За краем

Он выскочил откуда-то внезапно, как чертик из табакерки, как всегда, в зеленом и черном, и даже вечная его треуголка с плюмажем никуда не делась — Кейн, наш давно погибший брат, виновником гибели которого считали Корвина. Выскочил в тот момент, когда Брэнд, взявший меня в заложницы, вообразил, что держит за горло всю семью. Именно в этот миг, когда Брэнд, доказывая серьезность своих намерений, полоснул меня кинжалом по лицу, а я в ярости вцепилась ему зубами в руку, надо мной знакомо свистнуло, волосы у меня на затылке шевельнулись, и Брэнда шатнуло, как от удара, — раз, другой... Именно тогда, вскинув глаза, я увидела Кейна, в его излюбленном черном и зеленом, сжимающего большой черный лук — Кейна в его знаменитой шляпе, одетого в его привычные цвета, но не похожего на самого себя, с искаженным, полным вдохновенного безумия лицом. ... Кейна, которого мы похоронили и оплакали — и который, оказывается, был жив. И я ужаснулась его безумию, как прежде ужасалась безумию Брэнда. А потом Брэнд, стоявший у меня за спиной на самом краю гигантского обрыва, начал падать, и я шарахнулась прочь... но он успел схватить меня за волосы. И в это мгновение мне открылось, что я умираю. Я заорала так, как не орала с детства, когда мне чудилось, что под кроватью прячутся чудовища, а няньки не умели их прогнать, и только Корвин, мой старший брат, умел утешить и уговорить меня. Последним, кого я видела, был Корвин, бежавший ко мне со всех ног. На этот раз он не успел. *** Я знала, что умираю, но не думала, что это будет длиться так долго. Мы падали, сперва все быстрее и быстрее, и во мне вспыхнула было надежда, что сердце у меня разорвется раньше, чем мы достигнем дна... но похоже, у этой пропасти вовсе не было дна, а сердце отказывалось останавливаться. Оно колотилось сильнее, чем в пылу недавней битвы, но отнюдь не собиралось умирать до срока. Глупо было мечтать, что после сотен сражений меня убьет страх. А потом снизу забрезжил слабый, переливчатый синий свет, и мне почудилось, что откос, с которого мы свалились, резко ушел в сторону. Я не только больше не видела его, но даже не ощущала его присутствия. Ветер, толкавший и крутивший нас обоих, ослабел и мало-помалу совсем утих, и мне стало казаться, что падение замедляется. Что в действительности это не было так, я поняла лишь тогда, когда, повернув голову, увидела, как Брэнд отпустил мои волосы и потянулся перехватить меня за запястье. Его рука плыла вперед медленно, как под водой, и пальцы его окружало бледное марево, будто от растворяющейся в воде краски. Я отдернула свою руку... вернее, собиралась отдернуть, но оказалось, что я всего лишь начала медленно-медленно отводить ее в сторону. Нечто сковывало мои движения, нечто невещественное, но едва одолимое, словно сопротивление Пути при его прохождении; словно невидимые путы во сне, когда бросаешься бежать, но едва можешь сдвинуться с места. Тем не менее, моя рука двигалась, и я уже видела, что успеваю уклониться от его истекающей краской или светом кисти... но замерла, взглянув Брэнду в лицо. В гаснущих и вновь зажигающихся отсветах от синего огня, возникшего там, внизу, оно казалось светло-синим пятном, гротескной синей маской с темными провалами глаз, а огненные волосы отливали фиолетовым. Но черное, пузырящееся у Брэнда на губах, было, конечно же, кровью. Кейн был отличным стрелком: он и с юности не ранил — убивал наверняка. Внезапно свет внизу вспыхнул белым и разлился широко, и, когда мгновенная слепота прошла, я обнаружила, что мы находимся на вершине холма, кривого и многоглавого, как горная гряда, но не дотягивающего до настоящей горы размерами. Холм этот парил в том, что здесь было воздухом, и сам тоже был прозрачным, но не бесцветным — как дымчатое стекло, он окрашивал проплывавшие под нашими ногами комья, горы и валуны в грязно-серый цвет. Однако — и это показалось мне худшим из увиденного — тут же обнаружилось, что стояла на вершине только я. Ноги Брэнда уходили вглубь прозрачной кручи по щиколотку, и он продолжал погружаться. Не раздумывая, я сама схватила его за руку — ту самую, с кинжалом. Пальцы его разжались, оружие невесомо выпорхнуло на свободу и так же медленно, как ноги Брэнда, начало уходить вниз. Я подхватила кинжал, а Брэнд стиснул мою руку. — Ди, — произнесли его губы, — Ди, я... упал. — Знаю. Я смотрела ему в глаза и видела в них лишь непонимание и обиду — боль, которая должна была терзать его, была так огромна, что его разум еще не сумел вместить ее полностью. Я смотрела неотрывно, не отвлекаясь на рану на шее, чудовищную на вид, но не такую опасную, как стрела у него в груди, смотрела и не собиралась отводить взгляда. И больше не видела в лице брата никаких признаков сумасшествия, о котором в семье говорили как об очевидном факте. Такие же недоумевающие глаза у него были, когда он, еще мальчишкой, очень неудачно упал с лошади и сильно расшибся. Тогда он оправился быстро. Сейчас все закончится еще скорее. — Мы упали вместе, — сказала я. Тут прозрачная твердь под нами растаяла, и мы ухнули вниз так стремительно, что у меня перехватило дух. Потом густое белое сияние опять померкло, и мы неслись дальше во тьме, а через несколько мгновений снизу снова разлилось синее зарево и возобновилось мерцание. Под это мерцание мы опять оказались в незримом, замедляющем наши движения киселе. Еще одно захватывающее дух падение — и снова пауза. Синее лицо Брэнда. Его незрячие от навалившейся наконец боли глаза. Черное на его губах. Синие сполохи далеко внизу. Потом в Судном Камне, висевшем на цепочке у Брэнда на шее, — том