Семейное дело

От начала времен ее мира до того самого дня Уна спала и видела сны. В них ее обступали смешные тени и требовали сказать какие-то глупости. Иногда она отвечала. Если не хотелось, Уна делала вид, что не слышит. Рано или поздно тени уходили. Не то чтобы ей нравилось спать — просто нечем было заняться. *** — Это Уна, — объявил шаман скучным голосом, — она находит ответы. Приблизьтесь к ней. Блейз благоразумно промолчал. Уной шаман называл большой и плоский камень размерами с корову. Косые вечерние тени от него казались бесконечными. — Я спрошу Уну о том, что вам нужно, — объяснил шаман, извлекая откуда-то из складок одеяния каменный нож со сточенным до толщины шила лезвием. Ранку он нанес себе совсем небольшую, но буро-зеленой жидкости, заменяющей обитателям этой Тени кровь, на камень попало много. — Спрошу и передам вам ее ответ. — А сам я не услышу? — уточнил Блейз. И приятно улыбнулся. Легенды народа, к которому принадлежал шаман, гласили, что однажды к ним сойдет голубоглазый бог с огнем на голове, ни в чем на них не похожий. Блейз и был для них этим богом. Шаман не возражал против этого, но держался настороженно. Блейз мысленно выругал себя за привычку подначивать собеседника и понадеялся, что в его глазах шаман не увидит ничего, кроме искреннего любопытства. Если, конечно, смертный вообще может судить о том, что чувствует непохожий на него бог. — Меня учили говорить с ней, о величие, — отозвался шаман. — Для вас Уна нема. — Что ж, пусть так, — не стал спорить Блейз. В конце концов, не столь важно, во что верит и как гадает шаман — главное, чтобы он мог ответить. — Спрашивайте, — проскрипел тот. Блейз выложил на поверхность камня с десяток фамильных Карт — нарочно картинками вниз. На темной спине Уны единороги, белеющие на «рубашках» Карт, казались почти светящимися. — Кому из изображенных здесь известно, где находится тот, кого я ищу? — задал он вопрос. — Никому, — отозвался шаман почти сразу. — Уна говорит, что здесь нет таких. — Точно? — нахмурился Блейз. — Уна всегда говорит точно, если соглашается разговаривать, — отрезал шаман. Подавив раздражение, Блейз еще раз приятно улыбнулся. Какого, ну какого рожна в нужной ему Тени не оказалось жрецов? Жрецы, по крайней мере, почитают за честь служить божеству, тогда как шаманы… шаманы с ним просто разговаривают. Точно так же, как они разговаривают с соплеменниками, животными или даже камнями. Блейз всерьез подозревал, что для шаманов между собеседниками нет особой разницы. — Я не подвергаю сомнению слова Уны, но верно ли ты ее понял? — нашел он выход. — Да, о величие, — отозвался шаман после паузы. — Она снова повторила это другими словами. — Хорошо, — поднял руку в примиряющем жесте Блейз, — хорошо. Она всегда отвечает правильно, и ты ее понимаешь. А если… Хорошего, по правде говоря, наблюдалось мало. Беда состояла не в том, что шаман разговаривал с ним с каменной физиономией и ничего не выражающим голосом — в конце концов, от того, кто больше похож на креветку, чем на человека, глупо требовать живой мимики и богатых модуляций. И не в том, что шаман всего лишь разговаривал. А в том, что ответ, который он дал, полностью разрушал версию, которую Блейз считал правильной. Дело, за которое взялся Блейз, относилось к категории семейных — то есть таких, в исходе которого были заинтересованы все без исключения дети покойного короля Оберона. Это означало, что доверять ни братьям, ни сестрам в данном вопросе не следовало. Искать Ринальдо Блейзу предстояло самому. Того самого Ринальдо, чьим отцом был Брэнд, брат