Обезболивающее

*** Сегодня почему-то болело плечо. Джон весь день чувствовал эту тупую боль. Ему не хотелось, чтобы кто-то заметил его состояние, не хотелось ловить «понимающие» взгляды, не хотелось слышать от Сары слова утешения. Но к вечеру, после целого для, проведенного в больнице, он так устал, что забыл зайти в магазин, чтобы купить чего-нибудь к ужину. Джон понял это, уже отпирая входную дверь. О, нет, на Шерлока надежды не было. Он никогда ничего не покупает. Потому, что он занят. Потому, что это слишком мелко для него. Потому, что он гениальный детектив, в конце концов. А Уотсон – обыкновенный идиот. Как и все остальные. И это его проблемы. Вот и сегодня, добравшись, наконец, до дома, Джон застал сыщика лежащим на диване, и бросающим в стену скомканную бумагу. Больничные отчеты. Отчеты Джона. И, может быть, в другой день, в других обстоятельствах, Джон и не придал бы тому такого значения, как сегодня, но увидев на комках бумаги свой почерк, доктор вдруг почувствовал себя растоптанным, порванным на такие же мелкие кусочки. Переборов в себе желание высказать Холмсу все, что пришло ему в этот момент на ум, Джон подошел к холодильнику. Сегодня в нем не было даже отрезанной головы. — Шерлок, сходи, пожалуйста, купи чего-нибудь, — устало попросил доктор. Попросил просто, искренне, даже не пытаясь вложить в интонацию обиду по поводу отчетов. — Я не могу, Джон. Ты же видишь, я занят, — ответил с дивана Холмс, запустив очередной шарик из бумаги в стену, и даже не повернув к нему головы. — Чем ты занят, Шерлок? – не сдержавшись, обернулся к нему Уотсон, хотя прекрасно знал, какой последует ответ. — Разве это не очевидно? – Шерлок недовольно покосился на него, — Рву твои отчеты. Наверное, это была, как говорится, последняя капля, потому что Джон, не рассчитав силу, хлопнул дверью холодильника так, что тот закачался, а сам, не оборачиваясь, в несколько шагов преодолев комнату, стал подниматься по лестнице, крепко хватаясь за поручни. Сразу уснуть не удалось. В голову лезли тяжелые мысли о собственной никчемности. Ну, кто он такой? Мальчик на побегушках у человека, который за весь день только и успел, что испортить его двухмесячную работу? Обижаться на Шерлока было глупо. Да, он такой человек. Если ему нечем занять свою гениальную голову, он раздражается и портит настроение всем вокруг. Но, наверное, есть все-таки предел, который переходить нельзя. В конце концов, доктор провалился в тяжелый, беспокойный сон, из которого его вырвал довольно громкий звук. В его дверь с силой колотили кулаком. Резко сев в постели, Джон ощущал болезненные удары собственного сердца, а перед глазами еще мелькали какие-то картинки из сна. Сна о войне. — Что? Какого черта тебе надо, Шерлок? – с раздражением подал он голос. Детектив открыл дверь и замер на пороге. В комнате было темно, а из-за спины Шерлока бил яркий свет. — Хотел поговорить, — ответил Джону низкий голос. — До утра это подождать не может? – заворчал Уотсон, потянувшись к выключателю на лампочке, а потом, передумав – нужно же хоть когда-нибудь ставить этого человека на место? Пусть говорит в темноте. А лучше – пусть убирается из спальни Джона. — Не может, — каким-то непривычным тоном отозвался Шерлок. Виноватым тоном? Извиняющимся? Доктор напрягся. — У меня есть проблема, Джон, — делая шаг в комнату, и прикрывая дверь за спиной, продолжал Холмс. Джон в полутьме видел уже не силуэт, а просто темное пятно, медленно приближающееся к его кровати, — И, наверное, завтра я уже не решусь завести об этом разговор. Поэтому пришел сейчас. Джон поймал себя на том, что держится за свое плечо. Поспешно убрав руку, доктор поудобнее уселся в постели, подложив под спину подушку. — Болит? – низкий голос был совсем рядом. Шерлок стоял рядом с его кроватью, и смотрел на Джона сверху вниз. — Да, Шерлок, болит, — не сдержав язвительности, ответил военный врач. — А еще я голоден. А еще – ты порвал мой отчет. — Ммм, — протянул Холмс, — Джон… Я хотел поговорить как раз об этом. Я хочу извиниться за то, что сделал. И оправдываться не буду. Оправдания, наверное, нет. Детектив замолчал, и доктор услышал в тишине, как он нервно сглатывает, ожидая ответа. Несколько секунд Джон молчал, обдумывая слова, которые собирался произнести, и наконец, сыщик услышал голос своего помощника: — Я принимаю извинения, Шерлок. Просто, я, наверное, немного устал. От всего этого, — последняя фраза далась ему с