знаке королевской власти, что он какой-то хитростью отобрал у Корвина, — появился маленький светлый огонек. Он дрожал, как пламя свечи, когда несешь ее по галерее, в которой гуляют сквозняки, но не гас. А вскоре подрос, и стало ясно, что этот огонь тоже подчиняется какому-то ритму, только ритм его мерцания отличается от того, в согласии с которым разгорался и меркнул свет внизу. Зачарованная, я то и дело косилась на него. Камень выглядел, как вынутое из груди, но живое, продолжающее сокращаться сердце, и был исполнен болезненной, парализующей красоты. Его свет странным образом не смешивался с синим, но словно оттеснял его. Через некоторое время я решила, что глаза обманывают меня: мне чудилось, что в рубиновом свете лицо Брэнда стало претерпевать небольшие изменения. Сгладились резкие линии у рта. Пропала тень, улегшаяся на виски. Чуть смягчился профиль. Кожа как будто стала светлее. Вот брат снова разлепил губы. Я склонилась к нему. — Что, — шепнул, морщась, Брэнд, — там, внизу? — Пока не вижу, — если не считать проносящихся мимо поблескивающих теней, которые показались мне похожими на холмы из дымчатого стекла сродни тому, на вершине которого мы побывали, мне ничего не удавалось разглядеть. Вдобавок эти падения и зависания в воздухе, сменяющие друг друга, здорово сбивали меня с толку. Порой мне казалось, что мы уже не падаем, а поднимаемся, порой — что несемся не вверх и не вниз, а вдаль, как гонимые ветром осенние паутинки. — Мы еще летим. — Как высоко, — прочла я по губам Брэнда. Потом они изогнулись в неуверенной улыбке, и он закрыл глаза. — Не уходи! — крикнула я, не решаясь встряхнуть его. Если стрела сдвинется, это прикончит его мгновенно. Камень отозвался на крик яркой вспышкой. Веки Брэнда затрепетали и приподнялись. Потом рука медленно поплыла к груди. — Кто это, — шепнул он, ладонью коснувшись места между обеими ранами, — был? — Кейн. — Я дурак, — шепнул Брэнд. — Мог бы... догадаться. И снова закрыл глаза, и лицо его сделалось умиротворенным. Камень на его груди продолжал мерно пульсировать. *** Мы падали и падали, висели ни в чем и плыли из ниоткуда, порой возвращались назад, словно в бесплотном течении, несшем нас на своей спине, возникали водовороты — но я не видела отмелей, которые могли бы порождать эти завихрения. Изредка в нашей невидимой реке попадались плавучие острова вроде того стеклянистого холма и что-то им же подобное в виде прозрачных лент, колец и просто обломков. Брэнд не открывал глаз и, казалось, не приходил в себя, но, кладя руку ему на грудь, я ощущала, что она продолжает подниматься и опускаться, а порой, когда падение сменялось парением в воздухе, могла и расслышать его дыхание. Потом синий свет приблизился, и под нашими ногами начали проноситься тени, двигавшиеся слишком затейливо и целеустремленно для неживого. А чуть позже я услышала сперва тихий, а потом вдруг резко усилившийся гул, над которым время от времени взмывали пронзительный визг, клекот и карканье. Иногда в эту какофонию вплетался звук сродни крику плохо смазанной двери, порой прорывался неприятный влажный скрип наподобие того, что производит палец, скользящий по запотевшему стеклу. Потом этот шум стал стихать и словно бы удаляться. Целеустремленные тени между тем приблизились — и оказались такими же искаженными, как принимавший нас прозрачный холм. Эти тени напоминали уродливых птиц или химер. И твари эти, без сомнения, были хищными — завидев нас, они захлопали неуклюжими крыльями, поднялись повыше и принялись описывать около нас круги. А потом я услышала, как одна из птиц, похожая на сокола с чудовищно раздутой, словно бы кошачьей головой, вопросила на не слишком внятном, но все-таки тари: — Этих едят? — Еда! Еда! — подхватила другая, размером с воробья, но с огромным, с зазубринами, клювом. — Нельзя, это могут быть гости, — булькнула у меня из-за спины третья, похожая на грифа с длинным хоботообразным, уныло висящим носом. Под брюхом у этого странного грифа болтались не птичьи лапы, а ласты, как у моржа. — Не едят? — переспросила первая. — Еда! Еда! — продолжал заходиться тоскливым криком лже-воробей. — Еда! Я отпустила руку Брэнда — все равно мы падали с более или менее одинаковой скоростью — и едва успевала поворачиваться, чтобы держать их всех в поле зрения. Кинжал в ладони раздражал непривычной легкостью, хотя размерами и приходился по руке скорее мне, чем брату. Что ж, несмотря на Вервиндль, доставшийся ему в юности чудесный меч, Брэнд никогда толком не разбирался в оружии... — А вдруг гости? — усомнился сокол. — Это и есть гости, — проскрипел гриф. — Еда! — взвизгнул воробей. — На вид еда! Вон тот — еда! И ринулся на Брэнда. — Сейчас посмотрим, кто тут еда, — пробормотала я и ткнула кинжалом навстречу чудищу, отчаянно сожалея о том, что Брэнд заставил меня бросить топор. Будь мое оружие при мне, никто из тварей не сумел бы приблизиться к нам, даже если бы их здесь было вчетверо больше. Брэндов Вервиндль тоже пришелся бы кстати, но его с нами не было, и я не имела никакого представления о том, где он находился. Очевидно было лишь, что Брэнд не взял меча с собою. — А...