Блейза, стремившийся разрушить Амбер. Того Ринальдо, который застрелил Кейна, другого брата Блейза, чтобы отомстить за гибель своего отца. Ринальдо, который даже не скрывал, что пытался прикончить всю свою амберскую родню — Блейз до сих пор носил на плече отметину, след от раны, полученной при том покушении. И все же сейчас, машинально потирая ноющее в холоде плечо, он обдумывал способ найти племянника, не привлекая к этому общего внимания. Собственные усилия Блейза ничего не дали: ни сам Ринальдо, ни Вервиндль, доставшийся ему от отца чудесный меч не отзывались, словно их на свете не было. Это укрепило уверенность Блейза в том, сын и меч Брэнда ввязались в какое-то приключение вместе, но не прояснило вопроса, зачем и куда они отправились. О Вервиндле можно было бы узнать через Грейсвандир, его сестру... Но Грейсвандир, второй чудесный клинок, служила другому брату Блейза — Корвину, а тот опять скрылся и на связь ни с кем не выходил. Тогда-то Блейз и решил использовать окольный путь, для чего выбрал себе в помощники этих ракообразных: у тех, кто в прямом смысле слова не видит дальше собственного носа, прорицание и дальновидение всегда в ходу. Однако все это было напрасно. Блейзу предстояло уйти ни с чем, если только новая идея не осенит его немедленно. И идея пришла, и показалась Блейзу прекрасной в своей закономерности. — А если среди этих? — он добавил к уже разложенным Картам еще несколько, точно так же устроив их лицом вниз. Эти Карты изображали его погибших близких. Шаману Блейз об этом решил не говорить: какая разница, о живых или мертвых спрашивать? Смерть не разрывает уз родства. Доказательством этому могла служить месть Ринальдо; доказательством была неистребимая ненависть Джулиана, так и не простившего Ринальдо убийства Кейна; доказательством, в конце концов, могло считаться и само пребывание Блейза в этой Тени. Ведь никто иной как покойный Брэнд отправил его на поиски своего сына. Если бы в день Битвы за Амбер Блейзу сказали, что ему предстоит разделить некоторые интересы Брэнда и даже заботиться об их соблюдении, он счел бы это на редкость дурной шуткой. И все-таки получилось именно так. Выяснилось, что разногласия, соперничество и даже открытая война заканчиваются со смертью противника. В этот миг ты испытываешь огромное облегчение. А потом, через год-два или позже, оказывается, что тот, кого ты едва ли не собственными руками готов был прикончить, больше не враг, но все еще остается твоим младшим братом. Мертвым младшим братом, и ты по нему скучаешь. И если уж он решается просить тебя… — Уна говорит: этот что-то знает, — клешнеобразная конечность шамана, скользнув над новым рядом изображений единорога, замерла над крайней слева картой. — Но и ему известно не так много, как вам нужно. Скорее, он просто догадывается. Блейз в задумчивости перевернул карту. Изображенный на ней Оберон, покойный король Амбера, смотрел на сына с насмешкой. Блейз внезапно преисполнился уверенности, что, случись ему даже вновь обнаружить в родном Замке блуждающий Зеркальный коридор, в котором можно говорить с духами умерших, отец и тогда не станет с ним откровенничать. Из всех своих детей Оберон выделял лишь Корвина, да и тому рассказывал немногое. Но, Змей их разберет, не из-за этого ли немногого две с небольшим недели назад Корвин явился в Амбер, едва не прикончил гостившего там Ринальдо — и смылся, пока все считали, что он и сам страдает от ран? А Ринальдо выздоровел, вернулся домой — и тоже пропал. Блейз голову готов был прозакладывать за то, что исчезновение племянника каким-то