The best school ever

      Джеремию Аркхема, директора небезызвестной психбольницы в Готеме, обладателя докторской степени по психиатрии, выворачивало наизнанку. Болезнь продолжалась уже не первый день, так что мужчина уже успел испытать все прелести гриппа на себе. Желудок вновь сжался в комок, и Аркхем, едва успев охнуть, вновь склонился над унитазом. Вполне вероятно, что весь день прошёл бы весьма однообразно, если бы не одно «но», в данный момент стремительно приближающееся к квартире нашего героя, почти незаметно и бесшумно — лишь только подошва чёрных лакированных ботинок звонко касалась кафельного пола этажа, предательски выдавая своего хозяина, который через мгновение остановился у порога квартиры несчастного больного и потревожил его резким звонком в дверь. Неприятный, режущий уши звук раздался в квартире, заставляя и без того измученного очередным приступом рвоты Джерри громко застонать. Любой другой человек на его месте скорее всего проигнорировал бы звонок, учитывая то, что за сегодняшний день он сделал ровно шестнадцать шагов, и то были шаги от постели до унитаза. Но недаром мистер Аркхем из простого врача поднялся по карьерной лестнице до директора самой известной (правда, единственной) психиатрической лечебницы в Готем-сити. Джеремия был тем человеком, который понимал, что такое долг, ответственность, и поэтому ну никак не мог не подойти к двери —, а что, если случилось какое-то ЧП в больнице? Вдруг кто сбежал? С этими мыслями мужчина, покачиваясь, встал и направился к двери, попутно утерев тыльной стороной ладони рот и пригладив волосы. С трудом отодвинув тяжёлый засов — идеальная защита от взлома — Аркхем чуть ли не столкнулся лицом с тем, кто по-прежнему давил на звонок. Не спеша, словно в замедленной съёмке, человек убрал палец с кнопки и надтреснутым, слегка скрипучим голосом обратился к несколько опешившему Аркхему:  — Вы — директор лечебницы Аркхем, если не ошибаюсь? «Не пялься, Джерри, не пялься на него, вспомни основы этикета!» — твердил внутренний голос мужчины, изо всех сил старавшегося контролировать глаза, норовящие вылезти из глазниц. Но посмотреть действительно было на что: человека с такой специфической внешностью Аркхем не видел давно: необычайно высокий, излишне худой, настолько, что строгий чёрный костюм, немного напоминавший похоронный, болтался на нём словно на вешалке, но при этом рукава были коротки, так что части предплечий с выступающими венами торчали, словно хворостинки. К тому же у него были невозможно длинные, тонкие и белые пальцы с массивными суставами. Лицо же было ещё более странным — желтоватая кожа выявляла в нём курильщика со стажем, и, как отметил для себя Джеремия, явные проблемы с печенью. Из-за очков в массивной роговой оправе на Аркхема довольно мрачно смотрели тёмные, глубоко посаженные глаза с удивительно густыми ресницами. Образ гостя довершали огненно-рыжие волосы, почти достающие до плеч. «Да, не повезло парню с генами», — едва успела промелькнуть мысль в голове у мужчины, прежде чем гость, недовольно хмыкнув, повторил свой вопрос. - Да, прошу прощения, — слегка мотнув головой и с трудом сдержав очередной рвотный позыв, Аркхем выдавил из себя измученную улыбку. — Не имею чести вас знать, мистер? .. — Зельтзам. Рудольф Зельтзам, стажёр из Германии, вас должны были предупредить о моём визите, — теперь голос мистера Зельтзама не звучал так уж неприятно — возможно, из-за знакомого немецкого акцента, который имели множество знакомых и друзей Джеремии. Единственное, что его смущало сейчас (не говоря, конечно, о ноющей боли внизу спины), — это то, что ни о каком стажёре ему не было сказано ни слова. Стараясь замять образовавшуюся неловкую паузу, Аркхем, кашлянув, обратился к юноше:  — Честно говоря, мистер Зельтзам, меня не предупредили о вашем визите, но я сейчас позвоню в клинику, и уточню, вы же пока проходите, — отойдя в сторону и пропустив его в коридор, Аркхем сокрушённо потёр переносицу: он и забыл о страшной холостяцкой квартире, а точнее — о феерическом бардаке в ней. К счастью, гость оказался намного тактичнее, чем казалось на первый взгляд, и остановился рядом с вешалкой в