Omnia

Неистовый жар прожигает кожу, пробирается вовнутрь и мягко касается сердца, когда мнимое спокойствие становится лишь эфемерным пространством для отголосков удовольствия, а разбавляемая огоньками свеч тьма — поместьем для сокровенного безумия. — Ты ведь только мой? — повелительный вопрос забирается в самые потаённые уголки разума отзвуком мягкого голоса, от которого разгорячённое тело пропускает новую волну дрожи, а сердце в бесчисленный раз заходится в неистовом темпе. Маса, нависая сверху, шепчет Хиро на ухо и улыбается едва лишь заметной улыбкой, когда взгляд чёрных глаз выдаёт свободные чувства и исступленное желание обладать. Обладать тем, кто сейчас подчинён ему, полностью.Он спрашивает уже не впервые и всегда хочет слышать один и тот же ответ, касаясь блестящими губами аккуратно очерченной скулы. — Только твой, — слова на томном выдохе затрагивают чуткий слух в один момент, и Маса, разрешая Хиро ощутить свою улыбку на долю секунды, дарит чувственный поцелуй. На столе догорает свеча, а рядом норовят осыпаться оставленные в вазе цветы. Их лепестки уже давно засохли, а прежний цвет потускнел. Хиро подарил их Масе в тот самый вечер, когда потаённое признание было произнесено вслух, а окрепшая одержимость стала неотвратимой явью. Теперь они — лишь замершее напоминание тех слов и мгновенья. Влажные тела соприкасаются, когда углубляется поцелуй, а пальцы рук накрепко переплетаются. Маса не хочет отпускать, велит Хиро подчиняться своей воле и уже чувствует его беспрекословное повиновение. Он покорён и согласен отдать сердце и душу. Всего себя лишь одному — тому, кто безумен в собственных желаниях, тому, для кого он значит бесконечно много… Для кого он всё. Горькость губ Хиро противоречиво смешивается со сладостью Масы, когда поцелуй, затянувшийся в мучительную длительность, растворяется в одном коротком моменте, когда встречаются взгляды. Никому из них больше не страшно поддаваться глубинному полумраку в глазах и читать в нём нечто, уходящее из реальности. — Что ты хочешь, Хиро? — Маса вновь шепчет вблизи обольщающим тоном, скользя ладонью вдоль по сильному телу, невесомо гладя подушечками пальцев живот. — Ласку?.. Боль?.. Даже «боль» звучит блаженно из его губ. — Я хочу испытать от тебя всё, — Хиро понимает, что играет с необузданными желаниями Масы, с его сокрытыми фантазиями и со своими чувствами, но не может и не хочет остановиться, когда необыкновенная близость становится неумолимо притягательной в проникновенном жаре. Во взгляде мерцает непоколебимый огонь, затмевающий собой даже свет многочисленных свеч, и Хиро, пропадая в нем, позволяет Масе оплести свои запястья прочными лентами. — Ты вынуждаешь меня быть таким, — мгновение, отведённое для тихих слов, тает в пропитанном воском воздухе, когда Маса властолюбиво сводит его руки к изголовью кровати и полностью лишает возможности прикосновений. Ленты, обведённые вокруг запястий, теперь привязаны к толстым железным прутьям. Но Хиро, дав согласие на любое из его непредсказуемых желаний, не смеет сопротивляться. Никогда не смел, очарованный загадочной властностью, которая непостижимо проявлялась даже в те чувственные моменты единения, когда Маса сам отзывчиво и смело отдавался ему. Мягкие губы касаются шеи — там, где особенно чувствуется пульс, когда пальцы смыкаются на возбуждённом члене, и первый стремительно ускользающий вдаль стон срывается с блестящих губ. Но восприимчивый слух успевает уловить его: Масе важна каждая эмоция, трогающая сейчас красивое лицо, каждая реакция на его ласку, когда хочется получить всё, в бесчисленный раз убеждаясь, что Хиро — лишь его приверженность. Лёгкий румянец обоих теряется в интимном освещении, губы приоткрываются в беспрерывных вздохах, и окна, занавешенные тяжёлыми шторами, покрываются испаринами, когда здесь, внутри, господствует зной, а снаружи падает крупный снег. Ласка, которую Маса дарует Хиро, кажется обманчивой, но тело дрожит, и он чувствует это под своими ладонями, под подушечками пальцев, касается медленно, осторожно, испытывая доверие и оставляя невидимые ожоги, когда накаляются ощущения. Дыхание чувствуется на груди: Маса опускается все ниже и ниже, улыбаясь собственным победам, и Хиро не сдерживается, вновь и вновь отзываясь на редкую нежность. Маса неторопливо проводит сомкнутыми пальцами по его члену и, обведя свои губы языком, оставляет влажный отпечаток на солнечном сплетении. Он напряжённо терпит собственное накатывающее возбуждение, терпит, играя с Хиро, волнуя его и своё сознание сразу. Он был уверен всегда, что тот не сможет устоять, что тот обязательно передаст свою волю в его руки, и сейчас это льстит и балует пробудившиеся внутри желания. — Ты невероятно красив в своей роли, Хиро, — даже слова, призванные лишь к побуждающему соблазну, сводят Хиро с ума, и он сам облизывает свои губы в откровенном нетерпении, безмолвно прося Масу о большем. Он не скажет вслух, если Маса сам не попросит его, не начнёт первым, прерывая близкое спокойствие. Сегодня это не в его правах. Не угаданная улыбка лишь на короткое мгновение замирает на пухлых губах: от Масы до сих пор не ускользает ни единая победа, и нетерпение Хиро сейчас и есть она, очередная и предсказуемая. Хиро знает, какое на самом деле удовольствие