Часть 1
8 января 2015 г. в 19:50
Это утро, впрочем, как и сотни предыдущих, не задалось. То ли от того, что жизнь с её однообразием успела надоесть хуже горькой редьки, то ли просто потому, что молодая кареглазая девушка получила совсем не ту профессию, о которой мечтала. А о чём, спросите вы, грезила она? Да о чём угодно, начиная от успешной карьеры в учёной сфере, и заканчивая немудрёным званием семейного врача. Проще говоря, хотела Тим не того, что получила. А получила она место одной из медсестёр в психлечебнице, где ассистировала престарелому профессору с вечно недовольным выражением крохотных поросячьих глазок. О, если бы он знал о том, как тошно было ей смотреть в глаза тех людей, которым, без зазрения совести, день за днём вводили неизученные препараты. Как было больно осознавать то, что эти, брошенные, не нужные никому люди в любой момент могут умереть от её руки.
Вот и сейчас, идя по белоснежному полу широкого коридора, девятнадцатилетняя Тимиредис чувствовала себя лишней. Белой вороной среди алчных, жестоких коршунов, беспощадно клюющих слабых, раненых птиц.
Заслышав окрики санитаров, Тим прижалась к стене, освободив дорогу. Ей снова стало дурно. На носилках, под белой простынёй ясно вырисовывались очертания стройного женского тела.
Она не стала спрашивать о том, кого на этот раз унес чей-то эксперимент. К чему, если у этой девушки, скорее всего, даже имени своего нет. Лишь номер, да карта использования. Чего с душевнобольными церемониться? Тех, кто имеет шанс на выздоровление, здесь нет. Лишь неизлечимые. Те, кого государство отдало во благо. Те, по кому не станут скорбеть.
«Ты пойми, Тими», — всегда повторял кузен кареглазой красавицы, — «всё, что мы делаем, жертвуя жизнями тех, кому они не нужны — это во благо. Представь, скольких сможет спасти, скажем, твой профессор, всё-таки доведя до ума свою вакцину».
«Но скольких он при этом отправит на тот свет!» — пыталась возразить девушка, но кузен её не понимал точно так же, как и она его. Именно из-за этого даже в родной семье, из которой, собственно, один Ас и остался, Тим чувствовала себя ненужной. Точно так же, как и везде.
Дождавшись того момента, когда люди в белых халатах скроются за широкой стеклянной дверью, Тимиредис быстрым шагом преодолела остаток коридора и, осмотревшись, скользнула в противоположном от санитаров направлении.
Здесь, в крыле пациентов, всё выглядело совсем не так, как в административной части здания. Светлая краска на стенах сменилась приглушенным оттенком зелёного, а гулкий кафель — мягким линолеумным покрытием. С обоих сторон от идущей девушки стройным рядом тянулись пронумерованные двери. Ни ковров, ни горшков с цветами. Лишь полумрак, и лёгкий, странный запах, всегда ассоциировавшийся с безумием.
Тим бы не смогла сказать, зачем приходит сюда. Просто вот уже несколько лет, как её будто тянет что-то, заставляя тайком от всех сбегать к тому единственному, кто казался чем-то иным. Частью чего-то другого, и кто наивно, по-детски радовался её приходам.
Хотя, конечно, тот единственный – это, наверное, сказано слишком про душевнобольного со странным именем, которое он сам и произнёс когда-то, всё-таки пойдя на контакт.
Его нашли несколько лет назад на обочине дороги без каких-либо документов, намёков на прошлое или родных и близких. Странно одетый и растерянный, он твердил о ошибке, о том, что не смог посчитать. А еще его мучили голоса. Два голоса в голове. Голоса пленников, зовущих в небо. И столько дикого отчаянья было в этом человеке. Столько невероятной печали в огромных шоколадно-карих глазах…
Иногда Тим даже казалось, что он вовсе не болен. Во взглядах других безумцев была пустота, а в нём — мудрость прожитых лет. Иногда он говорил вполне связно, рассказывал о далёких странах и чудных животных, а порой бился в истерике, крича что-то на непонятных языках и проклиная кого-то, Тим неведомого.
Но, несмотря на все причуды, Тим продолжала приходить к нему и, каждый раз видя санитаров с накрытой тележкой, бросалась в самую дальнюю палату, боясь страшного.
«Господи, сестра, ты влюбилась в сумасшедшего!» — воскликнул бы Аскани, узнав об этих визитах. Именно поэтому Тим молчала, зная, что её не поймут, и мечтая в глубине души о том, что чудо всё-таки может произойти.
Остановившись перед запертой дверью, девушка извлекла из кармана пачку электронных ключей, приложила один из них к прохладной поверхности в центре металлической пластины и, дождавшись щелчка, толкнула преграду во внутрь.
Он сидел спиной к Тим, глядя на голубое небо сквозь вычурную решетку небольшого окна, но, заслышав скрип открывающейся двери, тут же обернулся.
Наверное, не ходи девушка в детстве на кружок по фехтованию, ей в глаза не бросалась бы та изящность и гибкость движений, что была присуща лишь опытным воинам, но самой Тимиредис это было не чуждо, так что она подмечала всё.
— Ты пришла, — расцвёл в улыбке парень, и от его голоса в груди девушки зародилось невероятное тепло.
— Пришла, конечно, Шон. Я ведь обещала.
— Обещала, — задумчиво протянул он, поднимаясь с постели. Взгляд карих глаз на мгновение затуманился, но вскоре снова обрёл осмысленность. – Да, я помню, маленький воробушек. Я помню.
— Воробушек? — Изогнула брови Тим, размещаясь на привинченном к полу стуле. — Почему воробушек?
