Омега для эспера

Первым делом Хёбу почувствовал запах. Как только ступил на землю «Тупика». Над этим стадом подавленных низкопробных альф, над серыми невзрачными бетами тяжко и плотно царил запах одинокой омеги. Пахло мягким теплом, и острым мускусом, и жарким нутром... И ведь это ещё не была течка, Хёбу даже это ощутил, просто омега так пах постоянно. Чёрт знает, почему его так сильно торкнуло от одного только запаха, и почему все остальные заключённые альфы ещё стояли, а не валялись у этого омеги в ногах. Должно быть, сидели на подавителях, — обычное дело для тюрем, или просто были слабы. А Хёбу оказался тут самым сильным эспером и самой сильной альфой и, следовательно, наиболее уязвим для всех этих бессознательных сигналов омеги. За всю свою долгую жизнь Хёбу ни разу не встретил «свою» омегу. Шанс родиться эспером и так мал. Шанс найти пару ещё меньше. Но кто же догадался отправить в «Тупик», битком набитый заключёнными, омегу? Они же... Раздерут его в клочья, как только у него начнётся настоящая течка. Порвут на клочки и его, и друг друга, как озабоченные самцы во время гона. До этого момента Хёбу просто хотел вызволить отсюда Югири по-тихому и свалить обратно на «Катастрофу». Теперь же, вдохнув здешнего отравленного воздуха, он начал творить совершенную ересь. Зачем-то стал задирать этих несчастных бет, которые называли себя «нормальными», зачем-то толкнул речь о вступительных взносах, зачем-то взорвал вертолёт... От запаха омеги хотелось пасть на колени, уткнуться носом в это прозрачно-янтарное, пушистое, нежное... Это был его омега, никаких сомнений. Нужно было просто подойти и взять. Уже тогда Хёбу ощутил первые подозрения. Победить его, эспера, сильного альфу, главаря террористической группировки пытались многие. Но никто не пробовал подловить его на свежего нетронутого омегу. Вот и попробовали. Нельзя сказать, что их попытка не увенчалась успехом. Хёбу хотел, и хотел безумно. Но плох тот альфа, который ведётся за своими инстинктами. — Хиномия. Энди Хиномия. — У тебя красивые глаза, Энди. Поразительно нескладный, весёлый, замечательный, невыразимо трогательный, не знающий о своей притягательности. Омега Энди Хиномия. Хёбу чуть не свихнулся ночью, пока сидел в соседней камере, впитывал этот запах, дурел с него, как голодный дуреет от еды. Омега блокировал его способности, сводил на нет всю эсперную силу. Возле него не работали ни психокинез, ни телепортация, ни... Ничего не работало. Только мозги. Хёбу держался буквально на своей силе воли. У него в «Тупике» были дела. Потом он взорвёт здесь всё. Вызволит Югири и взорвёт. И возьмёт с собой этого омегу. Чтобы быть с ним, иметь его, дышать им, чтобы он вошёл под кожу Хёбу и остался там навсегда, чтобы самому отметить его плоть, взять, надкусить, ворваться... Сны возле Энди снились просто невыносимые. К утру Хёбу выныривал из них, как из океана душной похоти. — Что ты за мной всё время таскаешься? Это странно выглядит. — Они все знают, кто ты? Все эти альфы, целая толпа заключённых... Наверняка их тут пичкают подавителями и транквилизаторами, и это не считая глушилок, развешенных по всему периметру. Это не альфы, а просто стадо выхолощенных боровов, — понял Хёбу. — Да я любого в драке один на один уделаю, — хвастался Энди. — Приходи посмотреть. — А если их будет много? Думаешь, они не чувствуют? — Хёбу сидел с ним за отдельным столом и косился по сторонам. Они — чувствовали, в меру своих слабых и подавленных способностей. Чувствовали, но не понимали. Не альфы, а стреноженные слабаки, ненамного дальше ушедшие от тех же бет-«нормальных». — Если