образом связано с Корвином, но козырь Корвина шамана не заинтересовал. Что ж, если не Корвин и не Оберон… — А так? — Блейз выложил на камень новую карту — одну из тех, что не входила в его собственную колоду, но была в новой, взятой с собой для гадания. — Уна говорит: то же самое, — произнес шаман. — Она сказала, что это вы, и вы знаете столько же, сколько тот, на кого она только что указала. — Еще бы представлять, что такое я знаю, — пробормотал Блейз в затруднении. Верно, ему должно было быть известно нечто, способное навести его на след Ринальдо. Но как сформулировать вопрос? О чем вообще спрашивать? Шаман хранил молчание. Потом повернулся к своему божеству и изрек: — Боги существуют для того, чтобы знать все, и даже капля их крови содержит весь мир. Если вам не жаль этой капли, положитесь на Уну, о величие. И подал свой каменный нож. Блейз протянул было руку, но тотчас отдернул ее. Магия… нет, он не боялся, что волшебство не удастся. Даже в Амбере, где колдунов почти не рождалось, магия была с ним всегда и всегда его слушалась; пользовался он ею и в Тенях… но то была его собственная магия. Чужая, в особенности магия отдаленной Тени, могла быть опасна. Однако сейчас, когда чутье говорило Блейзу одно, а никогда еще не ошибавшийся шаман другое, оставалось лишь отступиться — или испробовать и это средство. В конце концов, что может сделать порождение Тени принцу самого Амбера? Все же каменному ножу Блейз предпочел собственный стилет, и не потому, чтобы сомневался в остроте ритуального оружия. Просто воспользоваться им было все равно что породниться со всеми этими бесчисленными креветками, живыми и мертвыми, чью кровь этот нож пробовал прежде. Близость бога к своему народу хороша, но и она должна иметь границы. Кровь из пореза выступала неохотно, словно не желая течь. Капля ее, упав на спину Уны, мгновенно вскипела и начала двигаться. Она плясала на сером камне, подскакивая и кружась, словно на раскаленной сковороде, и становилась и все меньше и меньше, пока не исчезла. Через мгновение на том месте, где она только что была, проступила снежно-белая клякса. Потом от кляксы во все стороны протянулись стрелки инея, оплетая камень, словно побеги диковинного ледяного плюща, и Уна на глазах покрылась слепяще-белой льдистой паутиной. А потом послышался тихий шорох и хруст: белая сеть, в которую оказался заключен валун, начала сжиматься. — Уна просыпается, — забормотал шаман, пятясь, — предания гласят: от начала времен… Блейз не слушал. Карты слетели на землю: камень, на котором они лежали, крошился и менял форму, словно огромная тварь, кряхтя, потягивалась после долгого сна. Вот она подобрала под себя и выпрямила лапы, прибавив в росте вдвое, потом разогнула спину и вскинула голову. Прямо в лицо Блейзу смотрела безглазая собачья морда. Он отступил на шаг, но каменная собака не шевельнулась. Она лишь приоткрыла пасть и издала странный, негромкий скрежет, словно внутри у нее медленно поворачивались огромные жернова. — Уна проснулась. Спрашивайте, — прошептал шаман. Уна не повернулась на его голос — безглазая морда все так же смотрела на Блейза. Тот медлил, сомневаясь, что каменной твари нужны слова. Да и какие? Разве не было его намерение совершенно ясным уже в тот момент, когда он решился пролить кровь? Разве не по этой причине Уна приняла вид не кого-нибудь, а собаки? Собаке не нужно долго втолковывать, чего от нее ждут, — достаточно дать команду. — Ищи, — произнес он наконец. Уна неловко шевельнула задней частью туловища и придвинулась к Блейзу. Склонив голову, она ткнулась лбом