Парень хмыкнул.
— Не знаю. Просто тебе идёт, наверное.
Сделав несколько кругов по крохотной комнатушке, Шон вновь вернулся на исходную позицию. Замер, уставившись в одну точку. Там, далеко в небе, парила какая-то птица, вероятно, и приковавшая взгляд больного. Казалось, что девушку он больше не замечает, а разговор зашел в тупик. Но лишь казалось. Тим знала, что совсем скоро он начнёт говорить что-то, а потому молчала, боясь спугнуть вихрастого парня с веснушками на кривоватом носу.
— А знаешь, Тим. Там, откуда я родом, люди совсем другие, — оправдав её ожидания, начал парень совсем тихо.
— Другие? — переспросила девушка, и тут же прибавила другой вопрос. — И откуда ты родом, Шон?
Тот лишь горько рассмеялся.
— Что толку говорить, если совсем скоро безумие овладеет мной? Если пути домой мне нет. Глупец. Наивный глупец, заигравшийся с тем, что не понять и не осмыслить. Это моя кара за ошибку. Здесь, в ваших краях такие, как я, они не выживают. Они сходят с ума. И Мрак. Мой Мрак. Как же ты хочешь. Я знаю, вы оба хотите взлететь. Я знаю, но вы в клетке так же, как и я. А люди. Люди действительно другие. У нас другие. Ваши же очерствели совсем. Наверное, от того, что им не дано летать. Что они вводят мне, Воробушек? Чем убивают?
Тим хотела что-то сказать, но в горле встал противный ком. Конечно, она прекрасно знала, что, но говорить не могла. Вот уже полгода, как он попал в списки экспериментальных кроликов. Больших усилий девушке стоило раз за разом подменять флаконы, бумаги и препараты лишь для того, чтобы не дать убить. Для того, чтобы спасти. Но сколько это еще будет продолжаться? Сколько фортуна будет благосклонна к ним?
— Что это, девочка, неужели ты плачешь?
Распахнув глаза, Тим почувствовала лёгкое прикосновение к щеке. Переместившийся к ней парень мягко снимал слёзы кончиками тонких пальцев.
Тим не хотела говорить, но в карих глазах читалось беспокойство.
— А расскажи мне о доме, Шон, — попросила она лишь для того, чтобы перевести тему.
— Не хочешь говорить, воробушек. Ну да ладно. Я понимаю. Слушай. Там, в своих краях, я был другим. Действительно другим. Только вот кем? Раньше помнил, но сейчас… знаю только, что очень любил летать. И науку любил тоже. А еще…, а еще я был одиноким. Очень одиноким и странным человеком, Тимиредис. А еще я, кажется, знаю много языков. И… и твоё имя… оно… оно ведь из наших мест. Ты — летящая против ветра. И сама похожа на таких, как я. Здесь ты — мой луч солнца. Моя маленькая искорка света. Рядом с тобой я забываю о том, кем стал. Рядом с тобой я понимаю, что может быть иначе. С тобой я не чувствую себя одиноким.
Слушая его сбивчивую речь, Тим не могла сдержать слёз. И не сдерживала. То, что он говорил, было близко и ей самой. Именно здесь, рядом с сумасшедшим, еще год назад рассказывавшим о телепорте, перенёсшем его сюда, девушка чувствовала себя завершенной, целой. Такой, какой не была никогда и ни с кем. Даже с Аскани. Может быть, она и вправду влюбилась в безумца?
— Я странный, Тим, знаю. Раньше я лишь казался умалишенным, но теперь, знаю, стал таким. И чувствую, что дни моего плена сочтены.
Резко поднявшись с колен, Шон бросился к окну, продолжил говорить, то и дело оборачиваясь лишь для того, чтобы увидеть лицо собеседника.
— Посмотри. Посмотри в небо, Тим. Там птица. Ворон. Скоро я буду парить вместе с ним. Совсем скоро. И обрету себя. Я обещаю, что буду хранить тебя сверху так, как ты хранишь меня здесь. В той жизни я говорил, что не смогу полюбить. Может быть, я был прав. Сколько миров я должен был пройти, чего лишиться ради того, чтобы найти тебя? И вот сейчас я понимаю, что всё это не напрасно, что это того стоило. Теперь я знаю, как можно любить.
А в следующий момент безумец, в чьём взгляде плескалась мудрость прожитых лет, снова оказался рядом с ней и, протянув ладонь, запутал пальцы в распущенных волосах девушки.
Она знала, что сейчас будет, но не могла отстраниться. Вместо этого положила руки на сильные плечи и, вдохнув, встретила тёплые и сухие губы.
Чем мог быть поцелуй сумасшедшего? Да чем угодно, но никак не тем, что испытала девушка, доверившая себя безумцу.
В этом первом и последнем поцелуе слилось всё. И сладость любви, и нежность, и горечь безумия, разъедающая когда-то гениальный мозг… Шон целовал мягко, но в то же время настойчиво, отдавая всего себя и получая взамен тепло, которого никто и никогда ему не дарил. Парень знал, что прощается. Прощается с той, кого смог полюбить. Прощается с лёгким ароматом мелиссы лимонной, к которому успел привыкнуть, и с самой жизнью. Да. Этой ночью она, наконец, оборвётся. Пытка просто не может продолжаться вечно. На рассвете он сможет взлететь. Но оставшееся время так хочется прожить не напрасно. Прожить безумцем, потерявшим всё. Драконом, лишившимся дома, но человеком, наконец сумевшим найти свою любовь. Своего маленького воробушка. Девушку, сумевшую полюбить сумасшедшего.