коридоре, оперевшись на стену. Пока Джеремия, пройдя в кухню и набрав своего секретаря, рвал и метал, мистер Зельтзам неспешно осматривал коридор — ничем не примечательный, и внимание в нём могли привлечь только две вещи: болтающиеся на лампе кислотно-зелёные стринги, отделанные кружевом невообразимого малинового цвета и фотография, стоящая на тумбочке. Аккуратно взяв в руки рамку и сдув с неё пыль, он прищурился: разглядеть что-либо в царящем полумраке даже человеку с хорошим зрением было бы проблемой, что уж говорить о нашем стажёре. Щурясь изо всех сил, молодой человек разглядел на фото двух людей. Девушка, родись она в пятидесятых, не имела бы себе равных: она была какой-то эфемерной, неземной красоты, а в стоящем рядом с ней мужчине Рудольф с лёгкостью узнал Аркхема, правда, гораздо более счастливого и молодого: не было мешков под глазами, седых висков и потухшего взгляда человека, утратившего всякий интерес к жизни. Двое этих людей были словно зеркальное отражение друг друга — у мужчины (там же — ещё молодого человека лет двадцати пяти) были чёрные кудрявые волосы, стянутые в забавный хвостик, у девушки же — совершенно прямые светло-янтарные волосы, спадающие на лёгкое льняное платье пастельно-розового цвета, а Аркхем был одет в простую чёрную майку и джинсы. Кому угодно было видно: эти люди счастливы. Как-то недобро ухмыльнувшись, молодой человек поставил фотографию на её законное место, смахнув при этом пыль кончиком кожаной перчатки.  — Прошу прощения за ожидание, мистер Зельтзам, но вы же понимаете: без удостоверения никак, — в коридор вернулся Джеремия. — Но теперь, когда все формальности улажены, я бы всё-таки хотел знать, зачем вы приехали? Такой целеустремлённый молодой человек — одни золотые медали, на-адо же! — мог бы вполне устроиться работать в самую престижную клинику в Берлине, так что же вас потянуло в нашу провинциальную дыру? — Архкем с интересом уставился на немного смутившегося юношу, открывшемуся ему с иной стороны — как ему рассказала секретарша, Рудольф переехал из Германии в Готем, когда тому было пятнадцать лет, в сопровождении своего двоюродного дяди, который умер где-то через две недели: богатый мир наркотиков Готема, по-видимому, оказался лучше берлинского. Почему подростком, проживающем в Чёртовой Духовке, самом криминальном районе города, никто из соцопеки не заинтересовался — загадка. Школу мальчик посещал исправно и закончил её с золотой медалью, после чего отправился на медицинский факультет в Готемском Университете, откуда ушёл со второго курса: мать прислала письмо из Берлина с просьбой помочь с недавно появившимися братом и сестрой, и одновременно с этим — письмо из лучшего университета Берлина, предлагающее студенту бюджетное место так же на медфакультете гораздо лучшем, чем Готемский. Отучившись в университете имени некого Гумбольдта и закончив его c особым успехом, молодой человек на третьем году ординатуры, поговорив со своим руководителем, настоял на переводе его в Аркхем, в качестве всё того же ординатора, дескать, у него появилась какая-то идея, способная излечить даже тех, кому был поставлен диагноз много лет назад, и лечение не помогло ни капли. Ах да, всё это время он учился на клинического психиатра. И вот этот «золотой мальчик» стоит перед Аркхемом, молчаливо разевая рот, как рыба, выброшенная на берег, пытаясь выдавить из себя хоть звук. Жалкое зрелище, но можно сделать скидку: он перенервничал. Взяв, наконец, себя в руки, Рудольф негромко произнёс:  — Всё моё детство прошло в этом городе. Я видел его во всей всей красе — за ночь, как правило, у меня под окном успевали подраться, совокупиться и умереть от передоза несколько раз, и я хочу это хоть как-то исправить, — Выдержав многозначительную паузу, юноша продолжил: — Видите ли, в вашем «Аркхеме» содержатся некие уникумы, люди с такими психическими отклонениями, которые наблюдать ещё у кого-то мне ещё не приходилось. Я говорю, конечно, о Джокере, Двуликом, Пингвине и прочих. Меня перевели сюда, как только я заикнулся о методе, способном излечить всех их, причём не пичкая их лекарствами и без угрозы возвращения болезни через какое-то время, причём он должен подействовать всего за год.  — Да говорите уже, чёрт побери! — не выдержал Аркхем. Тема пациентов, которые свели с ума не одного доктора, не говоря уж о физических травмах, его, как главврача, задевала, а тут какой-то неопытный мальчишка (быстро же изменилось его мнение) говорит о немедленном излечении психов, держащих весь город в страхе.  — Не кричите, будьте так любезны, — стальным голосом одернул его Зельтзам, — и позвольте мне продолжить. Итак, моя методика, проверенная, к слову, на пациенте, который числится у нас уже около десяти лет, работает безотказно. — Тут он достал из кармана бумажник из тёмной кожи, и вынув небольшую фотографию, продемонстрировал её скептически настроенному мужчине. — Мистер Кауц вчера прислал мне это как демонстрацию его жизни без шизофрении и голосов в голове, постоянно говорящих ему, что делать. Аркхем хмыкнул — человек на фото, улыбаясь, сидел на карусели, сжимая в кулаке мороженое, и, несмотря на синяки под глазами и осунувшееся лицо, выглядел довольно счастливым.  — Так вы мне расскажете про вашу «чудодейственную методику», или так и будете ходить вокруг?  — Я как раз собирался этим заняться, — на лице рыжего, как показалось Аркхему, промелькнула улыбка. — Итак, основным компонентом лечения является общение с незнакомыми прежде людьми, и в идеале — обучение их чему-либо. На этих словах Джеремия расхохотался настолько громко, что, как показалось Рудольфу, стены и потолок содрогались вместе с раскатами смеха. Успокоившись и придя в себя, Аркхем с издевательской ухмылкой обратился к молодому человеку:  — Известно ли вам, юноша, кто все эти люди? Нет? Так я вам скажу, все они — жестокие убийцы, которые глазом не моргнут, всадив вам нож в сердце и прокрутив его там пару раз. Общение их с людьми, вероятно, приведёт к такому же исходу, что уж говорить про обучение: они смогут научить их делать взрывчатку из подручных средств, находить точки, на которые стоит лишь надавить — и человек умрёт в диких муках, вы этого хотите? — под конец Джеремия сорвался на крик: он ещё не отошёл от воспоминаний о стажёрке, вскрывшейся на следующий день после разговора с Двуликим, который относился всего-навсего к третьей «а» категории.  — Вероятно, выслушай вы меня дальше, вам всё бы стало понятнее. Безусловно, всё это я предусмотрел и заметил кое-что, на что вы раньше, вероятно, не обращали внимания. Что общего между Джокером, Двуликим, и, например, Загадкой? Ответ прост — желание показать своё превосходство, и, чаще всего, на интеллектуальном поприще. Как охотно они разъясняют что-либо своим шестёркам, с каким чувством собственного достоинства они распыляют все свои знания перед теми, кто не способен понять и оценить их! Если бы была возможность построить что-то наподобие.. школы? Да, точно! — Юноша хлопнул себя по лбу. — Это то, что нужно! Смотрите, — тут он слегка приобнял Аркхема и ненавязчиво подтолкнул того в сторону кухни. Мужчина удивился и слегка напрягся, но вида, по возможности, не подал. Оказавшись на небольшой уютной кухоньке приятного фисташкового цвета, Зельтзам продолжил:  — Это идеальный вариант! Мы проводим что-то вроде международного конкурса, и дети лет.. семнадцати получают уникальную возможность принять участие в проекте, по итогам которого они смогут получить материал более-менее школьного курса, только гораздо углублённей, а наши «злодеи», несмотря на постоянный жёсткий контроль, вероятнее всего поправятся и станут такими же нормальными людьми, как и мы с вами, доктор Аркхем. Так что скажете? С одной стороны, план лечения был не такой уж и абсурдный, несмотря на заставившее Аркхема улыбнуться «такие же нормальные, как и мы»*, — при некоторых, конечно, корректировках. С другой стороны, тратить деньги, с таким трудом выбитые у мэра-скупердяя, на проект, не факт, что успешный, конечно, не хотелось. Но всё же..  — Коллега, ваша методика действительно гениальна. Расскажите мне подробнее про систему контроля над пациентами и методах обучения, а я пока поставлю чай. _________________________________________________________________________________________ Seltsam (нем.)  — странный, чудаковатый