Упал

Маки-чан упал. Упал. Маки-чан. Около финиша, пятьдесят метров. Упал. Тодо больно — он первый. Стоит за финишной чертой. Вот подъехал второй. Вот третий. Все финишировали. — Маки-чан, вставай, — шепчет со страхом. Перестав скандировать имя победителя, люди, наконец, устремили свой взор на Макишиму, который, к слову, не двигался. Прошли пять минут. Пять минут для всех — вечность для Тодо. Ему хотелось кричать, громко, надрывно, чтобы его Маки-чан услышал. Хотелось, чтобы подошёл, улыбнулся своей этой улыбкой и сказал, что в следующий раз возьмёт реванш. А он лежал. Все лежал. Сколько тогда чувств было в голове — не описать. Было страшно, больно и почему-то совсем не радостно. Он любил, когда они ехали лоб в лоб, любил его танец, любил всего. Спустя, казалось бы, две вечности, подошли люди. Пытались поднять — не смогли. Он упал. Опять. На грязную землю. Джинпачи не мог сделать ни шагу. Он думал, думал, бесконечно долго думал. И сорвался с места. Не дали подойти. Не дали убрать волосы с лица. Не дали посмотреть в глаза. Ничего не дали. Лихорадочно осматривая Юскэ, заметил разбитые локти и колени, которые были все в крови и грязи. Почти все люди ушли, лишь некоторые продолжали перешёптываться между собой о том, что могло бы стать причиной падения. Тодо сидел на траве, обхватив голову руками, сидел там, где лежал Макишима.

***

Шипя от боли, Юскэ мужественно терпел обработку его "ужасных ран". Макишима просил всех, чтобы никто к нему не приходил, но разве кто-то слушал? Онода и Тадокоро приходили почти каждый день. Несколько раз даже Аракита приезжал к нему. Без Тодо. Джимпачи не звонил и не писал, что для него слишком несвойственно, обычно это он печется из-за всякой ерунды, а тут, когда Макишима в больнице — ни слуху, ни духу. Это обижало! Макишима считал, что Тодо отказался от него. Ему стало стыдно за своего соперника. Да, соперника... Он больше не хочет общаться, ведь это позорное падение... Было грустно. И обидно. Вдвойне обидно! Когда в один из дней Макишима лежал и читал очередную книгу, уже совсем не ожидая, что Тодо придёт — он пришёл. Робко постучав в дверь, что совершенно на него не похоже, он вошёл. — Маки-чан. — Тодо. — Маки-чан? — Тодо? Притянув за футболку, невесомо коснуться губ, отвернуться, чтобы скрыть смущение. Притянув за волосы, поцеловать. Настойчиво и нежно, будто в первый раз. Гадко хихикающий Аракита, выходящий из больницы, видимо, видел больше, чем нужно. Но это уже совсем другая история.