Я не отступлю.

Сулейман стоял на балконе и смотрел на прекрасный вид. Шум прибоя ласкал слух. Природа готовилась ко сну. Небо сменило свое прекрасное багровое одеяние на суровое, темно-синее. Солнце встречается с луной. Порывы ветра подхватывают друг друга, унося с собой этот чудесный день. Для кого-то то он был прекрасным, а для кого-то нет. Сулейман был из тех, у кого этот день не сложился. Несмотря на всю красоту природы и уходящего дня, Султан стоял, нахмурив брови и сжав руки в кулаки. Он думал о Хюррем. Как она могла так поступить? Он ведь ее предупреждал, говорил, чтоб она забыла про Изабеллу, не натворила глупостей. Но это же Хюррем. Она не может смириться с тем, что с Сулейманом другая женщина. Это выворачивало душу Хюррем на изнанку. Она не могла терпеть нахождение принцессы в этом дворце. И не только потому, что она была ее соперницей, а еще из-за ее королевских замашек. Она была слишком надменная, дерзкая. Изабелла всем своим видом показывала, что она принцесса, а все остальные никто. Чем-то она похожа на Хюррем. Может, тем, что не может делить своего любимого ни с кем другим. Султанша тихими медленными шагами вошла в покои. Сулейман стоял к ней спиной. Колени Хюррем предательски тряслись. На время преодолев эмоции, она подошла к Султану. От размышлений Сулеймана отвлек шорох платья его Султанши, доносящийся у него за спиной. — Повелитель, вы хотели меня видеть? — Да, Хюррем, я хотел, чтобы ты пришла. Султанша примерно знала, о чем будет говорить Сулейман. Точнее, догадывалась. Она знала, что ему никогда не понять, что он тоже не прав, что он делает ей больно. Хюррем понимала, что он считает себя Султаном и, следовательно, ему можно все. Но Хюррем другая, с ней нельзя как со всеми. — Хюррем, знаешь ли ты, что я ценю в людях? Девушка отрицательно покачала головой. — Я отвечу. Умение делиться. Мои дети знают, что они у меня не одни, и понимают, что не только они одни нуждаются в моей любви и ласке. А ты, Хюррем, ты умеешь делиться? Ты сможешь принять, что ты у меня не одна? Я имею право быть не только с тобой. Услышав эти слова, вдруг в Султанше проснулось чувство гордости. Страх пропал. — Сулейман, ты говоришь про умение делиться. Но знай, умение делиться любовью отца и любовью любимого — это две разные вещи. А давай, и ты будешь делить мою любовь. Я найду себе еще одну пару и ты тоже будешь меня делить с кем-то. Согласись, такой исход тебе не понравится. Султана окатило порцией злости. Как она, рабыня, может так разговаривать со своим Падишахом?! — Не забывайся, Хюррем, думай, кому и что ты говоришь. Я тебе не простой ага. Ты разговариваешь с Султаном. — А что я не так сказала, Сулейман? Что тебе не понравилось? Запомни, я не такая как все! Я буду у тебя единственной. Никого, кроме меня, у тебя не будет. Все лишь пустышки, им нужны лишь власть и богатство. С кем бы ты ни был, когда нибудь ты все равно вернешься ко мне. Эта любовь как недуг. Тебе нужны другие? Я знаю, ты считаешь меня своей слабостью, но нет, я твоя сила. Сулейман задумался. В чем-то она права. Но это не дает ей права убивать всех без разбору. — Но это не означает, что тебе можно убивать ни в чем неповинную жизнь. Ты убила Изабеллу. Раз ты так меня любишь, ты не задумывалась, что, может, я полюбил ее и с ней бы я был счастливым? Может, не ты моя судьба, а она? Пойми же наконец, сердцу не прикажешь. Разумеется, Сулейман солгал. Он не испытывал любви к Изабелле, но сказал это, дабы спустить непокорную Хюррем на землю. Хюррем вдруг почувствовала дикую боль и злость. Она не могла поверить, что Сулейман мог так сказать. — Да, Сулейман, я убила ее. Но знай, так сказало мое сердце. А ты ведь сам сказал, что сердцу не прикажешь. А знаешь, что еще приказывает мне мое сердце? Наверное, не знаешь! В покоях внезапно раздался звук пощечины. Щека Сулеймана горела, ибо, что ни говори, у девушки всегда была тяжелая рука. — Да как ты смеешь?! — с нотками дикой ярости в голосе произнес Сулейман. — Ты кто такая?! Обычная рабыня! — со злости Султан взял Хюррем за горло. Лицо Хюррем вдруг стало ярко-красного оттенка. Хватка у Сулеймана была очень сильной. Правитель быстро подтолкнул Хюррем к мраморной колоне. Ей уже почти не удавалось заглатывать даже небольшие порции кислорода, воздух заканчивался. Она предприняла попытку вырваться, но тщетно. Глаза Сулеймана застлала пелена злости, он не думал, что делает. — Сулейман, отпусти, пожалуйста… — кое-как прохрипела Хюррем. Но Султан только усилил хватку. Только после того, как он увидел ее закрывающиеся глаза, понял, что она вот-вот задохнется и отпустил Султаншу. Хюррем упала на холодный мраморный пол, тяжело дыша. Кашель сдавил горло, по-прежнему было тяжело дышать. Предприняв попытку подняться, Хюррем чуть было не упала, но сильные руки Султана подхватили ее. — Убери от меня руки, не трожь меня, отпусти! Сулейман не собирался отпускать ее. Хюррем вырвалась из последних сил, брыкалась, плакала, кричала, умоляла отпустить. — Хюррем, свет очей моих, прости, я не контролировал, что делаю. Твои слова разозлили меня, я не мог утихомирить свой гнев. Я был зол на тебя. Султанша подняла руку для очередной пощечины, но Сулейман перехватил и больно сжал её кисть. — Но я не позволю боле бить себя. Минуту они стояли неподвижно, смотря в лаза друг другу. Но потом Хюррем резко вырвала свою руку и страстно поцеловала Сулеймана. Султан опешил, он явно не ожидал такого поворота событий. Хюррем запустила руку в его волосы и продолжала его целовать. Султанша вышла из покоев Падишаха только под утро. Платье было почти порвано, волосы растрепаны, сама Султанша имела крайне непрезентабельный вид. Зато она помирилась с Сулейманом. И было у них все хорошо, пока Хюррем не попросила никяха. Но это уже совсем другая история…