***
Она вошла в магазин, как в тронный зал, оглядывая стеллажи с придирчивостью королевы, шествующей по своей гардеробной. На спешащую к ней консультанта - молодую девушку с усталыми глазами, она едва взглянула, на приветствие ответила снисходительным кивком, а на вопрос «чем могу помочь» обронила: - Меня интересуют боа. На лице консультанта отразилось лёгкое удивление (боа в последнее время не пользовались популярностью, сказать точней - были забыты и впустую пылились на полках), но Снежная Королева ждала ответа, и девушка, натянув на лицо дежурную улыбку, сказала: - В таком случае, вы обратились по адресу. Прошу сюда. У нас в наличии есть боа из меха, страусиных перьев, перьев марабу... - Что ещё за марабу? - Это птица из семейства аистовых. Обитает в Марокко... Вот, взгляните. Клиентка посмотрела на предложенное ей боа задумчиво, и консультант уж было понадеялась на то, что этим поздний визит и закончится, но - увы: - Нет, - сказала клиентка. - Мне это не нравится. Покажите боа из страуса. И начался ад. Ад длился целый час, не меньше, и кругов в нём было определённо больше, чем девять. Красные боа клиентке не понравились, потому что не подходили к её волосам. Зелёные придавали ей болезненный вид. Жёлтый вызывал нелицеприятные ассоциации, рыжий не подходил тем более, синий был слишком тёмный, голубой был слишком светлый, сиреневый слишком тонкий, чёрный слишком короткий, а этот просто ощипанный какой-то... Господи, Боже милостивый, за что?! Наконец, привередливая фройлян остановила благосклонный взгляд на длинном и пушистом боа из фиолетовых перьев, накинула на плечи, повертелась в нём перед зеркалом и вынесла вердикт: - Беру. Заверните его. - Сию секунду, - просияла консультант, едва удерживаясь, чтобы не запрыгать от счастья. И как эту дамочку выносит муж? Или мужа нет, оттого и характером не вышла?.. Прошуршала обёртка, прозвенели монетки сдачи, победным звоном отозвали колокольчики на двери, и несомненная призёр в номинации «самый ужасный клиент года» наконец-то покинула магазин. Слава тебе, Господи.***
Несчастный водитель успел уже не только сжечь полбака бензина, но и послушать радио, замерзнуть, поспать, проснуться и, обнаружить, что пассажирки по-прежнему нет, и не предвидится, обругать и её, и себя, и уснуть обратно. Разбудил его настойчивый стук в окно. Уже не смея надеяться ни на что хорошее, он нехотя открыл глаза и ахнул: удивительно, но это была та самая пассажирка! Её не убили и не украли! Наклоняясь открыть ей дверь, он мельком посмотрел на часы. «И это называется - пять минут??» - явственно отразилось в его взгляде. - Простите, простите, простите, что заставила так долго ждать! - защебетала фройлян, элегантно падая на сиденье. - Я не нарочно, честное слово… - Ничего страшного, - мягко ответил водитель, ослабевая под прицельным обстрелом антрацитово-чёрных глаз. - Вас подвезти на Колингассе, дом 23? - О, нет. Подбросьте меня к парку Венедигер, если не сложно... Таксист присвистнул. Парк Венедигер - это был другой конец города, и в такое время там наверняка не было уже ни души. Но отказать он не мог. Доехали быстро - дорога и впрямь оказалась пустой. Тихо играло радио, разговор не клеился, но обоюдное молчание было наполнено тысячей обещаний, и не доставляло неудобства. Водитель любовался изящным профилем пассажирки, та рассеянно поглаживала лежащий у неё на коленях шуршащий свёрток и улыбалась - чему? О, таксист был уверен, что знает. Они припарковались на обочине. Погасли фары и подсветка приборной панели, салон автомобиля погрузился в интимный полумрак. Улыбаясь, мужчина повернулся к пассажирке, и та с готовностью потянулась навстречу, подставляя губы для поцелуя. Её