иииааах! — зашелся визгом воробей, распахивая пасть, как не всякий крокодил сумеет. Острие кинжала едва задело его, но на левом крыле появилась огромная, сверкающе-красная отметина. Само крыло беспомощно повисло — похоже, отнялось, но это, к моему изумлению, не слишком повлияло на летные качества твари. Что ж, нельзя получить все сразу! По крайней мере, я убедилась, что эти существа уязвимы, и доставила ему несколько неприятных минут... — Я же говорил, гости, — с сожалением прогудел грифоморж. — Высокого рода. — Проводить их? — приуныл сокол. — А еда? — всхлипнул однокрылый. Теперь следить за ними стало проще: убедившись, что мы не станем легкой добычей, твари стали летать кучнее и на некотором отдалении от нас. — Ди... — Я здесь. Брэнд мог бы не окликать меня — я прислушивалась к его дыханию так долго, что уловила бы и вздох, чуть более глубокий, чем остальные. — Кто... эти? — Демоны, как и вы, — хихикнул сокол. — Демоны? — Брэнд широко распахнул глаза, и Камень на его груди вспыхнул ярче. — Вы? — Если и демоны, то не из сильных, — уточнила я, продолжая вполглаза следить за ними. Лже-воробей обиженно взвыл. — А чего они, — сокол покрутил кошачьей башкой, но к нам обратиться больше не решился и адресовался грифоморжу, — не летят сами? — Оставьте их, они высокого рода, — отозвался грифоморж. С той минуты, как я ранила меньшего из их компании, он держался от нас как можно дальше — должно быть, не только говорил лучше, но и вправду был поумнее остальных. — Высокородные делают что хотят. — А где их крылья? — кошачья морда на шее сокола с откровенным подозрением уставилась на меня. — Крылья может вырастить любой, даже только что вышедший из Бездны... — Крылья! — глаза Брэнда лихорадочно блестели. — Ди, слышишь! — Слышу. И вижу. И пусть только кто-нибудь из них попробует подлететь поближе. — Не трогайте, — взывал к своим сотоварищам грифоморж, — говорю вам, оставьте их! У них и оружие оттуда, сверху... Или вам снова хочется в Бездну — и опять учиться всему сначала? — Да отчего бы и не в Бездну? — я приглашающе помахала кинжалом. — Идите сюда, птички. Мы продолжали падать, и кто мог сказать, что ждало нас внизу? Разумнее было приструнить этих тварей, пока их мало. Если даже эти трое останутся живы, больше они к нам не сунутся. В этот миг сокол внезапно вырос и пошел радужными разводами, как мыльный пузырь, который продолжают надувать, вместо того, чтобы стряхнуть с трубочки. Теперь тварь ростом и комплекцией напоминала добротную свинью, но из-за нехватки плоти начала просвечивать. Крылья, о которых она так пеклась, тварь сохранила. Правда, они не подходили по размерам к ее новому телу. — А вот мы сейчас посмотрим, — проверещала она фальцетом и рванулась к нам. А мой кинжал — ей навстречу. Я ждала, что от укола кинжалом она лопнет, но этого не случилось. Она лишь мгновенно утратила прозрачность, залившись от места ранения ровным кирпично-алым цветом... а потом метнулась в сторону, словно воздушный шар, в котором прокололи дыру, и скрылась из глаз. Брэнд шумно выдохнул, и я обнаружила, что тоже, оказывается, затаила дыхание. Потом в тишине захныкал лже-воробей. — Хорошо, что это ты, Ди, — пробормотал Брэнд. — Я виноват, но хорошо, что ты. Не Флора и не Ллеве... Он поперхнулся и умолк. Кашель мог убить его так же быстро, как и новый выстрел. — Не разговаривай больше! — прикрикнула на него я. — Я поняла. Да, им пришлось бы трудно. Но со мной ничего не случится. В этот миг я впервые подумала о том, что смогу выжить и в этом странном месте. А Брэнда не станет уже совсем скоро, без всякого сомнения. Тогда ко мне пришел настоящий страх. *** Мы так и не добрались до поверхности, смутно уже видневшейся внизу — просто в какой-то момент падение прекратилось и больше не возобновлялось. Мы зависли в синеве на небольшой высоте (огромной глубине?) над дном этой невероятной пропасти. Неподалеку я разглядела несколько птицеобразных существ, главным образом размером с нашего однокрылого воробья. Однако они не только не проявляли к нам интереса, но и стремились убраться от нас подальше. Наш воробей, не долго думая, сорвался со своей орбиты и последовал за ними. А ниже, чуть поодаль, я увидела нечто, напоминавшее жерло гигантского вулкана. Над ним курился густой дым, и в этом дыму мелькали какие-то тени или, может быть, крохотные существа. Запаха дыма или другого сколько-нибудь заметного запаха я не чувствовала, но сами эти поднимающиеся вверх клубы вызывали у меня безотчетное ощущение нестерпимого холода. Я поежилась. Брэнду, казалось, было все равно. — Высокородные гости желают, чтобы я проводил их? — раздалось робкое бульканье. Грифоморж, не решаясь приблизиться, вопрошал нас издалека. Я перевела взгляд на Брэнда. Он закрыл и открыл глаза, показывая, что слышит, но не произнес ни звука. — Да, проводи, — решила за нас обоих я, даже не представляя, сможем ли мы последовать за демоном. Что ж, в крайнем случае он улетит один. Отделаться от него тоже будет неплохо. — Проводи. Мы хотели бы осмотреться. Почему-то это оказалось хорошей рекомендацией. — Понимаю: высокородные господа очень давно тут не бывали, — грифоморж от почтения даже уменьшился в размерах. — Давно. Мы уже и сами не вспомним, как именно, — по наитию произнесла я. — Высокородные господа оказали мне честь, — залебезил демон, не решаясь приблизиться, но вытягивая к нам тощую шею, — выбрав меня в провожатые! Вот, позвольте сказать, Бездна, откуда мы все появляемся... Он сделал приглашающий жест — почему-то не крылом, а правой ластой — и немного сместился в сторону вулкана. Тут только я поняла, что те мелкие твари, которые плавали в дыму, появлялись из кратера. Выходило, что они-то и были новорожденными демонами. Брэнд, по-видимому, понял это так же. Только он, в отличие от меня, обратил внимание и на сделанное недавно демону-воробью предупреждение о возможности возвращения в Бездну. — Ди, спроси, — шепнул он, — много ли среди них новых... — А скажи, — обратилась я к нашему гиду, — да нет, погоди! Скажи сперва, как тебя звать. — Как