трудом. Восхищение талантом Холмса и дружеская преданность ему мешали доктору смешивать в одной куче их опасные, увлекательные приключения с отвратительным характером детектива, прилепив к ней ярлык «все это». — Я знаю, — Шерлок вдруг опустился рядом с ним, облокотившись на часть подушки Джона. Уотсон удивленно поднял брови, вперившись в пустоту, но не прокомментировал этого жеста. Шерлок касался его локтем. Джон снова обхватил плечо, на этот раз уже инстинктивно, чтобы не дать соседу случайно задеть его, вызвав еще большую боль. Вся эта ситуация касалась Джону какой-то глупой. Он и Шерлок сидят вдвоем на кровати, глядя перед собой, причем Холмс, пришедший вроде бы о чем-то поговорить, теперь странно молчит, то поднимая глаза к потолку, то снова упирается взглядом в стену. — Обезболивающее? – спросил Шерлок, глянув мельком на доктора. Тот как раз старался скрыть очередной приступ боли в плече. — Да. Дважды, — ответил Джон, периферическим зрением замечая какое-то движение. Когда теплые пальцы Шерлока коснулись его собственных, крепко обхвативших плечо, Джон невольно вздрогнул и повернул голову влево. Единственный в мире консультирующий детектив смотрел на него, положив свою руку на его голое плечо. — Джон, ты должен знать… — проговорил сыщик, осторожно разминая плечо Джона, вместе с его рукой, до сих пор приложенной к старой ране. Почувствовав какое-то особенное, успокаивающее тепло от пальцев Шерлока, Джон, наконец, убрал руку. — Джон, — снова произнес его имя мягкий голос, заставляя доктора поспешно открыть сомкнутые в смятении глаза. Рука Шерлока была теплой. Почему-то Джону всегда казалось, что у его соседа должны быть холодные руки. — У меня сложный характер, — признал не без легкого сомнения в голосе Холмс, — и я знаю, что тебе со мной нелегко. — Зачем ты все это говоришь, Шерлок? – перебил Уотсон, открыто глядя в глаза детективу, который казался измученным. Рука на плече Джона замерла, а сам Холмс покачал головой и честно ответил: — Не знаю. Джон. Оставив плечо друга в покое, Холмс поднялся с постели, и достаточно быстро зашагал к двери. — Шерлок. Шаги остановились. В полутьме Джон снова видел только черное пятно, ощущая, как в его собственной груди бухает сердце. — Да? В тишине можно было различить неровный выдох Уотсона. — Вернись, — произнес доктор мягко (но Шерлок чувствовал, с каким трудом тому далось это слово). — И объясни, пожалуйста, зачем приходил. Через несколько секунд гениальный сыщик снова возник у кровати Джона, раздумывая, или, скорее, заставляя себя оставаться на расстоянии. — Сядь и объясни, — сухими губами проговорил военный врач, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Детектив еще немного постоял перед ним, а потом снова опустился рядом, на этот раз, уже не отрывая взгляда от глаз Джона. Уотсону вдруг показалось, что Шерлок сейчас поцелует его. Эта дикая и в то же время вполне реальная мысль заметалась в его голове. Детектив был слишком близко, чтобы на таком расстоянии вести нормальный разговор. — Джон… — уже почти стон. Уотсон нашел на ощупь руку Шерлока, и сжал ее в своей. Холмс глянул вниз, на переплетенные пальцы, а потом снова в глаза доктору. — Кажется, уже можно без объяснений, — услышал детектив севший голос Джона, и, не сумев справиться с собой, приблизился так, что теперь почти касался губами губ Уотсона. Холмс ощутил, как рука доктора коснулась завитков его волос, и мягко притягивает его к себе. Закрыв глаза, Шерлок прижался к губам Джона, сухим от напряжения губам… Доктор ни разу в жизни не целовал мужчин. Хотя, после знакомства с Шерлоком был один момент, когда он едва не сделал это сам. Это было в тот день, после того, как Мориарти едва не взорвал их бассейне. Вернувшись в свою квартиру, они толком не разговаривали. Сели, не сговариваясь, у включенного телевизора, и просидели так два часа. Потом Шерлок уснул, сначала свесив голову на плечо Доктору, а потом и вовсе съехав на его колени. И вот тогда, перед тем как оставить мирно дышащего во сне детектива и подняться наверх, Уотсону вдруг так нестерпимо захотелось поцеловать этого невыносимого человека, несколько часов назад спасшего ему жизнь… ...А сейчас горячие губы Шерлока ласкали его, покрывая поцелуями его лицо, шею… Добравшись до его плеча, Холмс прижался к нему губами. — Трижды, — прошептал Уотсон, забираясь пальцами в кудри Шерлока. — Помогает? – таким же шепотом ответил ему Холмс. — Еще как…