затею драку вне отведённой зоны, то буду сидеть в карцере, — Энди тоскливо повёл плечами. — Планируешь пересидеть самый пик в одиночке? — Хёбу и сам не заметил, как оскалился, только губы натянулись. — А мне не впервой, — Энди вздёрнул бровь. Ему действительно было не впервой, — понял Хёбу. Эспер, омега, сильный и тренированный, жилистый, гибкий, сочный, пахнущий, горячий... Как же Хёбу его хотел! Кажется, запах стал сильнее. Это означало, что течка близко. Даже у бет-охранников ехала крыша. Нескольких заключённых на глазах Хёбу избили и забрали в карцер просто потому, что те косо смотрели по сторонам. Глушилки по периметру гудели и вибрировали от пущенного на них напряжения. Толпа альф казалась разъярённым зверем, который вот-вот поднимет голову и начнёт бросаться на всё, что движется. — Пойдёшь ко мне в организацию? — чёрта с два, Хёбу, включи мозги! Ты должен спасти Югири, а не вербовать новых рекрутов. Впрочем, одно другому не мешало. — Пойду, — залихватски ухмыльнулся омега. Возможно, этого-то ему и было нужно. Ему и тем, кто решил подложить под Хёбу Кёске живого течного омегу. Но возможно, паренёк и сам не знал о своей силе. Эсперы седьмого уровня, равные ему по силе, такие, как Хёбу, на дороге тоже не валяются. «Мы с тобой две половинки одного целого. Нас друг к другу тянет, как магнитом. Минус на плюс, альфа и омега, сила и равное ей противодействие...» — Хёбу не сказал ему. Некоторые вещи не нуждаются в словах. Течка нахлынула внезапно, как раз во время драки. Омега, избивающий альфу, — смешно, да; Хёбу успел оценить зрелище. А потом Энди скрутило и повело, Хёбу отметил его поплывший взгляд, услышал судорожное дыхание — голодная течка накинулась на Энди, будто холера. Охранники-беты подхватили и потащили его в изолятор. Вот только это было не пищевое отравление. Хёбу знал, чувствовал. И шёл следом, как приклеенный. Он вырубил охранников и врачей. Сам набрал в шприц успокоительное и гормоны, вколол Энди в локоть. На полдня должно хватить, прежде чем тело расправится, выжжет все чужеродные вещества. — Просыпайся скорее, и пойдём. У нас есть дела. Придя в себя, Энди встал с кушетки, и они вместе отправились за тем, за чем Хёбу сюда явился: спасать малышку Югири. Тянуть дольше не было смысла. Всё имело свой предел, в том числе и его выдержка. Спасение девочки и уничтожение «Тупика» прошли отлично. Хёбу даже ненадолго почувствовал себя лучше, взрывая остров. Стадо бывших заключённых он оставил на руинах тюрьмы. И на «Катастрофу» взял лишь Энди. Единственного. Неповторимого. Сладкого. Неприятности не заставили себя ждать. Первым омегу почувствовал Маги. Взглянул на него, переменился в лице, нахмурился. Хёбу еле сдержался, чтобы не рявкнуть на подчинённого. Это ведь был Маги, он вырос у него на глазах. Маги не станет отнимать у него омегу, нет-нет... Хёбу буквально затолкал Энди на трап, силком заставил подняться на палубу, наскоро поздоровался со всеми, передал Югири с рук на руки Момидзи и отправился показывать новичку каюту. Он прямо так и сказал, «показать каюту». Маги попытался его остановить, придёржал Хёбу за рукав. — Майор... Мы ведь ничего не знаем о нём. — Он взглянул исподлобья на Энди, стоящего в сторонке. На Энди, чей запах усиливался с каждой минутой, становился гуще и притягательнее. Хёбу с трудом сфокусировал взгляд на лице Маги. — Ничего страшного. Узнаем со временем. Я лично прослежу... О, да. Он проследит. Хёбу понимал, что ведётся на наживку, будто неопытный щенок, но ничего не мог с этим поделать. Его выдержка и так уже трещала по швам. — Но майор... Хёбу сглотнул вязкую слюну