госпоже будет угодно, — затрепетал демон. — Мне? — я присмотрелась к его нелепому, но скорее смешному, чем неприятному носу и маленьким, по-слоновьи умным глазкам. Они не показались мне злыми. Слоновьих ушей этой голове не хватало, но мое воображение легко дорисовывало их. — Мне угодно звать тебя Фант. — Слушаюсь, госпожа, — склонил голову демон. — Как долго мне будет позволено носить это прекрасное имя? — Оставь его себе навсегда, — отмахнулась я. — Навсегда? Госпожа дает мне право на имя? — вскричал демон и от восторга перевернулся в воздухе кверху брюхом. — Мне дарят собственное имя! — Носи на здоровье, мне это ничего не стоило, — вздохнула я. — Но если не хочешь рассердить меня, будь добр, перестань орать и отвечай на мои вопросы! — Все, что госпоже угодно! Спрашивайте! — Мы хотели бы знать, много ли из Бездны выходит новых демонов. — Не больше четверти, высокородная госпожа, — приуныл Фант. — Мало кто достигает таких высот, как вы — большинство падают в Колыбель снова и снова. Некоторых даже гибель ничему не учит. Брэнд криво усмехнулся. Потом поднес руку к Камню — и тотчас отдернул. Нахмурился, подцепил цепочку, на которой висела реликвия, и приподнял Камень за нее, отодвигая его от себя. — К примеру, тот несчастный, что первым напал на вас, — продолжал болтать демон, — только за этот мой раз возвращался туда трижды. И я не удивлюсь, если так и будет продолжаться. — За этот твой раз? — не поняла я. — Тридцать пятое рождение, о госпожа, — вздохнул Фант. — Но я еще не вспомнил, от чего умер в последний раз. Это меня немного волнует... — Могу себе представить, — пробормотала я. — Я чувствую, что скоро достигну уровня, на котором это произошло, хотя пока даже предположить не могу, что я в тот раз сделал не так. Но уж когда и эти воспоминания вернутся, постараюсь не повторить своей ошибки. У нас, демонов, хвала Бездне, это устроено с умом! Высокородная госпожа, — тут демон решился подлететь поближе, уж очень ему хотелось поведать мне какой-то секрет, — я, конечно, мечтаю достичь самого верха. Мечтаю увидеть своими глазами Хаос... или даже, не прогневайтесь, Амбер! Конечно, не в этот раз, я свое место знаю... Мы с Брэндом переглянулись. Хаос — самое место для таких существ. Но Амбер! Что это тварь может знать об Амбере? — Где же твое место? — О, пока я могу подняться совсем невысоко — одолеваю не больше десятой части пути наверх. А выше ведь есть и ловушки, устроенные для глупых, но заносчивых демонов... Да вы и так знаете! — Считай, что не знаем. Ни я, ни брат об этом не помним. Почтение, которое Фант испытывал к нам, возросло до трепета. — Да не рассердятся на меня высокородные гости, но я даже не могу вообразить, сколько надо прожить наверху, чтобы забыть путь из Бездны! — И мы не можем тебе этого сказать, — ответствовала я с полной искренностью. *** — Ди, — к моему ужасу, Брэнд снова попытался заговорить в голос. — Я слышу, не надо так громко! — взмолилась я. — Ди, — зашептал он, снова закрывая глаза, — коснись Камня. Осторожно. Он... Что может Судный Камень сделать тому, в ком течет кровь Амбера? Я не стала ждать, пока Брэнд договорит — просто подставила руку. Сокровище амберских королей скользнуло в мою ладонь. Оно оказалось холодным, хотя и покоилось долгое время на груди Брэнда, и удивительно легким для такого крупного рубина. Хотя, пожалуй, не таким уж и легким... Через несколько секунд я поняла, о чем пытался сказать Брэнд. Камень продолжал тяжелеть — он делался все увесистей с каждой вспышкой, возникающей в его глубине. И, кажется, понемногу нагревался. — Сколько он весит для тебя? — мелькнула у меня пугающая догадка. — Сейчас — с две твоих алебарды. — Какие алебарды, я никогда... ох, что я несу! Ты должен его снять. Брэнд молчал. Потом неохотно разлепил губы. — Я... не готов. — Не глупи! Тебе и так тяжело дышать. — Скорее всего, Ди, — шепот его был едва различим, но он наконец сам глянул мне в глаза, — я уйду, как только сниму его. Скорее всего. Сердце мое замерло. — Но ты не знаешь этого наверняка? — Нет. Но нет и причин ожидать иного. — В таком случае, не торопись, — я придвинулась ближе, чтобы удобнее было держать камень. — Пока я постою так, а ты отдохни. — Ди, прости... но не выйдет. Я хочу от него избавиться, он теперь неприятен мне. Или, может быть, я ему... Я сниму его через несколько минут. Мне уже не так больно. — Брэнд! — Прости. Глаза мои наполнились слезами. Чтобы не позволить им пролиться, я задрала голову. Ох, Брэнд, что такое ты говоришь и что собираешься сделать... вот Корвин — Корвин бы так не поступил! Он не оставил бы меня одну у самой Бездны... Потом я устыдилась своего малодушия. Не я страдала от смертельных ран и не мне было решать, сколько следует жить раненому. Брэнд, в конце концов, был со мной честен... просто я не была готова остаться одна. Я привыкла жить подле кого-то. Когда есть о ком заботиться, живется легче. *** — Высокородные господа не хотят взглянуть на Колыбель поближе? Я и думать забыла про Фанта, а он терпеливо ждал, пока мы закончим разговор. — Хотят, — отозвался Брэнд. — Доставь нас туда. Я не возразила и не стала просить его молчать — в конце концов, каждый имеет право перед смертью выразить свою волю. Фант облетел нас дважды и направился в сторону вулкана. Словно подхваченные новым течением, мы поплыли за ним. По мере приближения к кратеру ощутимо холодало. Хотя в Амбере Бездну именовали Пламенной, поднимавшиеся над нею белые клубы и в самом деле были смертельно холодными. Я как раз пришла к мысли о том, что слова "Пламенная Бездна" и не должны были отражать