в полу его куртки: здесь. И легла. Блейз сунул руку в карман. Ладонь обожгло холодом: колода с немногими оставшимися картами, казалась, обратилась в кусок сухого льда. Блейз выхватил ее, почти ожидая, что ее окутает облако пара, как то случалось с настоящим сухим льдом — и бросил наземь. Каменная тварь с неожиданной ловкостью поймала ее в воздухе. Затем ее огромная башка склонилась набок и из колоды медленно, так же неохотно, как капля крови из ранки на ладони Блейза, выскользнула карта. Уна поддела ее носом и подвинула к ногам Блейза. У того, кто был изображен на карте, было запоминающееся лицо — узкое, с тяжелым, упрямым подбородком и густыми, слегка сдвинутыми бровями. В слабом вечернем свете казалось, что волосы у него каштановые, как у Бенедикта, но Блейз вспомнил, что на солнце они отдают в рыжину. И словно наяву он увидел, как сходятся эти брови, темнеют гневливые карие глаза и крепко сжимаются губы. Делвин, единственный законный сын Оберона, добровольно и навсегда покинувший Амбер, не отличался кротостью. Из всех своих братьев и сестер он благоволил лишь к терпеливой Сэнд — и, уходя, он забрал ее с собой. А еще… Блейз задумался, припоминая. А еще, всплыло в его памяти, в Амбере Делвин общался с Брэндом. После и Брэнд, кажется, не имел о нем вестей, но тогда они почти приятельствовали. Значит, знает Делвин… Делвин, хранитель скрытых спикардов, вместилищ силы, которой хотели бы владеть короли Амбера и владыки Хаоса. Делвин, объявивший, что впредь не намерен иметь с Амбером ничего общего. Он уехал так давно, что дома его почти не вспоминали, да и часто ли вспоминают того, кто не пришел на помощь в тяжелейшие времена? В Битве с Хаосом Оберон пытался спасти Амбер от уничтожения ценою собственной жизни, но Делвин и тогда не появился; не вернулся он и после гибели отца. Возможно, он и в самом деле давно не вспоминал об Амбере. Пока на его горизонте не возник Ринальдо — молодой, резкий, считающий себя очень хитрым, а главное — чрезвычайно похожий на отца… — Ах ты моя умница! — Блейз в порыве благодарности потрепал Уну по макушке и принялся собирать Карты. Каменная собака застыла, а потом ее хвост неуверенно мотнулся из стороны в сторону. — Умница, — повторил окрыленный новым замыслом Блейз, — моя хорошая собачка! Уна завиляла хвостом уже совершенно отчетливо. —Что ж, — милостиво объявил Блейз шаману, — теперь я знаю больше. Благодарю тебя. Пожалуй, здесь мне больше ничего не нужно. Не провожай меня. Нашарил Карту, изображающую место, где он оставил лошадь, еще раз благосклонно улыбнулся и шагнул в Тени. Каменная собака вскочила и отчаянно закрутилась на месте. Потом остановилась, высоко задрала голову и принюхалась. И, уловив в воздухе нужный след, помчалась за ним. *** С самого начала времен Уна спала, и сон ее длился, пока не пришел тот, кто мог разбудить. Уна проснулась, чтобы служить повелителю. Его след взлетал к звездам и уходил в воду, и Уне понадобились все ее способности, чтобы не сбиться с пути. Это было гораздо, гораздо интереснее всего предыдущего. *** Карты, думал в детстве Блейз, подобны дверям. Постучи в такую дверь — и хозяин дома услышит и, возможно, откроет. В распахнутую дверь можно войти или внести что-нибудь. Еще дверь можно запереть изнутри или даже потерять от нее ключ, как это однажды случилось с Корвином. А еще, имея дело с дверью, можно заглянуть в замочную скважину. Именно это Блейз намеревался теперь проделать, используя Карту Делвина. Разумеется, он не собирался скрывать свое открытие от Брэнда, но что можно было сообщить брату? Разве не