доставляет Масе его подвластность, знает, как ему нравится наблюдать и чувствовать его эмоции, и сам вызывающе смотрит на него: вожделеющего и загадочного. Даже с исключительными словами их игра молчалива — достаточно только взглядов и отзывов. «Ты тоже», — безмолвный ответ Хиро очевиден. Маса нежит горячую кожу последними поцелуями, когда разрушается вся выдержка, а обещанная боль становится невероятно близка. Он не смеет ласкать себя, погрязая в глубоком омуте чувств и созерцая головокружительную картину. Он помнит о единственном условии Хиро. Едва слышимые стоны тешат его слух, когда Хиро, так тесно ощущая его дыхание на себе, прикрывает глаза, сжимает пальцы в кулаки и прикусывает в неуёмном волнении уголок губ. Пряди тёмных волос обрамляют сейчас лицо, ресницы дрожат, а прикушенные губы блестят: Маса запоминает его на грани нетерпения, прежде чем коснуться поцелуем влажной головки. Чувственный поток незамедлительно разливается по напряжённому телу вместе с крупной дрожью, когда к первичным ощущениям добавляется толика боли. Белый воск капает на бедра со свечи, которую Маса держит в руке, и застывает, остро обжигая кожу. Снова и снова, капля за каплей, прикосновение за прикосновением. Действия повелевают отдаться мазохистскому удовольствию, и Хиро не противится, неминуемо теряясь в необычном контрасте. Уловимое в напряжении и потрескивании свечи шипение переходит в тихий стон, когда Маса проводит по его члену языком, опустив ресницы. Он ни на секунду не отступает от начатой игры в необузданные желания. Невообразимый белый узор из воска продолжается: свеча вновь роняет горячие капли, болезненно замирающие на коже, подобно выдохам Масы. Хиро, высвободив из губ измученный стон, вынужден мириться с потоком боли и непрекращающейся лаской, пока не закончится затянувшаяся пытка. Он не ведает, оставив в сознании пространство для безумия, что Маса грезил о его боли, смешивающейся с незабвенной лаской, что он хотел видеть его таким: дрожащим в его руках, слабым и сильным одновременно. — Хочешь, чтобы я остановился? — Маса в неисчислимый раз поднимает на него взгляд и проводит кончиками пальцев по странному узору. — Нет, — без замедлений, без трепета и слабости в минуту, когда вызов брошен вновь. Отставленная свеча лишается огня, и на нежной коже тает последний отпечаток губ вместе с привычной победной улыбкой. Маса и сам больше не в силах терпеть болезненное возбуждение, и единственная мысль о желанной близости с Хиро дурманно кружит голову, но властный контроль не теряет своего обладания. Границ никогда не было, и сейчас стирается только незначительная дистанция: Маса нависает над Хиро, ненадолго опалившись огнем в его взгляде, и вовлекает в безудержный поцелуй. Он как препятствие между притихающей болью и неизбежным единением тел. Маса не ласкает Хиро, зная, что он готов стерпеть, и лишь проводит по своему члену влажной ладонью. Тонкая, едва заметная в горячем свете паутинка недолговременно тянется от губ, когда в проникновении прерывается поцелуй. Маса подхватывает Хиро под бёдра и тяжело дышит над ним, давая привыкнуть к себе лишь на несколько секунд. Атмосфера мимолётно пропадает в поглотивших ощущениях их тесной связи друг с другом, привычная боль охотно пронзает тело, а кровь гулко стучит в висках. Сокровенное безумие размыкает свои объятия для обоих. Хиро, прошипев, только шумно выдыхает в шею Масы и сгибает ноги в коленях, давая разрешение на кульминацию в их игре. Он не размыкает пальцев и не дёргает сведёнными руками, даже если хочется обнимать Масу сейчас, чувствовать его ещё ближе к себе. И Маса различает его прихоть в негромких откликах, но не изменяет собственным правилам. Проникновения становятся глубже, а тихие стоны удваиваются наряду с биением сердец в унисон, и непонятно, чья власть преобладает теперь. Они оба привыкли отдаваться друг другу полностью, владеть всем, и неважно, в какой роли и по каким правилам. Они не шепчут друг другу имён и не балуют слух сладкими словами, даже когда приближаются к развязке сегодняшнего безумия. Ни к чему лелеять этим друг друга: взгляды и прикосновения скажут гораздо больше. Скажут обо всём, что прожигает изнутри, обо всём, что сводит с ума. Маса не оставляет Хиро без завершающей ласки и доводит его, когда сбивчивое дыхание не перестаёт обжигать его кожу, а стоны, срывающиеся с губ, становятся громче, разрывая эфемерное пространство тиши. От таинственности не остаётся ни следа. Вот только загадка будет жить в Масе всегда. Тёплая влажность растекается по его ладони, когда в сознании бьётся последний стон Хиро. И он срывается следом, протяжно простонав над ним. Дрожь по телу и выдох вблизи: они оба подарили друг другу всё, что хотели. Свечи, стоящие рядом, трещат, когда Маса опускается на Хиро, вновь норовя рассказать обо всём одним лишь взглядом и томной улыбкой, трогающей уголки губ. И Хиро отвечает тем же, восстанавливая дыхание вместе с ним. Маса очерчивает его губы, не прерывая зрительной связи, и может показаться, что он просит прощения за причинённую боль, которую Хиро испытывает до сих пор, но он лишь безгласно вторит не единожды произнесённые слова. «Только мой». В следующий момент спадают ленты, и Хиро заключает его в объятия. «Только твой», — отвечает он.