истинного положения дел, будучи всего-навсего элементом ругательства, как Фант снова заговорил: — Здесь все по-прежнему, — он шмыгнул носом, не то от прилива чувств, не то от холода. А может быть, просто нос к тому располагал, — от начала времен новорожденные демоны все так же выходят из горнила Колыбели и обретают свою первую форму в ледяных облаках, укрывающих Ее. Конечно, их тела еще немногим плотнее пара, но все-таки это уже тела! Оставшегося после облаков жара им как раз хватает, чтобы вырастить крылья и подняться туда, где теплее. Там они начинают взрослеть и расти, мало-помалу набираются ума и... как бы это сказать? Вещественности, вот. И так продолжается до тех пор, пока они не совершат какой-нибудь особенной глупости... например, пока не попадутся в ловушку. Или пока их не съест кто-то больший. Тогда они вновь лишаются тел и возвращаются в Колыбель. — А тот, кто съел их тело, — что происходит с ним? — Разумеется, растет дальше, как и все остальные. Здесь, так близко от Колыбели, да и почти до самого верха пища нам ни к чему. Но, говорят, это очень сладко — кого-нибудь съесть. — А сам ты этого не знаешь ? — Пока нет, госпожа, — демон украдкой глянул на Брэнда. — Ну, так и нескоро узнаешь, — пообещала я. — Не раньше, чем снова выйдешь из своей Колыбели. — Не надо, Ди, — Брэнд тронул меня за плечо. — Мне будет все равно, а он тебе может еще пригодиться. — Пусть пригодится как-нибудь иначе. — Да простит меня высокородная госпожа, я не ем гостей, — Фант впервые решился вмешаться в наш разговор. Похоже, он не на шутку обиделся. — Я видела, куда ты смотрел, — отрезала я. Верить демону я не собиралась. — Все верно, но я не ем гостей. Только госпожа должна помнить, что мы стоим у Колыбели. Я здесь не единственный демон и не так силен, чтобы отогнать от вас других, если их будет много. — Ничего, я буду осторожной. И тогда Брэнд, словно только и ждал моего обещания быть настороже, сорвал с шеи цепочку с Камнем и взмахнул рукой в сторону Бездны. Камень сорвался в полет, блистая, как огненная звезда. Он скрылся за краем жерла вулкана, и Бездна отозвалась — взревела и извергла океан облаков и черно-синего света. Брэнд рухнул навзничь... и мне показалось, что в то же самое время Брэнд остался стоять. Потом тьма на миг сомкнулась над нами, но в непроглядном ледяном мраке, окутавшем нас, сверкнуло белое и золотое, словно тучу прошила молния, тьма и холод отпрянули прочь, и на миг передо мной предстало видение: снежно-чистый, окутанный белизной, как дымкой, Единорог, покровитель Амбера, с огнем Судного Камня на шее, поднимался из Бездны. Он задержался на ее краю, бросил на нас взгляд, исполненный любви и сострадания, и начал таять. Я оглянулась. Брэнд лежал у моих ног — и Брэнд стоял на прежнем месте. Потом стоящий тоже начал таять, превращаясь в радужную тень самого себя — почти так, как если бы он уходил куда-то по Карте. На лице его читалось изумление. — Ди! — услышала я. Но больше не было сказано ничего, только мое имя. — Как это величественно у демонов столь высокого рода! — вздохнул Фант у меня за плечом. — Мы не демоны! — заорала я. — Слышишь, мы не демоны! Он по-настоящему умер! И опустилась на колени возле тела брата. — Как госпоже будет угодно, — пробормотал Фант. *** Не знаю, долго ли я просидела так, прежде чем они появились, — сама мысль о времени покинула меня, а в отсутствие каких бы то ни было ощущений я не могла судить о том, много ли его прошло. Я не чувствовала ни жажды, ни голода, ни любопытства, ни усталости, но не знала, было ли это вызвано тем, что творилось в моей душе, или же стало следствием каких-то иных причин. Фант никак не напоминал о себе — или я не замечала его попыток привлечь мое внимание. Полагаю, я не заметила бы и его бегства, если бы он вздумал покинуть меня. Однако он остался поблизости, что я и обнаружила, когда, наконец, услышала некий нарастающий шум. Я подняла голову и увидела: Фант болтается рядом, а откуда-то слева в нашу сторону несется темное облако. — Высокородная госпожа, — встрепенулся, заметив мое движение, Фант, — вам лучше перебраться в другое место! Скоро здесь будет шумно. — Я не хочу, — заставила себя ответить я. — Но сюда летит целая стая мелких демонов! — воскликнул Фант. — Им ничего не досталось на пиру высоких родов, и они могут... они попытаются поживиться чем-нибудь здесь. — Они нападут на нас? — Боюсь, что так, госпожа. — Пусть нападают, — я поднялась и прищурилась. Теперь уже можно было разглядеть, что облако состояло из сотен мелких воробьиноподобных существ. Это их голоса и крылья производили тот шум, пробившийся сквозь сковавшее меня оцепенение. — Я останусь тут, с моим братом. — Госпожа, — взмолился Фант, — они завидуют тем, кто был зван на угощение, и хотят получить свою долю. Он бросил алчный взгляд на тело Брэнда. Я вздрогнула. — Так ты говоришь, у кого-то уже было угощение? — переспросила я. — Да, госпожа, к нам было сброшено тело самого известного из высокородных демонов! Достойнейшие представители самых высоких родов мечтали получить хотя бы кусочек... — Кто же это вызвал такое волнение? — меня зазнобило. Слишком уж это отдавало каннибализмом. — Кто-то из хаосских лордов? — Берите выше! — Фант покрутил головой. Его глазки заблестели от восторга или жадности. — Это было тело самого Оберона, первого короля Амбера! — Оберона? — холодно, как же мне было холодно! Наверно, и в облаках над Колыбелью не могло быть холоднее. — Верно, он был королем Амбера. Но он не был демоном. — Но, госпожа... по происхождению все короли верхнего мира — демоны! Разумеется, высокого