мраморно-белая кожа была холодна, точно мрамор. - Что же вы не сказали, что замёрзли, фройлян? - шепнул таксист, беря её руки в свои. - Пустяки, - с улыбкой отозвалась она. - Думаю, вам не составит труда меня согреть... Он был уверен, что понял намёк. Он был уверен, что застёжки соболиной шубки могли бы поддаваться и каплю быстрее, но руки дрожали от напряжения, а хозяйка этой роскоши не спешила ему помогать. Он задыхался от желания, будто школьник, впервые тискающий одноклассницу на заднем сиденье, и неудивительно, что от него ускользнуло, в какой момент тёмные очи незнакомки, обещавшие так много, полыхнули дьявольски-алым, а тонкие пальцы, на вид едва ли способные поднять что-то тяжелее ридикюля, впились в его плечи, словно когти хищной птицы. Миг - и девушка вжимала его сиденье, и нежная улыбка её куда больше напоминала оскал хищника. - Кричи, - приказала она. И он закричал. Он кричал, когда она наклонялась к нему, медленно и жутко, как в дурацких фильмах, которые он когда-то смотрел вполглаза, а после долго мечтал забыть. Он кричал, когда в его шею впились две ледяных иглы, кричал, когда его жизнь жарким потоком хлынула из прокушенной вены, кричал, когда с кристальной ясностью понял: он не переживёт эту ночь. Он не протянет даже часа. Да, что там часа – нескольких минут. И действительно - перед глазами становилось темно, сердце билось уже медленно, неохотно, по телу разливался предсмертный холод... И было уже не страшно - было всё равно. Потом и вовсе ничего не стало. Его убийца, оторвавшись от своей жертвы, посмотрела в зеркало заднего вида. Оценив свой вид, она облизала губы, смоченные кровью недотепы водителя. А затем поправила прическу, как и положено милой, добропорядочной фройляйн. И вышла из машины, не забыв прихватить драгоценный сверток.***
Утро в замке фон Нойманнов, как правило, начиналось с музицирования: Бальтазар включал патефон и под звуки арфы, аккордеона, саксофона и порой даже органа часами размахивал палочкой, оттачивая свое дирижерское мастерство. Нельзя сказать, что за десяток лет остальным обитателям замка эти экзерсисы не надоели до чёртиков, но, понимая необходимость этой ежеутренней пытки, они терпели, и лишь изредка младшенький Номайнн устраивал скандал, требуя «выключить эту гадость». Впрочем, это обычно бывало вызвано вовсе не качеством музицирования, а положением Венеры в Деве и отношением Марса к Юпитеру. Но сегодня утро выдалось тихое. Каспара нигде не было видно, Бальтазар репетировал, Мельхиор меланхолично допивал едва теплый чай под раздумья о предстоящем визите фон Кемпфера и слухах насчёт Кукловода, в последнее время подозрительно зачастившего в Башню графини. И тут, словно гром с ясного неба, на пороге гостиной возник Каспар, во всей красе своих двух метров роста, облачённых в кожу, ремни, заклёпки и сапоги на шпильке. И боа. Узрев последнее, Мельхиор едва не выронил чашку, а Бальтазар - дирижёрскую палочку, и оба воззрились на брата, будто видели его впервые. - К... Касси, - откашлявшись, начал старший Нойманн. - Будь любе...зна, объясни нам - что это?! - Боа, - басовито отозвался младший, вскидывая брови в позицию «домик». - Вчера купила. А что? - к «домику» добавились жалобные глаза. - Тебе не нравится? Бальтазар мученически вздохнул и посмотрел на Мельхиора. Тот качнул головой - мол, ты старший, тебе и разбираться. Василиск вздохнул ещё раз и начал: - Эм... Видишь ли, Касси... Стоит ли говорить, глядя на страницы фотоальбома РКО, заботливо собираемого герром фон Кемпфером, что в тот скорбный день не только красноречие герра фон Нойманна-старшего так и не было оценено по достоинству, но и сама суть слов его до ушек фройлян фон Нойманн-младшей так и не дошла?