Нас услышат!

Стрелки больших настенных часов медленно приближались к отметке «два». Глубокая ночь сгустилась над турбазой, покрывая мраком лес, что находился рядом, и луга. Единственные звуки, разрывающие тишину ночного мира, были ревом редких машин, проезжающих по недалеко находящейся автомагистрали. Бледный полумесяц едва освещал стоящие вплотную друг к другу домики постояльцев на огражденной железным забором территории, казалось, даже звезды сегодня сияли ярче. Такая январская ночь, без всяких сомнений, пришлась бы по душе любому лирику. Но никто оценить этой красоты не мог: все на турбазе крепко спали, вдоволь утомленные дневными приключениями. Почти все. Максим приподнялся над кроватью, пытаясь размять затекшие плечи, но успеха в этом не достиг. Запястья, перетянутые и натертые жестким кожаным ремнем, уже здорово саднили, но освободить их не было никакой возможности. Самосват попытался ради эксперимента пошевелить левой кистью, но тут же стиснул зубы от боли: грани беспощадно впились в тонкую кожу запястий. Ремень, кстати, был мужчине хорошо знаком… - Лобашев! – зачем-то горячо прошептал Макс, хотя это и так было понятно. Конечно, Лобашев. Кому еще понадобится связывать его? Вы спросите, что случилось? Новый Год в стране случился, вот что. И Андрей совершенно спонтанно пригласил Максима отпраздновать его на турбазе в Московской области, где была какая-то гипер-крутая программа праздников. Так как у Самосвата не намечалось на это время никаких планов, как и на саму новогоднюю ночь, он согласился. Празднование прошло более чем громко и шумно: с музыкой, алкоголем и совершенно неадекватным времяпрепровождением. Самосват после такой шумихи просыхал еще двое суток, где в это время мотался Лобашев, Максиму было неизвестно. Вот, наконец, он проснулся. Глубокой ночью, когда все спали. И обнаружил свои руки крепко привязанными к штанге у изголовья кровати. Естественно, в светлой взлохмаченной головушке сразу же возникла целая куча вопросов: а что? а как? а почему? Конечно, Самосват, еще когда празднование только началось, ожидал, что может очнуться потом где угодно и застать его могут абсолютно любые обстоятельства, но вот вариант обнаружить себя связанным как-то не рассматривался. И очень зря, как теперь оказалось, потому что мужчина откровенно не знал, что делать. Дергаться, словно в припадке, зная, что так сделает только хуже? Кричать, надрывая горло? Звать Андрея? - Наконец-то проснулся, - раздался неподалеку до мурашек знакомый голос. Самосват резко повернул голову вправо, откуда его окликнули, и постарался приглядеться. Ни черта не было видно, но мужчина понял, там находился не кто иной, как Андрей. По спине пробежал какой-то непонятный холодок. Вот вроде бы Энди, сейчас он его развяжет и всё будет хорошо. Так ведь? Хотя… Андрей – и развяжет? Нет. Этому садисту лишь бы поиграться. - Лобашев, - жалостливо прохрипел Максим, снова пытаясь размять плечи, но на этот раз уже осторожнее. – Развяжи меня, а? Пожалуйста, давай потом! - Развязать? – в голосе Вортекса скользила неприкрытая насмешка. – И с чего бы это? - Да с того! – резко выдохнул Самосват и тут же отвел глаза. - До утра хотя бы подожди, ну будь же ты человеком! Раздалась возня: Андрей поднялся на ноги и по-королевски прошествовал к кровати, где был привязан Макс. Максим почувствовал, как кровать прогнулась еще сильнее, когда мужчина залез на нее и, оседлав бедра экс-вокалиста Эпидемии, склонился над ним. - Ну, уж не-е-ет, - протянул Лобашев. – Многого хочешь, батенька. Ты два дня спал, как убитый, я и без того ждал уже слишком долго. Глаза Самосвата начали привыкать к темноте, и он увидел над собой пушистые русые волосы Андрея и его как-то по-маньячески поблескивающие широко распахнутые глаза. Ловкие, сильные