пересохшим горлом. Схватил Маги за отворот пиджака и отрывисто произнёс: — Пару дней он вообще не выйдет из моей каюты. Ты же должен понимать. Кажется, Маги зарычал. Кажется, Хёбу был готов отразить любую атаку, если она последует. Но вот Маги отступил, и руку пришлось разжать. Отступил, покорно прикрыл глаза, признавая его главенство. — Я прослежу за всеми делами в ваше отсутствие, — сухо и церемонно сказал он. Хёбу кивнул. И направился к омеге. К своей омеге. Как мало, оказывается, было нужно для того, чтобы вывести его из равновесия! Как мало было нужно для того, чтобы он потерял себя. Хёбу ощущал досаду. Немного успокаивал тот факт, что Энди тоже было не по себе. Он дрожал мелкой дрожью, а тело было горячим, словно при лихорадке. Хёбу положил ему руку на плечо. — Пойдём... Я покажу тебе, где тут что, — с трудом сохраняя видимость спокойствия, сказал ему Хёбу. — Переоденешься, отдохнёшь... Энди шёл за ним, как привязанный. Кажется, реагировал уже не на слова, а просто следовал инстинктам. Хёбу пару раз глянул на его расширенные зрачки. Золотистой радужки левого глаза было почти не видать. А потом за ними захлопнулась дверь каюты, отгораживая их от всего остального мира. — Со мной что-то не то, — жалобно прошептал Энди, схватившись за Хёбу дрожащими руками. — Всё так. Всё, как надо, — возразил Хёбу. — Раньше так сильно не было, — шепнул омега-Энди и трогательно покраснел щеками и шеей. Хёбу с удовольствием толкнул его к стене и прижался сверху. — Раньше с тобой меня не было. Омега под ним содрогнулся всем телом, запрокинул голову, закатил глаза. Хёбу отметил, что у него твёрдо и каменно стоит. Свободная оранжевая роба почти этого не скрывала. — Тебе лучше раздеться, — как можно более деликатно сказал Хёбу. Раздеться было бы неплохо им обоим, но он подождёт. Сначала его омега. Энди шумно втянул воздух, но остался стоять и даже не пошевелился. Тогда Хёбу принялся раздевать сам. Сзади Энди был уже влажный. Вспотевшая кожа, выступившая смазка. Хёбу не смог остановить себя, скользнул пальцами по мокрым ягодицам и потрогал приоткрытый вход. У Энди от этого подогнулись колени. На ногах он устоял настоящим чудом. Схватился за плечи Хёбу железными пальцами, сжимая так, что чуть кости не трещали. — Какой сильный, — процедил Хёбу, стараясь переждать боль. — Руки мне не сломай только. Он поднял голову вовремя, чтобы разглядеть на губах Энди кривую усмешку. — Если не станешь тянуть, может, и не сломаю, — ответил он нагло и снова ухмыльнулся. Нахальный омега. Хёбу вжался губами в эту усмешку, зацепил её зубами, погладил языком, проглотил внезапный стон. Энди опять сотрясло крупной дрожью. — Хочешь? — спросил Хёбу и подразнил пальцами снова. Дырочка между ягодиц сжалась, а сам Энди опять застонал. — Говоришь, раньше не было? — продолжал Хёбу. — Ты девственник? Он посмотрел, как Энди кусает губы и запрокидывает лицо к потолку. Нажал пальцами снова, стараясь преодолеть сопротивление мышц. Выдвинул вперёд ногу и бедром наткнулся на стоящий член. Энди ахнул, обхватил его ногу своими, крепко-крепко, потёрся об него и, кажется, кончил. Его ягодицы сжались, а потом раскрылись под напором пальцев Хёбу, и по коже снова потекла густая горячая смазка. — Ты сладко кончаешь, — шепнул Хёбу и вдвинул пальцы внутрь. Было узко. Энди всхлипнул, теряя равновесие. Устоял только потому, что продолжал цепляться за него руками. Член его по-прежнему был твёрдым, будто Энди и не кончал только что. Но на его одежде расползалось мокрое пятно. Хёбу неохотно вытащил пальцы. — Ну, всё. Давай раздеваться и на кровать. — На кровать?.. — заплетающимся