Только вместе

Мельхиор был близок к Хельге фон Фогельвейде больше, чем все остальные братья. От талантливого техника требовалось многое – восстановить летающий форт Хельги, поднять его в воздух и оборудовать жилую его часть так, чтобы госпожа не нуждалась ни в чем. Взамен он получал огромную мастерскую для своих кукол. Кукольных дел мастер мог бы и не справиться с таким масштабным проектом, но в отличие от своих братьев он думал о неудаче как об очередной ступени к своему успеху, даже если таких ступеней должно быть очень много. Взамен за титаническую работу Мельхиор жил на летающей платформе вместе с Хельгой, только их апартаменты находились в противоположных концах форта, и его покои всегда должны были быть в тени башни Ледяной Ведьмы. Хельга была очень загадочной личностью. Она имела в крови бациллусы, что придавало ей больше выносливости по сравнению с остальными людьми, но от ультрафиолета она не горела. Лишь однажды она обмолвилась, что некто помог ей вернуться к жизни после многих лет сна, и Мельхиор иногда размышлял над этой её загадкой. Кто она? В голову приходили мысли о сказочной сильфиде, управляющей стихиями, или о легендарной вампирессе, которая пала в бою от военных сил инквизиции и пролежала в хрустальном гробу много-много лет, ожидая того самого полнолуния. Она сама мало походила на человека и казалась искусственной, как его куклы, но совершенной по сравнению с ними. Мельхиор никогда не слышал от неё обычного человеческого запаха, который он ненавидел и так же остро не любил запах собственного тела, отчего оно, невзлюбленное собственным хозяином и неодобренное, так и осталось тщедушным, как у подростка. Но этому мальчишке, словно так же искусственно созданному кем-то, было очень много лет. От более живого и растущего Дитриха он получил пару оскорбительных прозвищ, которыми он его называл, конечно же, только за глаза «Недоросль» и «Высушенный». Что думал сам Мельхиор по поводу своего тела, для самой Хельги оставалось загадкой, но другая его составляющая, электромагнитное тело, охватывало собой всю эту башню, связанное с единой электронной системой самим Мельхиором. Иногда Хельга сама не знала, дотрагивается ли она до стен своего дома или же до тонкого вездесущего тела Нойманна. Об этом в очередной раз задумалась Хельга, глядя на то, как созданная Мельхиором кукла-горничная оставляет поднос с завтраком на прикроватном столике. Эта кукла была одной из первых, и об этом говорила её униформа старого образца. Немудрено, что глаза куклы вдруг погасли, и она замерла, склонившись над столиком с опущенными руками. Хельга нехотя повернулась на кровати к передатчику и зажала кнопку пальцем с длинным ногтем, который украшали стразы и жемчужины. - Мастер, мне нужна ваша помощь. Её голос не был повелевающим, в нем слышалась просьба о помощи, но такая, что трудно было отказать. Мельхиор устало ответил ей «Да, Ледяная, Госпожа, я слушаю вас. Что случилось?» Его голос напоминал шелест движущегося змеиного тела по песчаным дюнам. - Кажется, ваша кукла испортилась. - Подождите немного. Хельга скучающе прилегла на подушки, но от ожившего взгляда куклы её стало не по себе. Глаза горничной вращались, осматриваясь, и их выражение было совсем другим. Как от внутреннего толчка, кукла выпрямилась, словно ей вставили стержень в тело. - К сожалению, она безнадежно сломана. Одна из моих первых экспериментальных кукол. Её железо износилось окончательно. Я уведу её и попрошу Зигелинду выделить вам другую горничную. Хельга сдавленно ответила «Угум» и на всякий случай накрылась одеялом. Она не была уверена, что Мельхиор не смотрит на неё сейчас через глаза куклы. Ей уже было не до еды. Сколько нужно иметь сил, чтобы контролировать одному такой огромный замок? Мельхиор не только удерживал форт в воздухе, но и работал для Ордена над утерянными технологиями, возвращая их к жизни. Это тоже отнимало сил, ведь все, что попадало в руки Нойманна, вызывало болезненное любопытство, граничащее с помешательством – «Пока не разберусь, не выйду из-за стола». И этим Исаак вовсю пользовался, понимая, что кукольных дел Мастер мог заниматься сутки напролет задаром. Но иногда это сказывалось на форте Ведьмы не самым лучшим образом. Когда стол с очередным изобретением древности, рассыпанным по ровной поверхности словно скелет доисторического человека с отсутствующими ключевыми костями, окрасился в багровые тона заката, Мельхиор обеспокоенно поднял голову. Солнечный свет не мог навредить ему в его части замка, потому что стекла были обработаны отражающим