обещал он, Блейз, известить Брэнда лишь после того, как найдет Ринальдо? Стоило ли выкладывать всего лишь гипотезы, не подтвержденные фактами? Если даже и стоило, Блейз не дал этой мысли укорениться. К тому же спать ему пока вовсе не хотелось, а кто мог сказать, в силах ли Брэнд в своем нынешнем состоянии дозваться до него вне сна? Нет, черед разговора с ним еще не пришел — но настало время понаблюдать за Делвином. Заперев дверь своих покоев, Блейз выложив на стол пяток Карт и приготовился слушать, постоянно переключая внимание — так легче было остаться незамеченным. В его расклад вошли козыри Ринальдо и Корвина, к которым можно было прислушиваться сколь угодно тщательно без риска быть обнаруженным; Бенедикта, с которым Блейз разговаривал редко и который не ждал от него вызовов, и, наконец, Карты самих Делвина и Сэнд. Странным все-таки казалось Блейзу то обстоятельство, что ни он сам, ни кто-либо еще из семьи веками не вспоминал об этих двоих изгнанниках. Но только в этот момент, скользя мыслью от одного из изображенных на Картах родственника к другому, Блейз предположил, что у этой забывчивости могли быть и особые причины. И действительно: чем больше он старался о припомнить о покинувших Амбер, тем хуже это получалось. Казалось, все, что сохранилось о них памяти, окутывает некая дымка, затушевывающая их поступки, слова и лица. Что сделал Делвин перед тем, как уйти? Чем провинился перед ним Оберон? Или виноват был сам Делвин? Была ли опечалена Сэнд, когда ей вслед за братом пришлось покинуть Амбер? Как она вообще выглядела? Блейза зазнобило, как всегда бывало в момент приближения к разгадке тайны, когда он обнаружил, что не может вспомнить даже черты лица Сэнд, если не смотреть на ее Карту. Да, сомнений не было: кто-то здорово поработал над тем, чтобы в памяти у родственников не осталось лишнего. И если бы не Уна, которой этот «кто-то» не мог предусмотреть, он, Блейз, до сих пор оставался бы так же слеп, как и остальные. Как и остальные? Но Оберон, если верить Уне, о чем-то догадывался. Значило ли это, что он и был тем, кто заставил своих детей забыть о Делвине? Или же препятствие исчезало со смертью того, кому оно должно было мешать? Блейз тряхнул головой, отгоняя назойливые вопросы, прикрыл глаза и сосредоточился на том, что сейчас окружает Делвина. Темнота — вот что пришло к нему первым, темнота и огонек в ней, желтое, танцующее пятно. Блейз ощутил себя мотыльком, летящим на пламя свечи, но не стал противиться притяжению. Темнота действительно была. Она наполняла десятки комнат и нежилась в коридорах дома, который Делвин сделал своим прибежищем. Что-то таилось в этой темноте, необычное, но очень слабое — Блейз не ощущал исходящей от него угрозы. В доме просто стояла глухая ночь; лишь в одной из комнат действительно горел свет, и в этой комнате находился Делвин. Как и Блейз, он сидел сейчас за столом, склонившись над листами бумаги, а те были густо покрыты крючками букв и перечеркнуты стрелками. Казалось, Делвин высчитывал что-то, как астрономы высчитывают невидимые глазу светила на основании отклонения в движении видимых. Чуть поодаль, на маленьком столике стояла блестящая кривоватая бутылка, и серебряные блики, которые она отбрасывала, пятнали пол и лапу растянутой на полу черной шкуры. При виде последней Блейз на миг развеселился: сейчас, когда она была перед глазами, он вспомнил, как Делвин тщетно пытался скрыть досаду при виде трофея Джулиана, сразившего саблезубого тигра, но потом добыл этого медведя и успокоился. Ноги Делвина утопали в медвежьем меху, по-прежнему