языком повторил Энди. — Да. Ты на ногах не держишься. В ответ Энди усмехнулся, будто намеренно провоцировал его своими губами. Хёбу захотелось целоваться снова. — Ещё скажи, встать на четвереньки. Я тебе не какая-нибудь собачка. То, что ты меня подобрал, не означает... Хёбу протянул руку и накрыл его член прямо через мокрую ткань штанов. Сжал, провёл вверх-вниз, — Энди часто задышал приоткрытым ртом, — потом отогнул резинку и окончательно стянул штаны на бёдра. — Если хочешь по-собачьи, то сделаем, как скажешь, — Хёбу ехидно хмыкнул. Член был бархатисто-горячим, пульсирующим, рельефным от проступивших вен. И мокрым от спермы. Хёбу вдыхал смесь запахов, смазки, семени, запах омеги, и чувствовал, как у него отъезжает крыша. — Повернись, — приказал он, и Энди неимоверным усилием отцепил от него скрюченные пальцы, развернулся, подставляя под его жадный взгляд свою задницу. Хёбу рухнул на колени, как подкошенный. — Ты... Что?.. — прошипел Энди вниз, пытаясь снова развернуться. — Стой так, — Хёбу схватился за его бёдра, большими пальцами раздвигая его ягодицы. — Ты — придурок, — Энди прижался щекой к стене, и слова прозвучали глухо. — Но тебе же нравится, — резонно возразил Хёбу. — Не понимаешь ничего, но нравится. — Мало ли, что мне... Хёбу снова втолкнул внутрь пальцы, по горячей смазке, в узкое нутро. Тело приняло два пальца и сжало их, будто во влажных тисках. Другую руку Хёбу завёл Энди между ног и снова коснулся ею члена. Его омега выгнулся, подставился и закричал. В его голодном стоне Хёбу послышался неудовлетворённый голод. Смазка была густой, одуряюще пахла чем-то чужим и одновременно знакомым... Хёбу наклонился и лизнул отверстие, раскрывая его пальцами, раздвигая сладкую нежную кожу, потом ввёл пальцы глубже в трепетный бархатный вход... Энди ударил в стену сжатыми кулаками, взвыл, его член часто запульсировал, дрогнул, и по пальцам Хёбу опять потекло семя. — Ты у меня столько кончишь, что с ума сойдёшь, — сказал ему Хёбу. Он удивлённо услышал тихий ломкий смех. Омега смеялся. — Это... Это просто... — Что? — Всю жизнь стараешься быть эспером... Или, хотя бы, притворяешься «нормальным», как все... А потом вот так вот, раз — и всё... И всё напрасно... Хёбу поднялся с колен, заставил Энди развернуться к нему лицом, увидел закушенные губы, страдальчески наморщенный лоб. Казалось, ещё немного, и Энди перед ним разревётся. Но откуда-то Хёбу знал, что он не из тех, кто будет лить по себе слёзы. — Ты такой, каков есть, — сказал Хёбу вслух. — Сильные альфы от тебя с ума сходят, ты их слабое место. — А слабаки еле терпят рядом с собой, — ответил Энди, часто и неглубоко дыша. — Нечего на слабаков обращать внимания, — ревниво ответил Хёбу. Он не рычал, нет. Просто слегка охрип. — Они тебе не пара. Энди молчал, тяжело дыша. Его выдержка была поистине потрясающей. Наверняка любой другой уже размяк бы и валялся у Хёбу в ногах. Но этот омега… — Неужели не понимаешь, что ты особенный? — добавил Хёбу. — И мне нужен только ты. Именно такой, никого другого не надо. От не знал, когда и откуда пришло это осознание, что Энди Хиномия ему нужен. Почему они встретились именно сейчас, что дальше случится в их жизни — ничего не имело значения. Всё это казалось вторичным, и это было страшно, если поразмыслить… Вот только размышлять не хотелось. — Хочу тебя, — обессилено признался Хёбу. Пойдём на кровать, — предложил он снова. — А о твоих способностях и о делах поговорим потом, когда успокоимся... — «Успокоимся»? — теперь Энди заулыбался. Его настроение менялось слишком часто. Но не ответить на улыбку было невозможно. Хёбу