рода — не мне чета, но чистокровные демоны. Никто иной не может достичь Колыбели. Этого одного хватило бы, чтобы мы признали в нем сородича, даже если не брать в расчет запаха. — Запах? — переспросила я, все еще отказываясь верить своим ушам. — Разве все демоны пахнут одинаково? — Все по-разному, конечно, — занервничал Фант, — но есть и что-то общее... Но, госпожа, лучше бы нам поговорить об этом где-нибудь в сторонке. Вон там, подальше, есть укромное местечко... — Я остаюсь, Фант. Отправляйся в свое местечко один. — Госпожа, я не могу, — вздохнул демон. — Конечно, толку от меня немного, да вам и не нужна помощь... — Вот именно, не нужна. Фант уныло повесил нос и сделал несколько кружков около меня, но никуда не делся. Мне казалось, он еще что-то бормотал, но я уже не различала его слов за хлопаньем сотен крыльев и воплями. А потом они налетели на нас, обрушились грохочущим водопадом, и я уже не слышала ничего, кроме их криков и лязга клювов о мои доспехи, не видела ни Фанта, ни окрестностей, ни даже собственных рук — только блеск легковатого для меня кинжала, рассыпающего ослепительные алые пятна по телам демонов и порхающего быстрее, чем мне когда-либо прежде удавалось заставить двигаться любой другой кинжал; да еще редкие пятна синеватого света, когда в стае, облепившей меня, появлялись просветы. Никаких сомнений и страхов не осталось. Помню только, как в какой-то миг я горячо жалела, что там, наверху, под конец битвы сбросила шлем, — но жалела не потому, что это дало Брэнду возможность захватить меня в плен, а потому, что теперь это мешало мне сосредоточиться на защите его тела, вынуждая отвлекаться. Еще мимолетно вспомнился мне Вервиндль, — хорошо бы Брэнд взял меч с собой! — а после уже ничего не вспоминалось, до тех пор, пока синева вокруг меня не разрослась, а поверхность, над которой я парила, не оказалась усыпана крохотными птицеобразными тушками. Я огляделась. Фанта нигде не было видно. Сбежал ли он или вернулся в Колыбель? Мне хотелось думать, что сбежал, а не погиб в схватке. Часть мелких демонов, оставшихся в живых, но пострадавших от моего кинжала серьезно, с заунывными воплями волоклись прочь. Те же, кто уцелел или пострадал меньше, забыв о Брэнде, накинулись на тела своих недавних сотоварищей. В этот момент я всецело одобряла их каннибальские наклонности. Тут что-то врезалось мне в локоть, и я выронила кинжал. Оглянулась — и увидела, кто это был. Отлетев от удара, он отряхивался, как собака после купания — тот самый уродец, что встретился нам вместе с Фантом и сразу же попытался напасть на нас! Красное пятно на его крыле, казалось, немного уменьшилось — он даже пытался махать этим крылом, а жадность и наглость, похоже, только возросли. Он встряхнулся еще разок и снова помчался к нам, целя в лицо моего мертвого брата. Не раздумывая, я подтолкнула тело Брэнда к кратеру Бездны. И, как некогда Камень, оказавшись прямо над жерлом, оно преодолело незримую преграду, мешавшую нам снижаться, и рухнуло вниз. А потом я ударила демона от всей души — не помню, чтобы я кого-нибудь так хотела ударить, как эту гнусь. Вот только мои доспехи не были приспособлены для таких движений, как бы мне того ни требовалось. А свести с ним счеты я желала страстно. Наверно, это и стало причиной происшедшего. Я знала, что не смогу до него дотянуться — и все-таки ударила его. Только вместо латной рукавицы тела демона коснулась моя ладонь... моя прошедшая сквозь доспехи полупрозрачная и слабо светящаяся ладонь. Демон взорвался, осыпав меня мелкими красными искрами, а я все смотрела на свою руку, так напоминающую ту, вторую фигуру Брэнда, и эфемерных хаосских тварей из дальних Теней, и более всего — их, коренных обитателей принявшей меня пропасти... смотрела и вспоминала слова, которыми нас приветствовал Фант. Те, о нашем высоком роде... несмотря на желание забыть, я помнила, о роде каких именно созданий шла речь. Точно таких же, как те, к которым я питала отвращение и с которыми только что сражалась. И я закинула голову к оставшемуся неизмеримо высоко надо мной небу и завыла. *** Он пришел на мой плач: только что никого рядом не было — и вдруг пространство смялось, переплелось и разорвалось в клочки, и эти клочки налились темнотой. Смотреть на это было тягостно, и я закрыла глаза. И услышала: — Кто ты? Я немного тебя знаю. Я тотчас открыла глаза, но по-прежнему не видела вокруг ничего, кроме витающих надо мной обрывков тьмы. Тогда я снова зажмурилась. — Немного, говоришь? Да и я, оказывается, знаю себя не больше... Меня зовут Дейрдре, и давай пока ограничимся этим. А кто ты? — Мой друг зовет меня Кергма. Я есть... Я не поняла ни звука из последовавшей характеристики, словно со мной говорили не на тари, а на тарабарском, чуждом даже дальним Теням наречии. Не то чтобы произнесенные Кергмой слова не имели смысла — просто я не знала обозначаемых ими понятий. Самым близким по сути из доступных мне выражений такого рода было словосочетание "математическая абстракция", но я не представляла себе, при чем тут она. Я не слишком хорошо разбиралась в природе абстракций, но в одном была уверена: мне и в голову не пришло бы беседовать с ними. Да и самой абстракции едва ли захотелось бы вступить со мной в разговор. Поэтому я признала Кергму живым существом — одним из многих существ неизвестного мне рода — и решила относиться к нему соответственно. — Откуда ты? — спросила я. — Поправка: я знаю не тебя, а того, с кем вы одного корня, — Кергма оказался не лучшим собеседником — отвечал он главным образом на собственные вопросы. Мне это не слишком мешало: