Он только мой!

Я не знаю, когда это началось. Я не знаю, когда это закончится. Да и закончится ли? Однако сейчас это волнует меня меньше всего. Я сглатываю подступивший к горлу ком такого привычного уже отчаяния, низ живота и пах ломит от дикого возбуждения, руки заметно трясутся. Лёша сидит рядом со мной за кухонным столом и макает банан в банку со сгущёнкой, а потом откусывает его, пачкая губы в белой вязкой с... сгущёнке. Фантазия не на шутку разыгралась. Как обычно. Вот как? Как можно так увлечённо есть и не замечать, как я на него пялюсь. Ведь это же слишком заметно. Даже пару раз было, когда я вот так на нём залипал, меня отец под столом ногой пинал, чтобы я оторвался от этого зрелища. Я усмехался, делая вид, что всего лишь жду, когда эта баночка перейдёт ко мне. Но сейчас мы на кухне были одни. Поздний вечер зимних каникул и приглушённый свет кухонной лампы. Доедая банан, он обращает на меня своё внимание. - Ты есть не собираешься? - с удивлённой усмешкой спрашивает он. Да, это ведь я потащил его на кухню. Я был голодный, однако сейчас во мне проснулся совершенно другой голод. - Расхотелось... - тихо отвечаю я и отхлёбываю ещё тёплый чай из здоровенной кружки. Он принимается чистить второй банан. Сладостная пытка... Мы никогда не могли отказать себе в ночных посиделках. Вот и сейчас в первом часу ночи мы набиваем животы всякой сладкой и вредной гадостью. Я всё же затолкал в себя пару мандарин и шоколадку. Как бы это ни звучало. Алекс убрал со стола и потянул меня обратно в комнату. Чёрт, я же обещал ему умопомрачительный ужастик на реальных событиях. Блядь, вот кто меня за язык тянул? А, не, я вспомнил один подходящий. Надеюсь, ему понравится. Мы тихо поднялись на второй этаж, закрылись в своей комнате, выключили свет и завалились на кровать. Мама с папой спят внизу, поэтому даже если мы здесь будем на ушах стоять, нас никто не услышит. Я поставил фильм на загрузку, Лёша настроил трансляцию с ноута на телевизор. Честно сказать, не знаю, зачем этот предмет техники в нашей комнате (я про телевизор), его никто из нас не смотрит, и используется он только в подобных этому случаях. Две минуты и на большом экране появляется заставка "Шесть демонов Эмили Роуз". Всё, теперь можно отпустить свои мысли в вольное плавание, ибо братишка будет увлечённо пялиться на историю с экзорцизмом. Он просто помешан на этом! Его плечо касается моего, и я вздрагиваю от разливающегося по телу тепла. Иногда мне кажется, что природа по ошибке сделала нас братьями или кого-то из нас подменили в роддоме и мы друг другу не родные. Да, я совсем ебанулся. Сколько себя помню, у меня всегда было к нему немного извращённое чувство братской любви. Перед глазами замелькали картинки, и память услужливо перешла в режим "Вспомнить всё". В возрасте десяти лет я впервые серьёзно заболел. Температура под сорок держалась несколько дней. Мама выгоняла Алекса из нашей комнаты, опасаясь, что пятилетний организм не выстоит против летающих в воздухе микробов. Но Лёша дожидался, пока все заснут, тихо-тихо пробирался в комнату и, застыв у двери, так же тихо звал меня. Если я не откликался, он подходил поближе, прислушиваясь, и, убедившись, что я жив и дышу, уходил. Если же я не спал и отзывался, он забирался ко мне под одеяло, разбивая вдребезги все мои аргументы одним своим: "Подумаешь, заболею. Зато мама перестанет отправлять меня спать вниз. Там темно и страшно." Уже тогда я хотел, чтобы это чудо спало только со мной, но не хотел, чтобы он подцепил заразу, засевшую в моём организме. Утром мама, обнаружив Алекса рядом со мной, будила его, уводила вниз и отчитывала, говоря, что мне нужен отдых, а Лёша мне мешает. Когда она сказала это в первый раз, он не приходил весь день и всю ночь. Утром я сам выполз из комнаты и по дороге в ванную встретил Лёшу, сидевшего на ступеньках и листавшего книгу с грустным видом. Я подсел к нему, а он, увидев моё состояние, потащил меня обратно в постель и сказал не сидеть на полу. Я спросил у него, почему он не заходил. Он лёг рядом со мной и рассказал всё, что ему сказала мама. Я лишь усмехнулся и сказал, что если мне кто и мешает, так это она сама. Нет, в самом деле. Если я засыпал, Алекс тихо сидел или лежал рядом со мной, а мама постоянно будила. Когда мне стало лучше и родители уже без зазрения совести могли оставить нас одних, я частенько забывал про таблетки, но про них всегда помнил Лёша. Раньше в нашей комнате было две кровати. Папа даже предлагал мне или Лёше ещё одну комнату, что и по сей день используется нами как чердачный склад, но я упирался, что хочу именно эту комнату, а Алекс говорил, что ему страшно будет одному спать, тем более на чердаке. Ему всегда снились кошмары. Всегда. Родителям-то хорошо, они внизу спали и не слышали, как он во сне стонал/кричал/метался