ультрафиолет составом, но то, что солнце заглядывало сейчас в его окна, было тревожным сигналом. Платформа медленно вращалась вокруг своей оси в течение суток, выполняя танец электромагнитного взаимодействия с полем земли. Если она перестанет танцевать свой медленный вальс, она рухнет. Мельхиор бросил свою работу и побежал в сердце форта, где находился центр управления механизмом форта. Добираясь до поста, Мельихор почувствовал, как силы древнего бога крови оставляют его, и ноги волочатся без сил по полу. Сколько энергии выпьет из него аппарат, пока будет решена проблема древней платформы, он боялся себе представить, но выбора у него не было. Он должен был обесточить свое тело до максимума, чтобы сохранить жизнь Ледяной Ведьмы. Тот, кто создал механизм этой башни и генномодификантов для управления ею, был дьяволом. Читая древние тексты о далеком тысячелетии Мельхиор все больше убеждался, что по земле тогда ходили монстры и душегубители, которые создавали гомункулов и пленяли в этих телах несчастные души. Мельхиор больше электроники любил летать в небе, и иногда в его ушах раздавались звуки старинного мотора и грохот подвижных крыльев фанерного самолета, будто сколоченного из первых попавшихся досок. Откуда он мог это знать, если никогда в жизни ничего подобного не видел?! Откуда в его сердце тяга к тонким ручейкам стратосферных облаков, и почему он находится в таком теле? Тело, созданное в пищу этому форту… Усевшись в кресло в центре небольшого поста, Мельхиор нехотя нацепил на себя провода и придвинул плотно к голове шлем. Каждый раз он испытывал невыносимую боль от этих сеансов, но теперь он понемногу привыкал к этому механизму, и его тело, запомнив боль, переставало что-либо чувствовать за минуту до контакта с башней. Но соединение системы с ним самим причиняло невыносимые муки – информация вливалась в него с такой скоростью и силой, что он, более выносливый, чем обычный человек, предпочел бы просто умереть. Вот и сейчас, когда мощная, разветвленная система башни, похожа я в его воображении на огромного бесформенного монстра, устремилась рекой к его сознанию, Мельхиор затрепетал в кресле, издав отчаянный, громкий крик, вспоровший мертвую тишину этого места. Вращая кровавыми белками глаз, Мельхиор смотрел в небо датчиками со стен форта, посылая электромагнитые импульсы для оценки уровня полета и положения форта относительно уровня горизонта. Системная ошибка закралась в электронных данных, и, меняя их значения усилием воли, Нойманн выровнял платформу и заставил её двигаться вновь. Когда главная проблема была решена, Мельхиор почувствовал, что присутствует еще одна неполадка. Но он вовремя вспомнил, что это уловка самой интеллектуальной системы. Как человек чувствует себя несовершенным, так и компьютерная программа требовала усовершенствования, но если Мельхиор останется чуть дольше, башня размолотит его личность до основания и оставит течь по проводам то, что когда-то было его желаниями и мыслями, как возможно, многих Мастеров, сидевших здесь до него. Оторвавшись от проводов, Мельхиор очнулся и захрипел. Мундир пропитался насквозь его потом, губы были залиты кровью, сочившейся из ноздрей. На ладонях отпечаталось клеймо от раскаленных железных ручек кресла. Система башни была исправлена, но теперь Мельхиор был настолько беспомощен, что у него не хватало сил мысленно позвать своих кукол – он чувствовал, как его слабые импульсы исчезают в пространстве, не долетая даже до стен этой небольшой комнаты. Можно было решить проблему, работая лишь через компьютер с программами, но система платформы была настолько древней и изощренной, что многие ученые до Мельхиора так и не смогли восстановить её работоспособность. Башне нужны были души, а не умелые руки программистов. Мельхиор чуть пошевелился в кресле, меняя положение. До его притупленного слуха долетели слабые звуки шагов. Он попытался втянуть ноздрями воздух, но услышал лишь запах собственной крови. В проеме двери он увидел фигуру в полупрозрачном пеньюаре, но сейчас это вызвало в нем столь слабые эмоции, что он не удосужился поразмыслить, кто это был. Он полулежал в кресле, раздавленный системой и регенерирующий. Наконец, волна ароматических масел дошла до его обоняния. - Госпожа… Я починил… Её прозвище – Ледяная Ведьма. Но когда в силу вступала игра слов, то в голове всплывали такие слова как «Ледяной Взор». Ведьма, которой нельзя было смотреть в глаза, иначе душа сама отлетит от тела. Мельхиор содрогнулся от этой мысли и разлепил спекшиеся веки, пытаясь в темноте встретиться с