жизнь в большой семье приучает находить общий язык с самыми необщительными типами. — Это называется родством. Так откуда ты? — Из Хаоса. Я вздрогнула и глянула вверх. Неприятная, клочковатая тьма все так же вилась над моей головой. Я решительно зажмурилась. — Значит, в Хаосе знают кого-то, кто связан со мной родством. Скажи, не Обероном ли его зовут? — Его зовут Мерлином. Не знаю, кем ты ему приходишься, но в вас есть что-то общее. — И я не знаю никого с таким именем, — растерялась я. — Может быть, очень может быть, — заметил Кергма. — Можешь еще и не знать. Здесь и в моих краях время течет по-разному. — Значит ли это, что я еще смогу узнать его? — А ты хочешь этого? — Я бы не отказалась, — осторожно ответила я. В конце концов, родством у нас никогда не разбрасывались. — Я расскажу тебе о нем, — великодушно пообещал мой собеседник. Составляющая его тьма окутала меня и принялась нашептывать мне в уши странную, почти видимую сказку — о мальчике, наделенном великими дарами, но отнюдь не общем любимце; мальчике, растущем с тремя братьями, но вечно остающемся в одиночестве; о мальчике и его ручном демоне; мальчике и его подруге-змее; о мальчике-молчуне, способном даже с Кергмой объясняться на его языке. Я слушала про его игры и занятия, про взросление и отъезд. Я мало узнала о его семье: Кергма не жаловал его мать, а отца никогда не видел. Я тоже считала, что не знаю их — до тех пор, пока Кергма не показал мне, как выглядит его приятель. Перед моими закрытыми глазами встал Корвин. От изумления я открыла глаза, и картинка исчезла. Все же она представлялась мне так ярко, будто я еще продолжала смотреть на нее. Секунду-другую спустя я поняла, что мне показали не Корвина. Но сходство было поразительным. Корвин — его лицо было первым из всего, что сохранила моя память. Сколько раз во сне и наяву я видела это лицо, так похожее и не похожее на мое собственное, сколько раз желала увидеть его снова скорее... и сколько раз мечтала, чтобы он не был мне братом! Увы, у нас были одни и те же родители — Оберон и Файелла. Она умерла, едва лишь произвела меня на свет, а Оберон всегда был против связей между братьями и сестрами. Я не слишком хотела признаваться в этом даже себе самой, но, похоже, этот отцовский запрет и был главной причиной того, что за долгие века я так и не устроила свою жизнь. В конце концов я убедила себя, что мне и не суждено ее устроить. Что же касалось Корвина... Что касалось Корвина, то мне трудно было судить о причинах его неустроенности — поскольку никакой беспристрастности с моей стороны тут и в помине не было. Корвин всегда значил для меня больше, чем остальные члены семьи. Если я готова была защищать тело Брэнда от демонов-падальщиков, то за Корвином сама пошла бы в Бездну. Я поступила бы так, даже если бы все остальные мои братья были созданиями чистого духа и света, а демоном — только он. К тому же, если вспомнить Фанта, следовало признать, что не все демоны плохи... Я огляделась. Фанта все еще не было видно, а неприятно шевелящаяся тьма, то есть сам Кергма, все так же болталась над моей головой. Но пожалуй, я была уже в состоянии отвести взгляд от этого движения. Надобности закрывать глаза больше не было, да и ни к чему было здесь, у самой Бездны, вести себя так неосторожно. Хотя я и могла бы сама шагнуть в кратер, я вовсе не хотела стать жертвой нападения мелких тварей. — Я была бы рада встретить твоего друга наяву, — сказала я, старательно изучая окрестности. — Может быть, это и произойдет, — легкомысленно отозвался Кергма, но я почувствовала, что ему был приятен мой интерес к Мерлину. — Думаю, ему это было бы полезно. — Он ведь еще очень молод? — я припомнила показанное мне существо. Возможно, черты лица Мерлина были от природы чуть мягче, чем у Корвина, однако мне казалось, что он и в самом деле моложе нас. — В достаточной степени, — подтвердил Кергма. — Очень похож на моего брата. Пожалуй, мог бы быть его сыном... Словом, может, я и не так сильна в воспитании молодежи, как Ллевелла, моя сестра, но я в самом деле хотела бы его увидеть. Составляющая Кергму тьма всплеснула крылами. Потом прозвучало: — Я посмотрю, что можно сделать. Приду еще, если позовешь. — Постой! — спохватилась я. — Как надо звать? — Так, как ты звала, когда я пришел, — был ответ. — Мерлин всегда звал меня так же. Вот как! И в уши мне хлынул душераздирающий вой. От неожиданности я вскочила, но тут вой оборвался, и Кергма исчез. Я стояла, невидящим взором уставившись в Бездну, и думала так: что же, я утратила разом Амбер, свою любовь и младшего брата, я простилась с ними навеки, а потом утратила и самое себя... Неудивительно, что я так ревела. Но что должно было случиться с ребенком, с тем молчаливым мальчиком, чтобы он сумел призвать Кергму? Что такое могло случиться с ним при живой матери? Я испугалась за него. И снова вспомнила про Фанта. Размышления об опасностях, угрожавших или все еще угрожающих Мерлину, каким-то образом подвели меня к мысли о том, что Фант погиб. Прежде я отказывалась в это верить, но теперь почти не сомневалась, что дело обстоит именно так. — Фант! — позвала я неуверенно, потом крикнула громче. — Фант! Где ты? Если ты меня слышишь, вернись! Крохотное пятнышко выпорхнуло из ледяного дыма, укрывавшего Колыбель, и устремилось ко мне. Когда оно приблизилось, я разглядела не только крылья, но и знакомый хоботообразный нос и смешные лапки-ласты. Я подставила Фанту левое предплечье, как соколу на охоте. Он заходил на посадку несколько неуверенно, но все же сумел примоститься на моей руке. — Фант! Ох, Фант... прости, пожалуйста! Так