пальцы начали умело расстегивать насквозь пропахшую потом рубашку Максима, которую он не снимал с новогодней ночи и в которой благополучно проспал целых два дня. Даже сквозь рубашку аккуратные прикосновения Андрея казались ему едва ли не электрическими разрядами, от каждого из которых он крупно вздрагивал, и каждый приносил какие-то особенные, непередаваемые ощущения. А Лобашев, скотина, улыбался, широко улыбался. Та самая улыбка, которой Макс до жути боялся и трепетно, втайне даже от самого себя ждал каждый раз. Самосват прорычал что-то нечленораздельное, когда Лобашев, устав церемониться с тугими, будто бы назло ему мелкими пуговицами, содрал рубашку с его плечей, задирая ее на руки, до уровня ремня: развязывать лежащего под ним мужчину, чтобы избавить его от лишней одежды, Андрей не собирался. Картина перед Лобашевым предстала весьма вкусная: тяжело дышащий, будто бы после хорошей пробежки, лохматый Самосват с обнаженной грудью, дрожащий то ли от холода, то ли от страха. Закушенная губа, на секунду прикрытые глаза и подрагивающие светлые ресницы. Красота же, не правда ли? Андрею нравилось, очень нравилось созерцать такого Максима. Но в планах у него были развлечения и повеселее. - Нас услышат, - выдохнул Максим, ловя ртом воздух, когда пересохшие губы любовника неожиданно впились в нежную кожу шеи. Конечно, Энди уже давно знал, что именно шея у его милейшего друга была, пожалуй, самой чувствительной частью тела, и знаниями своими мужчина активно пользовался. Правда, самому «милейшему» это было далеко не на руку. По крайней мере, так ему казалось. Вокалист Arida Vortex тут же оторвался от Самосвата, и во тьме мелькнула его ехидная улыбка, от которой бывшего эпидемика тут же бросило в жар – вот же оно, вот! Та самая улыбка, тот самый хитрый изгиб светло-розовых губ, распаляющий и освобождающий. Непонятно, правда, от чего. - Пусть слышат, - коротко ответил он. Макс неровно и шумно выдохнул. Вот это уже действительно было страшно. – Вокалист ты всё-таки или кто? Далее губы Максима были смяты в жестком поцелуе. Собственно, целовал только один Андрей, Макс лишь чувствовал, как острые зубы кусают его припухшие губы, а горячий язык скользит по нёбу, вырывая из груди какой-то неясный полустон. Да, ему точно начинала нравиться эта грубая ласка. Зачем-то он снова несильно дернулся, скорее для галочки, чем ради освобождения, но вырваться по прежнему не было никакой возможности: «мучитель» определенно знал свое дело и привязал его очень крепко, чтобы уж точно испуганный белобрысый вокалист никуда не убежал. - Я хочу, чтобы тебя услышали, - серьезно сказал Лобашев, внезапно разорвав поцелуй. Максим обреченно вздохнул – если этому мужчине что-то придет в голову, то его уже не разубедить. «Упертый, как баран!» - бывало, в шутку упрекал его он. Но сейчас никто и не думал шутить. - Ты сейчас от меня ничего не добьешься, - ответил Самосват и предпринял официально последнюю попытку остаться нетронутым за эту ночь: – Я же говорю: давай дождемся утра и делай со мной все, что душе угодно! Андрей рассмеялся в полголоса. Затем прижал сухие губы к сонной артерии Максима и медленно начал спускаться вниз, переходя к ключице, а потом к груди, аккуратно проводя кончиком языка по молочной тонкой коже. Самосват закусил нижнюю губу и нахмурил светлые брови, с трудом сдерживая рвущийся наружу стон: это будет как минимум неприлично, если их соседи по турбазе проснутся от громких и определенно недвусмысленных криков. А Самосват ведь действительно был вокалистом по натуре – если кричать, то во всё горло, красиво и без фальши. - А ты неплохо держишься, - усмехнулся Лобашев, куснув Макса за сосок и на миг зажав губами горошину. Тот резко дернулся навстречу любовнику, даже не осознавая, что делает, и