом. Просто скажите, что будет, если я случайно задам тот же вопрос в разговоре с Бенедиктом? Колебался он не более секунды. — Хорошо, мы продолжим разговор. Но не сейчас и только для того, чтобы выяснить, откуда взялись эти беспочвенные подозрения. Чувство торжества охватило меня. Теперь не он, а я буду управлять беседой, и я смогу вести ее так, как сам считаю нужным! — Быть может, вы разрешили бы мне навестить вас? Говорят, что карты можно подслушать. — Возможно, так оно и есть,— взгляд его сделался задумчивым. — Что ж, придется впустить тебя сюда. Вызови меня снова… скажем, через час по твоему времени? — Меня это устроит, — я слегка поклонился. — Тогда до встречи, — он кивнул, и карта померкла. Я вскочил и в порыве чувств исполнил какую-то джигу. Третий раз, это был уже третий раз, когда я пытался его зацепить, и вот, наконец, удача повернулась ко мне лицом! Оставшееся до путешествия время я потратил на то, чтобы осмотреть свой наряд, признать его вполне приемлемым, еще раз подновить заклинания, исцеляющие ожог, плотно пообедать и отдать пару-тройку самых неотложных распоряжений. Я также провел несколько чудесных минут с Найдой, но не позволил себе потерять голову и оставил ее с нетерпением ожидать вечера. Потом я проверил набор заклинаний, которые можно было бы активировать с минимальной затратой сил, снял со стены и прицепил к поясу Вервиндль, а в карман положил браслет из голубых камешков — эта симпатичная безделушка была изготовлена из кристаллов, обладающих способностями блокировать магию. Словом, подготовился я тщательно, да и могло ли быть иначе? Делвин не раз повторил, что не имеет ничего общего с Амбером… и все же по крови он оставался амберитом, и я не доверял ему, как и любому из родственников по отцовской линии. С родственниками по материнской было много проще: я их не знал. Мама скрывала свое происхождение даже тщательнее, чем возраст. Итак, я вооружился до зубов, взял карту Делвина и вновь вызвал его. Он находился все в том же помещении, только света там прибавилось, а тетрадь с записями исчезла со стола. Услышав меня, он протянул мне руку. Я коснулся ее и шагнул вперед. Мгновение спустя Вервиндль загудел низко и басовито, словно бьющийся о стекло шмель. Я внял его предупреждению и тотчас полез за браслетом — и ощутил, как камешки рассыпаются во прах, и свет для меня померк. — Извини, сейчас у меня совсем нет времени на глупости, — услышал я высоко над собой, и вокруг воцарилась тишина. Я потряс головой, пытаясь прийти в себя, оглянулся — и тотчас выхватил Вервиндль. Вокруг было темновато, но не настолько, чтобы можно было не заметить сонмище невообразимо странных тварей, окружавших меня со всех сторон. Пока еще они находились на достаточно большом расстоянии от меня и не делали попыток приблизиться, однако их вид не оставлял сомнений в их намерениях. К моему удивлению, одновременно со мной выхватили оружие и твари. И их мечи — прямые, кривые, нелепо изогнутые, а порой и вовсе волнистые — все, как один, сияли тем же слабым желтоватым светом, что и Вервиндль. Заподозрив истину, я взмахнул клинком раз-другой. Твари проделали то же самое — разумеется, с учетом разницы в телосложении… Тогда я выбросил их из головы, вскинул Вервиндль вверх и принялся осматриваться. При свете меча и его отражений я увидел, что нахожусь в огромном зеркальном колоколе с отверстием в верхней части свода, причем отверстие это вело не наружу, а в подобие вертикально закрепленной зеркальной же трубы. По зрелом размышлении я пришел к выводу, что вокруг меня находится не колокол, а огромная бутылка. Ее зеркальная поверхность, хотя и не была идеально ровной, о чем недвусмысленно свидетельствовал вид тварей на ее стенках, все же должна была неплохо отражать мои заклинания. Как одолеть защиту такого сосуда, я пока не знал. Похоже было, что попал я в бутылку через горлышко, и другого выхода из нее не было. И, учитывая тот факт, что ничего столь огромного в комнате, куда провел меня через карту Делвин, видно не было, оставалось предположить, что имело место не только заточение меня внутри некоего особого сосуда, но и изменение моих размеров. Пораженный этими соображениями, я убрал меч в ножны, сел на пол и принялся думать. Так сказать, изучать, какие карты мне сдала судьба. Во-первых, я мог поздравить себя: нюх не подвел меня ни в прямом, ни в переносном смысле — во всей этой истории здорово пахло жаренным. Вот только появление пятна от меча на гобелене в моем кабинете, равно как и установление истинного происхождения Дары, явно не были самыми существенными событиями. Во-вторых, я сумел-таки попасть к Делвину и, бесспорно, заинтересовал его своей персоной — настолько, что он посчитал необходимым