Я хочу, чтобы ты жила

      Меня трясло. От холода, от боли, выгрызающей рваную рану в груди. Больно было до судорог, до дрожи, так, что хотелось орать и выть во все горло. Больно было так, что я судорожно хватала ртом воздух, хотя умом понимала, что с легкими все в порядке. Я рыдала так долго, что началась головная боль. Я как можно крепче прижимала к груди руки с зажатой в них плюшевой игрушкой, закрывала рот ладонями, чтобы сдержать крик. Слезы без остановки текли по лицу. Я бессильно лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Плечи сотрясались от плача. В наушниках на всю гремел «Шейк». Его голос сводил с ума. Каждый аккорд причинял боль. - Костя… Костя… - как молитву, без остановки повторяла я. Знала, что не услышит, не узнает, что это бесполезно, но что еще мне оставалось делать? А голос все пел в наушниках: «А ты танцуй, танцуй На перекрестке огней, По радуге луж, По лезвию гроз».       Постепенно истерика утихла, и я пластом растянулась на кровати, не шевелясь и уперевшись взглядом в потолок. Теперь на смену «Шейку» пришли «Качели». Слезы сами текли из глаз, а в душе не осталось ничего, кроме опустошения. Ощущение было такое, как будто я больше никогда уже не смогу радоваться жизни. Скорее всего, так и будет. Без него мне не нужна жизнь, и даже целый мир кажется бесприютным и черно-белым. Даже если у меня будет все, о чем я мечтала, кроме него, я не буду счастлива. Потому что счастье – это каждый день быть рядом с Костей, заботиться о нем, помогать, поддерживать, засыпать, слушая его дыхание… Я всегда мечтала о том, чтобы найти того человека, который сумеет полюбить и принять меня такой, какая я есть. Но, очевидно, я просто не умею быть нужной, и на всю оставшуюся жизнь обречена остаться одна. Тогда уж лучше умереть, чем всю жизнь быть одной. Это гораздо, гораздо хуже.       Я приняла решение. На негнущихся ногах дошла до ванной. Пути назад не было и быть не могло. Полностью вывернула кран с горячей водой, и ванна с громким плеском начала наполняться ею. Я коснулась пальцем струи воды и обожглась, настолько она была горячей. Пришлось разбавить холодной хотя бы до терпимой температуры. Зато скоро я вообще ничего не буду чувствовать.       Скоро ванна была полна воды. Недрогнувшей рукой я достала из шкафчика над раковиной опасную бритву, сняла толстовку, в которой остались лежать мобильник и наушники и, как была, в футболке и спортивных штанах забралась в ванну. Надо резать как можно быстрее и глубже, вдоль вен, отстраненно подумала я. Чем глубже резану, тем лучше. Поднесла лезвие к запястью и со всей дури полоснула по нему, не сдержав крика от мгновенно пронзившей руку боли. Кровь выступила моментально, алыми разводами пошла по воде. Некоторое время я, как завороженная, наблюдала за этим, а потом, не жалея ни о чем, снова несколько раз хлестнула бритвой по руке. Количество порезов увеличилось на три. Руку жгло огнем. Не выдерживая, я зажала ее другой рукой и застонала. Несмотря на достаточно высокую температуру воды, меня бросило в дрожь. Смешиваясь с моей кровью, вода все больше окрашивалась красным. Было немного жутко смотреть на глубокие раны на собственном теле, но останавливаться я не собиралась.       Я еще раз несколько раз хлестнула себя по запястью и выше – на этот раз другую руку. Кровь брызнула в воду. Алые капли веселым узором смерти застыли на бортике ванной, на кафельной стене. Мое лицо словно окаменело. На все было плевать. Просто хотелось как можно скорее покончить со всем этим. Я застонала от боли и положила голову на бортик. В глазах темнело. «Наверное, от потери крови», - отстраненно подумала я, как будто это все происходило не со мной. Слезы на лице давно высохли. Было страшно смотреть на собственные окровавленные руки. Я опустилась ниже по стенке ванной и уперлась неподвижным взглядом в белый потолок. Как пел «Наутилус», «в комнате с белым потолком, с правом на надежду… в комнате с видом на огни, с верою в любовь…».       