Энвиньятар

Море в тёплом свете Ариэн лучилось глубокой, ясной синевой, а отблески казались нестерпимо яркими. Ольвэ прикрыл рукой глаза — за все прошедшие годы он еще не привык к этому новому, незнакомому морю. И по сей день он видел в нем багряно-алый отблеск. Ольвэ остановился на пологом пляже. Теплый, мелкий песок, мягкий и нежный, приятно обхватывал пальцы босых ног, легкий ветерок чуть ерошил волосы короля телери. Огромная гавань была прекрасным и мирным местом — но бесконечно пустым. Как все море, сколько хватало острых эльфийских глаз, было ровным-ровным, синим, ярким — пустынным. Только чайки кружились в таком же ярко-синем небе, иногда пикируя к воде и выхватывая рыбешку. Пустота... Еще ни разу он не видел эту гавань иной при свете, и от этого Ольвэ не мог оценить всей прелести новых светил. Остановившись в нескольких шагах от полосы прибоя, он присел на корточки и провел принесенным с собой прутиком черту на ровном серебристо-белом песке. Впервые это было так трудно. Каждую линию приходилось вымучивать из себя — через отвращение, через боль, через липкий страх, сводивший пальцы. Ольвэ сидел на берегу до темноты, и только когда из-за горизонта выплыла ладья Тилиона, сдался и ушел. Но с рассветом он вернулся. К полудню Ольвэ встал на ноги и отступил на шаг. На песке красовался большой, в добрых десять футов длиной, чертеж корабля. Настоящий, полноценный, хоть сейчас бери и строй по нему. Он был так же похож и не похож на белых лебедей, как бухта при свете дня на бухту под звездами. Не было уже ни прежней легкости черт, ни рвущегося ввысь облика, ни лебединой шеи ростра. Корабль был больше, мощнее и сильнее прежних, но в нем оставалась красота, ставшая разве что более основательной, менее летящей. По ровной глади моря прокатилась волна и бросилась на берег близ Ольвэ, основательно обдав его брызгами, а через мгновение исчезла, и на ее месте остался майа — высокий, среброволосый, с веселыми глазами цвета морской воды, сощурившимися в усмешке. — Здравствуй, король мореходов! Я наблюдал за тобой, — Оссэ деловито вглядывался в чертеж корабля. — Привет и тебе, Оссэ, — Ольвэ наклонил голову и улыбнулся при виде старого и верного друга. — Что скажешь? Оссэ поднял голову. — Значит, решился-таки, — неожиданно серьезно сказал он. И тут же снова улыбнулся, обнажив белые зубы. Из моря поднялась еще одна волна и хлынула на чертеж. Ольвэ вскрикнул возмущенно — он не понаслышке знал, что чувство юмора у майа отличается некоторым... скажем, своеобразием. В памяти было еще свежо воспоминание о том, как во время шторма его корабль вместе с ним самим подняло морским смерчем и понесло по воздуху. На счастье Ольвэ, на борту не было ни его жены, ни дочери — хотя, как он понял чуть позже, в таком случае Оссэ пошутил бы над каким-нибудь другим кораблем. Но так или иначе, а опустило их на отроге Пелори — целыми и невредимыми, но без шансов снять корабль вниз. Однако гнев был преждевременным, на сей раз Оссэ и не думал шутить над ним. Волна схлынула, оставив лишь небольшие изменения в чертеже. Ольвэ задумчиво вглядывался в них, размышляя. — А ты прав, — признал он. В самом деле, исправления, внесенные несколько бесцеремонно, и украсили корабль, и придали ему больше прочности и надежности. Ольвэ прикрыл глаза, и впервые с того дня, как он решился построить новый корабль, он сумел увидеть свое детище. Увидеть, каким тот должен стать, как он будет стоять у причала, шелестя парусами и чуть покачиваясь на волнах. А потом увидел десятки, сотни кораблей в Лебяжьей бухте. — Я подарю им попутный ветер, — пообещал Оссэ, точно увидевший ту же картину, что и его друг. И Ольвэ понял, что он сможет. Сможет вновь взять в руки топор и построить новый корабль, первый в их новой флотилии. И хотя большинство мореходов закроют плотно ставни, услышав звук топора — хоть несколько выйдут к нему и помогут. Ольвэ знал это. Он улыбнулся своему кораблю. — Я назову тебя Энвиньятар.