ухмыльнулся. — Я придумаю, как использовать твои способности, — пообещал он, потянув Энди за собой. Кровать была в паре метров от них, всего нужно было пройти несколько шагов. — В мирных целях? — пробормотал Энди. — И не только, — добавил Хёбу, усаживаясь на кровать первым. — Сам всё увидишь, потом. Ты мне сейчас… так нужен. Наверное, было сумасшествием настолько раскрыться перед ним, признаться в своей нужде, в своей жажде, в своей слабости. Но почему-то Хёбу верил ему, верил сердцем. Его омега только вздохнул. То ли сомневался, то ли снова заговорила в нём течка, Хёбу не знал. Член Энди стоял буквально у него перед глазами, и сдерживаться уже не было сил. Хёбу наклонился и взял его в рот, ощущая терпкий, свежий, пряный вкус на языке и в горле, жадно вдохнул его носом, заполнил им лёгкие. Энди застонал низко и хрипло, и Хёбу понял, что ему мало одних прикосновений к члену, что распалённому телу омеги хочется большего, но намеренно не стал его трогать. Пусть скажет сам, пусть сделает сам... Он понимал, как только войдёт в него, то тут же кончит, и держался лишь потому, что знал: надо дождаться. Энди застонал снова, завёл руки за спину, раздвинул ноги... — Эй, не смей так, — остановил его Хёбу, оторвался от члена, схватил Энди за предплечья. В ответ тот только выдохнул с досадой, всхлипнул. — Лучше иди сюда... Ко мне. — Хёбу расстегнул свои брюки, наконец давая себе свободу. Не смог сдержаться, глубоко вздохнул. Запах омеги пятнал собою воздух, чистых мыслей в голове просто не оставалось. — Не удержишь, — шепнул Энди, каким-то чудом избавившись от штанов и обуви. — Удержу, — ответил Хёбу, опираясь на локоть. Удержит. Свою омегу. Умрёт, но удержит, ни за что не отпустит. Энди стал на колени на край кровати, навис над его членом, и смазка тягуче потекла по его бёдрам прозрачными каплями. Хёбу смотрел на это, раздувая ноздри. Последние мгновения перед блаженством. Одуряюще сладкие. — Хочу тебя, — шепнул он, поднял голову, не сдержавшись. Энди оскалил зубы в какой-то дикой ухмылке. Схватился одной рукой за его шею, другой направил его член в себя, присел, опускаясь вниз. Медленно, но почти без остановок. Сразу — до самого конца. Принял его полностью, раскрылся и обхватил туго и плотно, несмотря на всю смазку и два недавних оргазма. Хёбу бессильно зажмурился, но потом заставил себя открыть глаза и тут же утонул взглядом в глазах Энди, в его лице, таком откровенно открытом. — Двигайся сам, скорее, — выдохнул ему Хёбу. Его слова ничего не значили. Энди округлил рот и тихо, почти беззвучно застонал. Приподнялся и опустился на его член снова. И снова, уже смелее. Но всё равно медленно, слишком долго. Хёбу не сдержался, подался бёдрами вверх сам, вталкиваясь глубже. Матрас на кровати мягко спружинил. Энди коротко вскрикнул. — Слишком долго, — объяснил Хёбу, обхватывая его за поясницу. — Лучше держись. Энди послушно обхватил его руками за плечи. Чего доброго задушит. Не страшно. Хёбу начал двигаться короткими резкими толчками. На каждый из них Энди отзывался шумными вздохами, смотрел безумным взглядом, судорожно хватался за форму, мял тёмную ткань в кулаках. Он был потрясающе красивый. Хёбу последний раз толкнулся в него, горящим членом в его жаркое нутро. И ещё раз. И ещё. И застонал, сжимая руки у Энди за спиной, втискивая его в себя, прижимая, чтоб напоследок войти как можно глубже. Его омега. Только его. Кончить, разлиться в нём, раствориться в его теле, в его криках и стонах, смешаться с его запахом, пронзить его естество... Когда марево оргазма отступило, Хёбу был по-прежнему твёрдым, просто каменно