Нет. Никаких надежд, никакой веры больше нет и не будет. Я устала. Единственное, чего мне теперь хотелось, это собственной кровью написать на белоснежной стене четыре простых слова: «Костя, я люблю тебя». Оставить о себе хоть какую-то память. Я закрыла глаза. В руках пульсировала боль. Я чувствовала, как вместе с кровью из меня медленно, но верно уходит жизнь. Мелькали ленивые мысли о том, что я больше никогда не увижу моих друзей, мать, учителей… Не прочту ни одной новой книги, не сделаю ни одного нового рисунка… Интересно, что меня ждет там, за гранью? Одно ясно: нигде не будет хуже, чем здесь.       Думать становилось все труднее, шевелиться и открывать глаза не хотелось. Звук плещущейся воды доносился как будто издалека, как сквозь пробки в ушах. Перед внутренним взором стояло его лицо, его прекрасные глаза, чудесные серебряные волосы, открытая улыбка и мужественные черты… Как мне хотелось унести память о нем с собой в иной мир, или куда я там попаду. Даже после смерти я буду любить его и, может, когда-нибудь мы встретимся в более счастливой жизни.       До смерти оставалось не больше нескольких минут. Именно тогда зазвонил мой мобильный телефон. Сначала я не хотела брать трубку, но поняла, что не могу не сделать этого. Надрывающийся сотовый нервировал меня. - Дайте хоть умереть спокойно, - простонала я, с трудом разлепила веки и пошевелилась. Боль тут же прострелила обе руки, но я все равно взяла мобильник мокрыми пальцами. На экране высветился незнакомый номер. «Кому что от меня надо?» - недовольно подумала я и ответила на звонок, едва узнав собственный голос: - Алло. - Алло, это?.. – приятный мужской голос, низкий и хрипловатый, назвал мое имя. – Я туда попал? - Да, это я. А Вы… - и тут я замерла. Этот голос… он был знаком мне до боли. Когда я написала Косте письмо с признанием, оставила там свое имя и номер телефона.       «Этого не может быть», - мысль молнией пронзила разум. Я затаила дыхание, сердце на миг остановилось, чувствуя, что сейчас моя жизнь может измениться навсегда. - Константин Евгеньевич?.. – прошептала я в трубку. Он услышал. - Да. Это я. Я получил твое письмо. И, должен сказать, весьма тронут, - голос моего любимого был тих и спокоен. Я не сразу ощутила горячие слезы на щеках. Я не могла поверить в это чудо. Такое происходит только в сказках, а жизнь – не сказка, это я усвоила слишком рано и слишком хорошо. - Я так надеялась… - всхлипнула я. – Так хотела, чтобы это случилось… Только, наверное, Вы уже ничем не сможете мне помочь. - Почему? – удивился Кинчев, а потом заговорил быстрым, изменившимся голосом. Он все понял. - С тобой все в порядке? Где ты? - Константин Евгеньевич… - я еле ворочала языком. – Я у себя дома. Лежу в ванной со вскрытыми венами. Я умираю, Константин Евгеньевич. Но я счастлива, что Вы позвонили… - Ты вскрыла себе вены?! – Я услышала, как Кинчев громко выругался. – Ты одна дома? Вызови «Скорую», пока ты еще в сознании! Ты можешь это сделать? Я сейчас приеду, слышишь? Как мне тебя найти? – в голосе моего любимого, моего Котика звенела искренняя тревога и страх. В этот момент я поняла, что теперь точно должна выжить. Несмотря ни на что. Я чувствовала, что Смерть уже схватила меня своими холодными руками и тянула, тянула за собой. Сил сопротивляться не было, но я должна… должна… Я так хотела с ним поговорить, увидеть снова… Будет слишком глупо и трагично умереть вот так. К тому же я знала, что Костик будет винить в моей смерти себя, а этого ни в коем случае нельзя было допустить. - Скажите, что Вы хотите, чтобы я жила… пожалуйста… - прошептала я, отчаянно злясь на себя за слабость, сковавшую все тело. Тупое, неповоротливое тело! Даже просто держать глаза открытыми оказалось непосильной задачей. - Да! Да, я хочу, чтобы ты жила, слышишь? Я хочу, чтобы ты жила! – Костя почти кричал. – Слышишь, я вышел на улицу. Сажусь в машину. Скоро приеду. Как мне тебя найти! Не молчи! Эй! – он позвал меня по имени.       «Давай вставай, тряпка! Не смей умирать, идиотка! Не смей его расстраивать! – мысленно орала я на себя. – Не закрывай глаза! Вставай и сделай что-нибудь!!!»       Но это было так тяжело… Невозможно… Меня тянуло во мрак, спасительный мрак… Там нет ничего, ни боли, ни страха, ни злости… ни любви… - Я люблю тебя, Костя, - сказала я фразу, которую так давно мечтала сказать. И сразу наступила темнота.