густом, и Блейз подумал, что на шкуре, должно быть, лежит заклинание, обеспечивающее ее сохранность. И внезапно ему захотелось поддеть братца, который так хорошо устроился и явно был так уверен в том, что никто и никогда не отыщет его убежища. Было бы здорово, если бы он обнаружил, что спрятаться ему не удалось. Блейз даже не успел додумать эту мысль до конца, как его сила потянулась через Карту и коснулась медвежьей шкуры, разрушая наложенные на нее чары. Тогда это и произошло: шкура шевельнулась, и медвежья голова слегка повернулась на бок. Затем ее оскаленная пасть пришла в движение и дребезжащим голосом произнесла: — Делвин. Выслушай меня. Это Брэнд. Блейз не мог определить, поверил ли Делвин, как затруднился бы сказать, поверил бы он сам в такой ситуации или нет. По крайней мере, Делвин вскочил и отступил от стола. — Брэнд? Насколько мне известно, ты… — Да. Но я могу говорить с тобой, когда рядом есть что-то мертвое. Пока его не было… — Его нет и теперь. — Теперь-то есть, — отозвался медведь со смешком, и Блейз тоже ухмыльнулся. Любовь брата к эффектам была ему на руку: Делвин станет считать происшедшее со шкурой делом самого Брэнда. — Но у меня мало времени. Скажи, не знаешь ли ты чего-нибудь о моем сыне, Ринальдо? — Нет, ничего, — пожал плечами Делвин. — А должен был? — Я думал, он мог прийти к тебе… — голос задребезжал сильнее. И Блейз не выдержал и крикнул так, что его услышали на другом конце света: — Ложь! Брэнд, он знает, где Ринальдо! Может быть, он сам его прячет! — Что за глупости, — начал было Делвин, но Брэнд не колебался. — Блейз? Иди ко мне, — позвал он, и медвежья шкура оделась радужным разводами. — Сейчас. И Блейз, кипящий от негодования, коснулся уголка Карты и ухнул в ночь. — Изволь объяснить, зачем ты это выдумал, — этими словами встретил его Делвин. И столько искреннего гнева было в его тоне, что если бы не история с Уной, Блейз и сам бы поверил. Но, выпутываясь из уже померкшей шкуры, он представил, как они выглядели со стороны — Делвин, выпрямившийся, как палка и исполненный холодного достоинства, и он, поднимающийся с колен, — и вспыхнул, как спичка. — Затем, что пора уже положить этому конец! — рявкнул он. — Мне плевать, кем ты нас считаешь, но Брэнд не для того тратит остатки сил, чтобы слушать твое вранье! И тебе совершенно точно известно, где сейчас находится Ринальдо. Тот, кто сказал мне это, никогда не ошибается. — Кто же это сказал тебе такое? — Уна, — бросил Блейз, наслаждаясь выражением замешательства, скользнувшим по лицу Делвина. — Ты не знаешь ее, а я с нею знаком. — И кто же эта Уна? Где она? — Делвин стиснул и потер руки. — Уна? — переспросил Блейз. — Уна хорошая девочка… больше тебе не нужно о ней знать. — А я бы очень хотел услышать о ней еще. — Вниз! — каркнула шкура, и Блейз снова рухнул на колени, а тонкая зеленая сеть, вылетевшая из ладони Делвина, пронеслась над его головой и упала на спинку кресла. В тот же миг сеть пришла в движение и принялась опутывать добычу, цепляясь за нее крохотными крючками. — Ах, вот ты как! — взбесился Блейз и бросил в Делвина собственным заклинанием. Комнату заполнили беспорядочно мечущиеся и орущие черные птицы. Зазвенело стекло, разлилось и вспыхнуло подобие керосина из светильника; рухнула на бок и покатилась по столику сверкающая бутылка, разбрызгивая вокруг серебряные блики. Делвин, невредимый среди этого побоища, схватился за кольца, украшавшие его пальцы, и Блейз безо всякой подсказки со стороны Брэнда сообразил, что сейчас приключение для них закончится, и возможно, для Брэнда это