Beneath your beautiful

Behind your Broadway show

I heard a voice say please don't hurt me Луи, как самый старший из них двоих, всегда присматривает за Гарри. То есть, конечно, все мы за ним присматриваем, потому что, пусть он часто и ведёт себя лет на десять старше, чем есть (и иногда мне действительно кажется, что из всех нас он самый взрослый), он всё ещё младенец нашей группы, и это не изменится. Ему приходится мириться с таким количеством дерьма, и я правда восхищаюсь тем, как он со всем этим справляется и всё ещё улыбается несмотря ни на что. В их отношениях Луи управляет Гарри, или ему просто всегда так казалось. Всем нам так казалось до недавнего времени. За последние несколько месяцев всем стало ясно, что, на самом деле, Луи ничего не контролирует. Тем, кто его поддерживает, всегда был Гарри. Гарри всегда точно знал о том, что чувствует человек, лишь просто взглянув на него, и бессмысленно было пытаться от него что-то скрыть. Он понимает людей. Анализирует каждое подергивание пальца, каждый проблеск улыбки. — Тебе грустно, — говорит он однажды Луи, пока все мы усаживаемся на заднем сиденье машины, которая увезёт нас на бог знает какое интервью для бог знает какого телевидения (теперь всё запутано, теперь мы просто едем туда, куда скажут). Луи секунду просто смотрит на него широко распахнутыми глазами, а затем пытается принять невозмутимое выражение лица, чтобы не выдать свои чувства. — Я в порядке, Гарри, — бормочет он, прислоняясь лбом к холодному оконному стеклу и позволяя глазам просто закрыться. Все мы усердно пытаемся снова заставить Луи улыбаться: видеть, как он мечется по комнате с широкой улыбкой, подражая Питеру Пену, — вот по чему мы начинаем скучать. Кто-то из PR или management снова вошёл в Твиттер с его аккаунта и наговорил такое, о чём Луи никогда бы и не подумал. Он не хочет говорить об этом. Я приглашаю его к себе, от чего он пытается отказаться, но Гарри убеждает его в обратном, и ему даже удаётся вытянуть из Луи такую редкую и отчуждённую улыбку. Гарри однажды сказал Луи: «Твоя улыбка – это всё, в чём я когда-либо нуждался, она заставляет меня верить, что у нас всё получится». Луи ответил, что теперь будет улыбаться гораздо чаще, но всё это было так давно — так же давно, как и когда мы последний раз видели на губах его искреннюю улыбку. Они лежат вместе на диване, Гарри сжимает пальцы Луи, и мне кажется, что мы им почти мешаем, хотя все мы находимся в моей квартире и смотрим мой телевизор. Гарри шепчет: «Для меня ты особенный, я так сильно тебя люблю». Я смотрю на них и чувствую, как в грудной клетке что-то сжимается при виде головы Луи на груди его парня и рук Гарри в его волосах. Луи самый старший в группе, поэтому люди привыкли считать его самым сильным, но, я думаю, существует предел тому, через что каждый способен пройти. Я помню, как находился в комнате, когда Луи согласился с тем, что хранить в секрете ото всех свою ориентацию было хорошей идеей. При этом он держал Гарри за руку. Каждый видел сомнение в выражении лица младшего парня, пока Луи принимал за него решение. Луи был ответственным: он лишь выполнял то, что для всех них на тот момент казалось правильным выбором. Теперь же Гарри целует его в висок и шепчет что-то на ухо, а Луи до побеления в костяшках пальцев сжимает ткань его серой футболки. Когда мы заключали сделку, я и представления не имел о том, что происходит: и Луи, и Гарри отказались от права публично друг друга любить. Этот день был одним из лучших (мы только что получили контракт на запись, и все мои мечты сбылись практически в одно мгновение), но я бы всё отдал, чтобы вернуться назад и сказать одно простое «нет». Луи так измотан, и все постоянно о нём беспокоятся. Когда его спрашивают, что происходит, он не может им честно ответить — он вынужден лгать, страдать от любви и бороться со скрытой ненавистью к самому же себе. Каждый раз он заставляет себя улыбаться и говорить лишь: «Ничего, я в порядке». Любить непросто, но любовь не должна причинять столько боли. Луи не должен реагировать отрывистым вздохом и тихим всхлипом, что, как он думает, мы не можем услышать, когда Гарри произносит те самые три слова. — Я тоже тебя люблю, — отвечает он дрожащим голосом. Мне приходится выйти, чтобы снова начать дышать. Всё моё тело болит, когда я с трудом поднимаюсь на ноги. Хватаю ртом воздух, наблюдая за тем, как моё дыхание, словно дым от сигареты, растворяется в пространстве напротив. Мы можем лишь надеяться, что всё станет лучше, надеяться, что любовь достаточно сильна, чтобы преодолеть все преграды. Луи цепляется за Гарри, как за спасательную шлюпку, он не может отпустить его и попросту утонуть в этом чувстве беспомощности и одиночества, потому что тогда вернуться к поверхности и снова начать дышать станет практически невозможно. В гостиной комнате Луи шепчет Гарри: — Спасибо. Гарри целует его, а затем снова смотрит Луи в глаза, повторяя: — Всё будет хорошо, я обещаю. Он изо всех сил пытается не позволить голосу дрогнуть, наблюдая за тем, как на губах Луи расцветает улыбка, и надеется лишь, что его голос звучит увереннее, потому что завтра всё снова вернётся к обману и постоянным пиарам, но Гарри ни в коем случае нельзя падать духом. Он должен оставаться сильным прежде всего ради Луи, у него нет права вот так просто его отпускать. И всё, что им сейчас остаётся, — это надеяться.