это не укрылось от Андрея. – Только кажется, ты и сам не знаешь, чего хочешь. Правильно я говорю? Пальцы мужчины скользнули вниз, аккуратно расстегивая пуговицу на джинсах Самосвата. - Андрей… - прерывисто дыша, просипел Максим. – Во имя всех богов, единорогов и Мелисова… хватит! Как ты… потом будешь опр… ах… оправдываться? Лобашев прервал намечавшуюся невероятно нудную и жутко нравственную речь мужчины, заткнув его новым грубым поцелуем, и на этот раз он даже почти ответил. Из груди Макса послышалось утробное рычание, вызвавшее одобрительную реакцию Андрея. Кажется, еще немного, и эта крепость, наконец, сдастся. А то сидит ведь, ремень хозяйский перетирает… - Давай, громче! – нахмурившись, приказал мужчина, но Самосват, закусив губу, упрямо повернул голову набок, устремив взгляд к окну и сделав вид, что никакого Лобашева здесь и вовсе не было, а он просто мирно сидит со связанными руками и едва держащейся на локтях рубашке. Энди, не удержавшись, расплылся в лукавой улыбке от уха до уха: – О-о-о, ну это уже война, братец, война! Лобашев рывком сдернул с Макса джинсы вместе с трусами и, на время отвлекшись от своей увлекательнейшей игры, спешно скинул их на пол. Мозг Самосвата уже практически не работал, и тело, кажется, уже окончательно победило рассудок: мужчина, как истинный проигравший, раздвинул ноги, зажимая бедра Андрея между коленями. Пальцы Лобашева легко пробежались по ребрам любовника, щекоча чувствительную влажную кожу, вызывая толпы мурашек. - Андрей… - Макс запрокинул голову, ногтями с силой впиваясь в собственные ладони и жмурясь от нетерпения. А то, что было дальше, не ожидал никто, ни Андрей, ни сам Самосват: – Господи, да возьми ты меня уже! Мужчина, быстро отойдя от удивления, вполголоса усмехнулся, несильно сжимая в ладони уже железно стоящий член, а другой рукой поглаживая внутреннюю сторону бедер. Удивительно! А ведь буквально несколько минут назад этот же человек всеми силами упрашивал его остановиться, обещал отдаться на растерзание утром, да и вообще чего только не наобещал, лишь бы остаться нетронутым. Зачем, спрашивается? Самосват, до крови закусив щеки и нахмурив светлые брови, посмотрел на Андрея. Во взгляде читалась сила и настойчивость, видимо, всё это время дремавшие где-то внутри, заменяемые абсолютно бесполезным стыдом. Ну и что, что соседи проснутся и услышат? «И пусть завидуют, сволочи!», - самодовольно ухмыльнулся Энди про себя и окинул уже до предела распалившегося Самосвата неожиданно оценивающим взглядом. - Немедленно. Трахни. Меня! Сейчас же! – резкий крик эхом разнесся по всей территории турбазы. Где-то за стенкой в кроватях вскочили особо бессонные соседи. Лобашев негромко рассмеялся и, приспустив штаны, грубо и почти без подготовки, только на сухую растянув его сразу двумя пальцами, вставил перевозбужденному экс-вокалисту Эпидемии. Андрей яростно врывался в его тело, до синяков сжимая бедра, зубами вцепившись в шею Макса, рыча от страсти и удовольствия. Самосват, запрокинув голову, стонал, как последняя шлюха, и бормотал какой-то несусветный бред. Лобашев последний раз насадил мужчину и, громко выдохнув и добела вцепившись пальцами в его белые плечи, бурно излился в него. На какой-то миг мир просто перестал существовать, стало уже совсем наплевать на крестящихся и молящихся соседей, на скрипящую и едва не разваливающуюся под ними кровать, на всё наплевать. Максим кончил следом, закусив губу и громко вскрикнув. Сердце под ребрами колотилось в бешеном темпе, грозясь просто вырваться из груди. Наконец, Макс выдохнул и расслабился. - А ты говоришь: утром… - усмехнулся Андрей, ослабляя ремень на руках Самосвата. Максим неровно втянул воздух носом, а уголки искусанных губ приподнялись в кривоватой улыбке. - Ну и дурак, - вздохнул он.