приключение будет последним, ибо в действие вступают кольца-спикарды… когда стена комнаты раскрылась, и полторы тонны серого камня ввалились внутрь, издавая странный, негромкий скрежет, словно где-то поблизости вращались огромные жернова. — Уна! — крикнул Блейз, не веря своим глазам. — Девочка, вперед! Останови его! И тотчас пожалел о своих словах, но было уже поздно. Каменная собака прыгнула на Делвина и толкнула его в грудь. Тот пошатнулся, взмахнул руками, ловя равновесие, но огромная башка метнулась вниз, и рука Делвина исчезла в каменной пасти. Блейз в ужасе кинулся к ним, но Делвин, к его изумлению, молчал. Птицы, окончательно обезумевшие, бились о стены в поисках выхода, роняя мелкие перья, пока одна из них не разнесла оконное стекло. Тогда стая убралась прочь, и стало тише. — Так это и есть Уна? — проговорил Делвин в относительной тишине, нарушаемой только веселым треском пламени. Он стоял неподвижно, не делая попыток освободиться. — Дда… — Блейз ощутил вдруг, что ноги у него подкашиваются. — Тебе не больно? — Нет. Но это очень… эффективно, должен признать. В этой ситуации я мало что могу сделать. — Ну, значит, теперь мы сможем нормально поговорить, — ляпнул Блейз. — Держи его, девочка. Уна шевельнула ухом, но не изменила позы. — Ты спятил, Блейз, — проскрипела медвежья шкура самым неприятным из голосов Брэнда. — Кто бы говорил! — огрызнулся Блейз. — И вообще, почему это я спятил? Я же не сказал: «Убей!» — Оба вы хороши, — Делвин попытался отодвинуться от подплывающей струйки дыма, но сдался перед превосходящими силами противника. — Вломились, куда вас не звали, разгромили кабинет… Кстати, было бы неплохо, если бы кто-нибудь из вас догадался погасить огонь, пока мы не сгорели. Мертвым я вам не очень пригожусь. — Сам гаси, — буркнул Блейз, но все-таки принялся тушить пламя. Она открыла дверь в тот самый миг, когда живой огонь погас и на месте побоища затеплился белый, вызванный магией свет. Он разгорался все ярче, ибо Блейз всерьез намеревался осмотреть все самым тщательным образом, может быть, даже обыскать, пока Делвин не может этому воспрепятствовать. И в этом выбелившим ее лицо свете Сэнд показалась Блейзу совсем девчонкой — точно такой, какой он знал ее в Амбере. И голос ее был голосом той самой девчонки. — Делвин? — спросила она, застыв на пороге, вся — воплощенная хрупкость и слабость. Вот только на руках у нее сияли собственным светом еще два кольца-спикарда, способные создавать и разрушать вселенные, а Уне вряд ли удалось бы одолеть ее и Делвина разом. — Что происходит? С тобой все в порядке? — О да, — откликнулся Делвин. — Все хорошо. У нас гости. — Доброе утро, Сэнд! Это я, Блейз. Мы с Брэндом заглянули на минутку — так, по-родственному, — заговорил Блейз, выступая вперед и тщетно пытаясь загородить собой остальных. — Вот там Уна, моя собачка — она тут в шутку немножко поймала Делвина... Видишь ли, Сэнд, только Делвин знает, где сейчас находится сын Брэнда Ринальдо, а нам крайне важно его найти… — Здравствуй, Блейз, — улыбнулась она. — Доброй ночи, Брэнд. Уна, здравствуй и ты… Делвин? Это правда – о Ринальдо? — Можно сказать и так, — пробурчал Делвин. — Хотя я не стал бы утверждать, что его местонахождение неизвестно никому, кроме меня. — По-видимому, кому-то известно. Иначе почему бы ко мне явилась девушка, разыскивающая его и уверяющая, что он сюда приходил? — К вам еще кто-то приезжал в поисках Ринальдо?