***

…Я с трудом продралась сквозь тяжелый, неспокойный сон. Спать хотелось ужасно, но еще сильнее хотелось узнать, чья теплая, грубая, сухая ладонь сжимает мои пальцы. Все тело болело, особенно руки. Я с трудом разлепила веки и вздрогнула от неожиданности.       Передо мной на хлипком стуле у кровати сидел он. Наяву он был еще прекраснее, чем в моих мечтах. Это он держал меня за руку и спал, склонив голову на грудь. Ощутив мое движение, Костя пошевелился, а когда посмотрел на меня, с него слетел весь сон. - Очнулась. Слава Богу, - Кинчев чуть не подпрыгнул на стуле и склонился ко мне. Я же не могла оторвать от него глаз, а когда услышала его голос, сердце пустилось вскачь. - Как самочувствие? – заботливо осведомился Костя. Я ответила слабым голосом: - Вроде нормально… Мы в больнице? – я оглядела собственные забинтованные руки, плохо проштукатуренный потолок, белые стены, лекарства на тумбочке… В одной руке у меня торчала игла капельницы, а кровать, на которой я лежала, была жутко неудобной. - Да, в больнице, - подтвердил Костя. – Ты спала почти два дня. - Два дня? Значит, мама… - Только что уехала домой поспать. Она в шоке. Ты очень напугала нас обоих, - Кинчев серьезно посмотрел на меня, так, как умел он один. Я не отвела взгляда. - Была причина.       Помолчали. Я до сих пор не могла осмыслить того, что осталась жива и все-таки увидела моего Костика очень близко. Ради этого стоило рискнуть жизнью. - Вы с ней познакомились? С моей мамой? – спросила я. Костя кивнул и рассказал, как вычислил мое местонахождение по номеру телефона и приехал по адресу. Дверь в квартиру была открыта, поэтому он легко проник туда и, увидев меня, наложил жгуты и повез в больницу, а потом связался с моей мамой. - Если бы я хоть чуть-чуть опоздал, тебя бы уже не успели спасти, - покачал головой Костя. – Больше никогда не делай этого! - А мама? Что вы ей сказали? – с замирающим сердцем спросила я. Мне совсем не улыбалось откровенничать с матерью и объяснять ей что-то: не те отношения. - Правду, - отрезал Кинчев. - Нет! - Да. Так будет лучше, уж поверь мне. Если ты будешь меня слушаться, то все пойдет на лад. Ты снова захочешь жить и сможешь радоваться каждому новому дню. Мы все устроим. Я тебе помогу. – Костя начал гладить меня по голове теплой, нежной рукой, и он говорил так уверенно, что я поверила. Если он будет рядом, все будет хорошо. Я прекрасно знала, что он не сможет дать мне того, о чем я мечтала, но сейчас мне было достаточно просто его присутствия. Пока - достаточно. Глаза наполнились слезами. - Я люблю Вас, - прошептала я. Мой любимый подался ближе и осторожно обнял меня, а я – его. Вдохнула родной запах, и по лицу побежали слезы. - Знаю. А я хочу, чтобы ты жила.