твёрдым, и задница Энди всё так же сжимала его член, кажется, ещё туже, чем раньше. Омегу хотелось по-прежнему. — Дальше, — шепнул Хёбу, возобновляя движения. Энди застонал, выгибая спину. Такой прекрасный. Наклонился к Хёбу, прижал свои горячие губы к его рту в жадном поцелуе. Хёбу не сдержался и прикусил эти губы, потянул на себя, и дыхание Энди сорвалось низким стоном, почти рычанием. Он укусил в отместку, да ещё и сжал его член внутри потрясающе сильными мышцами. Хёбу охнул, сбиваясь с ритма своих движений, и Энди перехватил инициативу, прижался к нему животом и грудью, опрокидывая назад, и, кажется, сел на его член ещё плотнее и глубже. Хёбу огладил гибкую спину от поясницы вверх, к лопаткам, потянул вверх намокшую от пота оранжевую тюремную робу. Энди скинул её куда-то в сторону на пол, схватился за свой член и коротко вскрикнул. Сперма протекла меж его пальцев, но её было слишком мало. Хёбу в восхищении посмотрел на его член, крупный и напряжённый. По-прежнему твёрдый, натянувший крайнюю плоть, с покрасневшей головкой. Энди приподнимался вверх и опускался вниз, его бёдра напрягались, его член покачивался у Хёбу почти перед самыми глазами. Живое искушение. Олицетворение предельной откровенности. Хёбу провёл пальцами по ложбинке, разделяющей ягодицы Энди, собрал смазку, обильно увлажнившую растянутый его собственным членом вход, смочил ею руку, обхватил член Энди ладонью. Энди взвился вверх, его бёдра начали судорожно сокращаться, он стиснул Хёбу внутри, стало тесно, до умопомрачения хорошо, кто из них застонал первым, громко, в голос, — было неясно. Хёбу малодушно подумал, что вскоре кончит снова. Что они будут соединены до скончания веков, и он будет кончать в свою омегу опять и опять, пока не умрёт, пока не изольётся в него последней каплей собственной жизни. Он испугался, что не сможет довести его до финальной разрядки. Эти мысли были пугающими и искушающими одновременно. — Потом можем поменяться, — пробормотал Энди. Звук его голоса немного отрезвил. — Что, хочешь засунуть его в меня? — Хёбу медленно провёл по перевитому тёмными венами члену. Энди крутанул бёдрами почти по кругу, изогнулся в пояснице. Хёбу непроизвольно вздрогнул. — Боюсь, мне это будет и вполовину не так приятно, как тебе. Хёбу нашёл силы на улыбку. В принципе, если Энди его захочет, то почему бы и нет? Они смогут... Они всё смогут... — Нет. Я имел в виду, чтобы ты был сверху, — ответил Энди, останавливаясь. Теперь он лишь слегка покачивался на нём, почти не двигаясь. Хёбу сразу ощутил, как горяча его плоть, как она сжимается и пульсирует в глубине, пронизанная чувствительными нервами и тонкими кровеносными сосудами. Это было невообразимо хорошо. — Ты меня с ума сводишь, — сказал он. — На то и был расчёт, — Энди пошутил. Или сказал правду. Хёбу было всё равно. Слова по-прежнему значили так мало... Их тела испытывали потребность друг в друге, и всё остальное было вторичным, несущественным. Энди приподнялся, выпуская его из себя, соскользнул и отодвинулся. Хёбу заворожено смотрел, как он укладывается на спину посреди кровати, как раздвигает ноги, придерживает свой член и яички ладонью. Между ягодиц было всё мокро. Не только смазка, но и его собственная сперма. Хёбу сглотнул, и перед глазами у него помутнело. Он заставил Энди закинуть ноги ему на плечи, приставил к его заднице головку члена и плавно толкнулся внутрь. Кажется, Энди мёртвой хваткой вцепился в его плечо. Кажется, что-то сказал. Хёбу больше не слышал слов, оглох и ослеп. Он резко втолкнулся до самого конца, вытащил и толкнулся снова. И стал двигаться без остановки, словно