— удивился Блейз. — Вчера после ужина. Девушка назвалась Найдой, сестрой супруги Ринальдо… я собиралась рассказать о ней за завтраком, — адресовалась Делвину Сэнд, — ты просил не беспокоить тебя вечером. — Но как она нашла нас? Что она такое? — Пойманная ти’ига. Демон в человеческом теле, — пояснил Брэнд. — Я должен был догадаться, что она сможет проследить его путь. Но она казалась мне мало в нем заинтересованной… — А по-моему, она не демон, а обычная влюбленная девушка, — твердо сказала Сэнд. — Я оставила ее ночевать и пообещала, что утром все узнаю. Но раз уж мы все здесь собрались, давайте считать, что утро наступило. Где Ринальдо? «В безопасном месте», — Блейз готов был поклясться, что ответ будет именно таким, но Делвин обманул его ожидания. — Там, где он никому не сможет причинить вреда, — ответил он — Делвин, ты знаешь, что я думаю о твоей теории. Она ошибочна: Ринальдо не представляет опасности. Отпусти его. — А ты знаешь, что я считаю иначе. — Простите, пожалуйста, но какого черта вы тут обсуждаете? — вклинился Блейз. — Мальчик, конечно, не идеален, но и не хуже любого из нас. Что же, нас всех теперь надо отправить в заключение? — Отпустите его, — потребовал Брэнд. — Отпустить? Чтобы он отправился в Хаос, в котором недавно объявился еще один спикард? Вы знаете, что у Владыки Хаоса их теперь три? Тогда как у Амбера их два, считая и Вервиндль, которым владеет Ринальдо, и Амбер свои спикарды-мечи не использует. Мне не жаль Амбера, но если он падет, Теневым бурям не будет конца, пока мало-помалу все они не будут ввергнуты в Хаос. — Но есть ведь еще один Огненный Путь, — проскрипел Брэнд. — Тот, новый… И почему ты считаешь, что Ринальдо непременно отправится в Хаос? — Да потому что твой сын — ближайший друг хаосского Владыки, разве ты не знаешь? А тот, судя по тому, что я вижу, уже активировал все три спикарда, и, значит, грядет что-то небывалое, — устало произнес Делвин. — Если к этим трем спикардам добавится четвертый, все рухнет. Так что сам видишь… Ох, Уна, отпусти меня! Сколько можно так стоять? — Уна, не отпускай! — возмутилась Сэнд. — А сколько мальчик может сидеть взаперти? В конце концов, почему бы тебе просто не объяснить ему, что к чему? — Так он и станет слушать! — фыркнул Дэлвин. — Уна, — сказал Блейз, — отпусти Делвина. Сейчас же. Вот умница, иди сюда… А теперь, любезные мои родственники, я должен кое-что рассказать вам. Боюсь, вы неверно представляете себе происходящее. Вервиндль не нужен в Хаосе — у Мерлина уже четыре спикарда. Я сам дал ему еще один. Не знаю, откуда взялся тот, о котором ты говоришь, Делвин, но до момента его появления два из этих трех колец нивелировали действие друг друга. И если даже Ринальдо встанет на сторону Мерлина, перевес Хаоса над Амбером будет не столь уж значительным. Ведь Брэнд прав, есть еще и второй Огненный Путь, и он тоже служит Порядку. Мальчика нужно выпускать. — Мальчика нужно выпускать, — повторила Сэнд, — Делвин, освободи его. Делвин, хмурясь, крутил рукой, только что спасенной из каменного плена. Рука выглядела целой, только очень белой, словно кровь в ней некоторое время не циркулировала. — Ну, хорошо, — произнес он наконец. — Идемте. Он поднял упавшую серебристую бутылку и приглашающе повел рукой. — Сюда! Через мгновение Блейз обнаружил всю их компанию на широком серебристом плато. Прямо перед ними находился провал, облицованный тем же серебристым материалом и очень гладкий. В сущности, он напоминал собой широкую блестящую трубу. А ниже, под трубой, находилась большая серебристая камера. Что-то светящееся выпорхнуло оттуда и повисло над головой Делвина. Но тот не обратил на это внимания — продолжал с недоверием смотреть вниз. В камере никого не было.