холодом Ледяного Взора. Но вместо этого кончик носа ощутил живое тепло женщины, склонившейся над ним. - Я в порядке, - он прошелестел окровавленными губами, пытаясь оправдаться. Хельга сняла с него очки и изумилась – детское лицо без диоптрий превратилось в лицо взрослого мужчины, который перестал расти в пятнадцать лет. Она отерла пальцем кровь с верхней губы – под подушечкой она лишь почувствовала тоненький пушок бесцветных волос. Мальчишка с глазами зрелого мужчины. - Я в порядке, - повторил Мельхиор, когда Хельга расстегнула пуговицы мундира. – Мне нужно совсем немного времени, и я приду в себя. В воздух взвился острый запах потного тела, который заслонил собой аромат масел. Потом было прикосновение прохладных губ. Мельхиор замер, чувствуя, как перестало биться сердце, и вся кровь ухнула вниз, раздирая узкие брюки. Когда нежный поцелуй закончился, он попытался воспротивиться тому, что казалось ему совершенно неприемлемым. - Я сейчас не в самой лучшей форме… И выгляжу я, наверное, отвратительно… Хельга прильнула к нему, и поцелуй в этот раз был крепче, чем в прошлый раз. Прикосновения женщины были обжигающими, как обжигает губы хороший крепкий алкоголь. Воспротивиться этому Мельхиор был не в силах, понять, зачем его госпожа это делает - тоже, и он мелко задрожал от стыда и собственного бессилия. Хельга нежно коснулась пальцами влажной груди, где быстро билось сердце. - Не нужно меня бояться, - её ласковый голос подчинял Нойманна её власти, и она сама затрепетала от головокружительного ощущения, когда хозяин огромной башней стал ей послушен во всем. Пожалуй, он был единственным в Ордене, кто бы мог воспротивиться пагубным желаниям Ледяного Взора, Врага Всего Живого и Сен-Жермена. Он имел такой козырь, который делал бессильным даже Дитриха. Но сейчас он полностью принадлежал ей. Мельхиор дернулся, когда его член оказался в руках его госпожи, и громко застонал – его мозг отказывался верить в происходящее. Может, он просто мертв? Но почему прикосновения нежных губ такие реальные, и тело по-настоящему отзывается на них дрожью и истомой? Желая избежать ласк своей начальницы или хотя бы показать, что он никогда в жизни не представлял её в своих эротических грезах, Мельхиор неудачно дернулся и попал головой в шлем… который только и ждал, нависая над креслом, когда в систему попадет букашка вроде потерявшего бдительность гомункула. Несчастный успел только издать хриплый стон и пропасть на секунду в темноте, когда система поглотила его вновь. Но теперь что-то изменилось. Он не чувствовал боли, он с огромной скоростью плыл в хитросплетениях древнего изобретения и видел еще нюансы, которые нужно было исправить. Электромагнитные импульсы неслись, отдавая беззвучные приказы и заполняя бинарным кодом пустоты и дыры, из-за которых в башне постоянно что-то ломалось. Когда не осталось больше мест, требующих внимания и починки, сознание Мельхиора ухнуло вниз, в его тело, изогнувшееся в оргазме. Он сдавливал ладонью грудь Хельги и с силой врывался толчками в её тело, чтобы насладиться ею сполна. Чтобы не вскрикнуть, он сомкнул клыки на её шее, оставив свежий поцелуй вампира на белой коже. Хельга вскрикнула, но так тихо, что Нойманн не услышал этого за шумом собственной крови, бурлящей в венах. Она и не ожидала, что в этом ребенке, любителе кукол, столько страсти. В ответ она сжала зубами его мочку уха и с удовольствием ощутила его дрожь. Но слишком долго наслаждаться им она не посмела и нехотя спустилась с его колен, про себя радуясь, что сладостное выражение её лица скрывает темнота этого места. - Госпожа?.. – Нойманн не решался задать вопрос, который задает себе каждый мужчина, не очень опытный в любовных делах. – Вы… в порядке? - В полнейшем, Пигмалион, - ответила она с искренностью, позволив себе чуть больше страсти в голосе, чем это предписывал регламент. А потом раздался её смех, мелодичный и тихий, отчего Нойманн и вовсе растерялся, не зная, что и думать. Она ушла, забирая с собой шлейф из ароматических масел, а его собственный запах больше не волновал его, хоть он и заполнил собой все помещение. Мельхиор боролся с желанием понять Ледяную Ведьму и сблизиться с ней, и с стремлением заняться своей работой. Но работа требовала трезвого подхода, он её хорошо знал и был мастером своего дела. А любовная лихорадка и оргазмы просто не вписывались в его размеренную долгую жизнь. Но когда Мельхиор услышал поступь кукол, спешивших ему на помощь, он ясно понимал одно – делать их прекрасными как прежде без лишних мыслей в голове у него не выйдет.