поршень, торопливо и размашисто. Тела их начали сталкиваться со звонкими хлопками, кажется, поскрипывала кровать. Руки Энди сжимали его так приятно, задница стискивала так сильно. Хёбу зажмурился и застонал в голос. Он стремился куда-то, заторопился, стал двигался под ритм вскриков своего омеги, под маревом его распустившегося запаха, в преддверии собственного взрыва, собственного ошеломительного конца. — Ты сейчас... порвёшь... — услышал он, как захлёбывается стонами Энди, уставился в его широко раскрытые глаза. — Да, — простонал он ему в лицо. Его член начал пульсировать, шириться, в горячем нутре Энди сделалось тесно, очень узко. Хёбу никогда не думал, что оно бывает — так. Застонал, закричал, забился, вжимаясь в судорожные объятия, окунаясь в его тепло, в его терпкую от пота кожу, приник к ней губами, зубами впился в шею, заглушая свои крики. Он изливался внутрь влажными судорогами, снова и снова, и Энди принимал его в себя, стискивал внутри, и Хёбу казалось, что каждый спазм тела омеги порождает новый всплеск его оргазма, что семя вытекает из него и не думает останавливаться. Было хорошо. Очень. До безумия. Хёбу обмяк в объятиях своего омеги. Теперь уже — точно своего. Метка наливалась на его шее. Хёбу был готов оставить на нём столько меток, сколько потребуется, лишь бы только никто больше не зарился на его омегу. На его плоть и кровь. — Ты мой, — шепнул он, коснувшись метки губами. Энди дрогнул в его руках, а потом, когда Хёбу уже перестал надеяться на ответ, прошептал: — …твой. Хёбу почувствовал, как туго и плотно он его обхватил внутри. Было даже не пошевелиться. Их спаяло воедино, связало узлом. Член Энди стоял по-прежнему твёрдо, живое искушение, объект неприкрытой страсти. Хёбу провёл по нему ладонью, сперва осторожно лаская, потом — сильнее и быстрее двигая рукой. Энди застонал, забился, стиснул его коленями, напрасно выгибаясь. Кончил снова, окропив руку Хёбу своей спермой. Сжался так, что Хёбу показалось, что он раздавит его внутри, вытянет из него все соки. Нельзя сказать, что это ему не понравилось. Постепенно взгляд Энди прояснился. — Эй, — шепнул он. — А долго теперь... Вот так? — Не знаю, — Хёбу покачал головой. — Я слышал, что обычно несколько часов. — Часов... — Энди прикрыл глаза. Кажется, перспектива его не радовала. — Я всё ещё хочу, — сказал он, приоткрыв один глаз. Хёбу скрипнул зубами. Он тоже всё ещё хотел, он был по-прежнему твёрдым, ужасно большим там, внутри. Настолько большим, что, кажется, не мог даже пошевелиться. Впрочем, они ещё не знали своих возможностей. — Расслабься для меня, — попросил он, снова дотрагиваясь до члена Энди. Пока тот не будет полностью удовлетворён, узел Хёбу не спадёт. Это он тоже слышал об омегах, но не признаваться же... От прикосновения к члену Энди болезненно застонал. Следующие несколько часов им предстояло провести вместе. По-настоящему вместе, как Хёбу ещё ни с кем не был... В какой-то момент, он не сдержался и сказал то, что вертелось у него на языке уже давно, с того самого мгновения, как он учуял свою омегу: — Я люблю тебя. Вместо ответа Энди вскрикнул. От очередного оргазма он потерял сознание, и его тело наконец-то стало расслабляться. Хёбу почувствовал, как медленно успокаивается его собственная, неутолимая, казалось, жажда, как опадает пульсирующий узел на члене. Он испытал ещё один оргазм, молчаливый и слабый, больше похожий на тень всех предыдущих. Его тело отдало всю сперму до последней капли, и теперь казалось высушенным и хрупким, как лист старой бумаги. Хёбу вышел из своего омеги, уткнулся лицом в сгиб его шеи и уснул.