на время вывести меня из игры. Припомнив, как я однажды точно так же обошелся с Мерлином, я усмехнулся. У судьбы обнаружилось недюжинное чувство юмора. Оставалось лишь надеяться, что мое заточение не будет столь мучительным, как то, в котором некоторое время пребывал мой отец, или столь долгим, как заточение Корвина. Помнится, последнего искали несколько лет… Неприятную мысль о годах я отбросил и принялся рассуждать дальше. Итак, что станет третьим пунктом? Третьим получалось следующее: то, в чем Вервиндль участвовал без моего ведома, до чрезвычайности напоминало боевые действия. Собственно, более ничего это и не напоминало. И, кстати, те яркие отблески, что порой освещали лицо Корвина во время нашего разговора, — не были ли они порождены танцем Грейсвандир? Я помнил белейший блеск ее лезвия, и полагал, что так оно и было. Ответив таким образом на один вопрос, я переменил позу, скрестив ноги по-турецки, и задался следующим. Не могли ли странности с картой Мерля объясняться тем, что он открыл разом несколько каналов силы? Что вообще видно на карте при вызове, когда изображенный на ней использует спикард на пределе его возможностей? Я зашарил по карманам в поисках карты Мерлина. Почему-то мне казалось, что с ней связаны ответы на половину моих вопросов. Карты здесь явно не работали, но я и не пытался никого вызвать — просто смотрел. Мерль и теперь выглядел как обычно: замкнутый тип байронической внешности, в чем-то скромный, во многом — отвратительно высокомерный. Точно так же он выглядел и в Беркли, и в том голубом гроте, где я его запер, точно с таким же лицом он явился по моему зову в бар, где ему пришлось спасать свою и мою жизнь, когда на нас напали — кстати, по чьему приказу? Я прищурился, разглядывая слабо различимое в сумраке лицо моего приятеля. Что-то хранилось в моей памяти такое, связанное именно с Мерлем — что-то важное, о чем вскользь упоминала моя матушка… или он сам? Ну конечно! Джулия, бывшая девушка Мерля! Джулия, оскорбленная их разрывом, и Джарт, ее новый избранник, дурная копия Мерля и его брат по матери. Эта парочка превосходным образом спелась на почве нелюбви к моему приятелю и именно они доставили ему, а заодно отчасти и мне, больше всего проблем в то время, когда Мерль еще не взошел на трон Владений Хаоса. Вроде бы Джарт потом смирился, но Джулия? Насколько я помнил эту особу со времен нашего студенчества, смирение не входило в число ее добродетелей. Конечно, сейчас, когда Мерль стал поистине завидной партией, она могла и забыть о вражде… Кстати! Ведь он однажды обронил, Джулия попыталась и по-хорошему напомнить о себе. Но упомянул он лишь о ее шаге, а не об их воссоединении. Похоже было, что Джулию вновь отвергли. Тут я невольно заерзал по полу, и вовсе не из-за отсутствия кресла. Неуютно мне стало от результатов своих размышлений. Разумеется, я знал, что при всех своих способностях Мерль очень плохо разбирался в побуждениях окружающих. Но не мог же он не понимать, во что превратится такая самолюбивая женщина, как Джулия, будучи отвергнутой дважды? Не мог же он не понимать, что она изобретет самый действенный способ, чтобы доказать ему свое превосходство? Однажды она уже пыталась проделать это с помощью магии, но для победы ей не хватило знаний и сил. С тех пор прошло время… быть может, теперь она умеет больше. А Джарт, могу ручаться, по-прежнему на ее стороне. Эта особа так просто не выпустит добычу из коготков! И если она нашла и возможность увеличить свое могущество... Ведь она существует, эта возможность — именно ее преследовала мама, сражаясь за Страж миров; заманчивый свет подобной же возможности привел меня сюда… Конечно, кое-какие спикарды сами избрали своего владельца, и, как, например, Вервиндль, не расстаются с ним. Но что если Джулия отыскала способ заставить все скрытые, ничьи спикарды обнаружить себя? Вот еще что о скрытых спикардах: все-таки Делвин поразительно ловко со мной расправился! Какими же силами надо обладать, чтобы проделать это так быстро, да еще и в присутствии голубых камней! До сих пор мне не встречалось ничего такого, что могло бы справиться с их экранирующей способностью. По моим прикидкам, даже Вервиндль не совладал бы с этими кристаллами. Тогда как Делвин… Тогда как Делвин, по всей видимости, уже пользовался несколькими спикардами, а не просто знал, где они находятся. Обозлившись, что не сообразил этого раньше, я выругал себя за тупоумие, и твари со стен зеркальной бутылки ответили мне тем же. Что и говорить, у меня подобралась достойная компания, и я все еще не имел ни малейшего представления о том, как долго буду в ней находиться. Подумав о том, что больше никто не знает, куда я отправился, я выругался снова.