плохо, что это случилось с тобой! По справедливости следовало бы погибать только им, напавшим на нас уродцам! — А я не уродец? — озаботился юный Фант. — По-моему, ты ужасно милый, — искренне ответила я. — Но ты, наверно, меня не помнишь? — Нет, госпожа, еще не помню. Знаю только, что это вы дали мне имя. Мало у кого из тех, кто не достигал поверхности, есть имя, поэтому мы их не забываем. А я ведь еще не поднимался до самого верха? — Еще нет, но очень этого хотел. — Как и все демоны, госпожа, — Фант взглянул на меня испытующе. — Вы ведь тоже этого хотите? — Хочу, — не стала спорить я. — Я, как ты, хочу подняться прямиком до Амбера. Но в крайнем случае согласна выйти и на полпути из Амбера в Хаос. Глазки Фанта подернулись мечтательной дымкой. — Амбер... Говорят, что там чудо как хорошо, — пробулькал он. — Так и есть. Хочешь, я расскажу тебе о тамошней жизни? — Мне? — поразился Фант. — Госпожа не шутит? Конечно, хочу! — Ну, так слушай. И я заговорила о том, что знала так хорошо, — о том, что составляло если не всю мою жизнь, то самую яркую и важную ее часть. И каждое слово заставляло меня припоминать все новые подробности: шелковистый блеск травы на лужайке в Роще Единорога, высокий, ясной синевы свод небес над Колвиром, сами очертания великой горы и отцовский Замок на ее вершине; птичьи голоса в Арденнах и людские — в городе неподалеку от Замка; мирную тишину библиотеки, шум и оживление конюшен и псарен, паруса амберских кораблей, бороздящих моря в десятках сопредельных Теней, свет маяка на Кабре, мягкий полумрак, омывающий дома в Ребме, подводном отражении Амбера, и лунное серебро Тир-на Ног'та, небесного отражения Янтарного королевства. Ссоры и балы в амберском Замке и торговлю в рыбных рядах и кабаках города, любовные послания и воинскую муштру, загадки, которыми щедро обеспечивал нас отец, и разгадки, которые мы со временем находили и которые оказывались еще непонятнее загадок. Я вспоминала безоблачный покой и поразившее половину семьи сумасшествие, борьбу за трон и перемирие перед лицом внешней угрозы, семейные шутки и свою неуместную, но не иссякающую любовь. Я задыхалась без этого и уже не обращала внимания на полосы света, встающие в бесконечном колодце над моей головой, расхаживала, сама того не замечая, с демоном на руках, баюкала его и говорила, говорила, говорила... пока голос не начал подводить меня. Лишь тогда я умолкла и остановилась, а Фант очнулся от грез. Он покинул свой импровизированный насест и расположился рядом со мной в воздухе. — Зачем же госпожа явилась сюда оттуда? — спросил меня он, откровенно недоумевая. — Хотела бы я это знать! — воскликнула я. Не стоило мне вспоминать все это! То, что я потеряла навсегда, звало меня к себе, звало так громко, что я не находила себе места. — Но госпожа хотя бы помнит, как это случилось? — Во всех мелочах, будь уверен. Я выпрямилась, припоминая, что именно тогда происходило. Брэнд взял меня в заложницы, появившись из воздуха прямо у меня за спиной, когда битва стихала и я уже сняла шлем. Я и вздохнуть не успела, как он приставил кинжал к моей шее и велел мне бросить топор. В те минуты он действительно казался мне сумасшедшим или пьяным от радости. Твердил, что сильнее любого из нас, а теперь, когда он заполучил Камень, с ним и вовсе никто не справится. Заставил меня отступить с ним на уступ на краю пропасти и принялся торговаться с остальными. Даже поранил меня — сперва случайно поцарапал острием кинжала шею, а потом, в доказательство серьезности своих намерений, порезал щеку уже нарочно. Бояться я не боялась, но здорово рассердилась, и едва он повернул запястье, чтобы нанести новый удар, я наклонила голову и вцепилась ему зубами в руку. Он заорал, — думаю, главным образом, от неожиданности, — и в тот же миг над моей головой дважды свистнуло. Брэнд покачнулся, как от ударов, а я рванулась прочь, и все они уже бежали к нам — Кейн, возвращенный нам с того света невесть какою силой, Рэндом, Блейз, Фиона и Корвин. Корвин был едва ли не дальше всех, но я была уверена, я знала, что он спасет меня, что бы там Брэнд ни говорил. Корвин всегда приходил мне на помощь. Я видела его лицо, видела во всех подробностях, словно он уже был прямо передо мной. И когда Брэнд пошатнулся и начал падать вниз, а левая рука его, словно атакующая змея, вылетела вперед и вцепилась мне в волосы, я ощутила, что земля уходит у меня из-под ног и заорала в смертельном ужасе. Я покачнулась... И световые ленты, опутавшие колодец, вдруг сошлись на мне, Бездна вспыхнула и взревела, а Фант мгновенно обратился в крохотное пятнышко далеко внизу, а в следующий миг пропал из виду. Я летела... нет, я падала, и знала, что еще не согласна умереть, и звала Корвина. Он не должен был успеть, но он один мог это сделать. Я тянула к нему руки. И он поймал меня. Поймал и прижал к себе, а серебряная полоса Грейсвандир будто своею волей взмыла над его головой и тотчас упала вниз, вниз, вниз, мне за спину, обрезая мне волосы... и Брэнд рухнул в пропасть, а я повалилась вперед, повиснув на руках Корвина, и края пропасти за моей спиной сомкнулись. Колодец, ведущий к Бездне, исчез. Я стояла на твердой земле в незнакомой местности и то, что светилось у меня под ногами, могло быть только Огненным Путем... только это не был амберский Путь. Я не понимала, что это за место и как я туда попала, какая сила извлекла меня из пропасти и что будет дальше... но в общем-то, в тот момент и не желала этого знать. Корвин обнимал меня, гладил по волосам, и я, наконец, уткнулась лбом ему в плечо и расплакалась, как девчонка.