по постели... Поэтому либо он ко мне в кровать забирался, либо я к нему. В общем, в любом случае мы просыпались вместе. А потом стали сдвигать кровати. Утром, когда мы оба куда-нибудь уходили, папа постоянно их раздвигал. Видимо, ему это скоро надоело, и он поговорил со мной на эту тему. Я всё ему рассказал. В смысле, про кошмары. После этого в нашей комнате вместо двух кроватей, появился большой диван, который сейчас сменила двуспальная кровать, правда, родители всё же поставили нам "гостевой" диван. Лёша всегда спал со мной. Так приятно обнимать его, прижимать к себе, когда он спит. Чувствую себя стражем его сна... Это в двадцать-то лет!... Я извращенец. М-м-м. Помню, ему было тринадцать, когда он подсел на Книгу Фанфиков. Вернее, сначала он подсел на Людей Икс, а потом уже на фанфики по Иксам. Тогда-то я и вытряс у него каминг-аут по поводу его ориентации. Не может же полностью гетеросексуальный парень читать слэш-фики по Логан/Скотт и поправлять стояк в штанах? В обмен на его признание мне тоже пришлось признаться, что позиционирую себя как би. А чего нам обоим стоило сказать родителям. Я думал, отец с нас сто шкур спустит, но и он, и мама отнеслись к этому более-менее спокойно. Я немного подстёбывал брата, когда он, начитавшись фанфиков, как бы между прочим уходил в ванную. Правда, я сам был не прочь смыться в ванную, в другую комнату, да хоть куда-нибудь, чтобы спокойненько удовлетвориться, а эта сволочь возвращалась с довольной мордашкой и чашкой с бананами и топлёным клубничным мороженым. Мне быстро надоела эта беготня и я сказал ему, что если он хочет, пусть дрочит в комнате, потому что я больше уединяться в других комнатах для сего процесса не собираюсь. И я ведь действительно больше не уходил. Алекс сначала смущался, а потом забил и тоже перестал "выходить на пять минут". Я сначала пожалел об этом, ибо мне дико хотелось прикоснуться к нему, но когда понял, что могу хотя бы сколько угодно смотреть на это, похвалил себя за иногда умные мысли. В универе одногруппники часто прикалываются по поводу моей "одержимости". Хорошо, когда есть лучший офигенный друг, который обо всём знает, понимает, не осуждает и смягчает слишком жёсткие шутки, я бы даже сказал, подъёбы. Нет, я честно пытался отгородиться от брата, но без него возникало стойкое ощущение, что я даже дышать разучился. Мне хотелось постоянно быть рядом с ним, прикасаться к нему... Вот тогда-то я и начал кидаться на всех, кто подходил к нему слишком близко. Иногда у меня появлялось такое чувство, будто Лёша источает какие-нибудь сверхмощные флюиды, потому что к нему липли все, кому не лень. Пришлось даже влепить оплеуху одному знакомому, когда он сказал, что хотел бы развлечься с ним. У Алекса обманчиво-наивный взгляд, но сам он далеко не наивен, если только не влюбляется. Не знаю, как я не придушил его парня, ведь он же буквально в штаны к нему лез и смотрел на него так, будто сожрёт сейчас! Лёше тогда только-только четырнадцать исполнилось, а тому ублюдку уже восемнадцать было! Сука! До сих пор бесит. Моими усилиями они не провстречались и двух месяцев. Мне до сих пор стыдно за это, но я рад, что Алекс не достался этому мудаку. Братишка так прижимался ко мне, когда ему было особенно плохо... И сейчас, спустя год, я уже не могу отказать себе в удовольствии обнимать его и "в шутку" лапать везде, где только позволяется. Пару раз он мне даже в челюсть двинул, когда я совсем обнаглел, но так, чисто предупреждающе. - Ты в душ пойдёшь? - сонно спросил Алекс, опустив голову мне на грудь. Фильм уже закончился. Я и не заметил. - Утром пойду, - сказал я, прикрывая глаза. Лёша ушёл. Я не могу, не могу больше быть ему просто братом. Не могу больше касаться его и не чувствовать ответных прикосновений. Просто не могу. Алекс возвращается в комнату в махровом халате, на ходу высушивая волосы полотенцем. Я внимательно смотрю за ним, не думая ни о чём. - Ты чего? - спрашивает он, подходя ближе. Я молча притягиваю его к себе, отбросив полотенце, и опрокидываю его на кровать, нависая сверху. - Паша, блядь, какого чёрта? - усмехается, думая, что я шучу. Нет, Лёш, прости, но мне не до шуток. Я целую его в губы (такого я ещё точно не делал) и развязываю пояс на его халате, воспользовавшись секундной шоковой заминкой. Придя в себя, Алекс упирается руками в мои мощные плечи, пытается оттолкнуть, но куда там. Не зря же он мою внешность с Саблезубым сравнивает. Я распахиваю полы халата, прижимаясь ближе к нему, не позволяю ему отвернуться и продолжаю, наверное, слишком грубые попытки целовать его. Он пытается скинуть меня ногами, или хотя бы пнуть чуть сильнее, чем получается. - Паша!.. Хватит... Прекрати! - хрипит Лёша, так соблазнительно не произнося букву "р", урвав немного кислорода, цепляясь руками за длинные рукава моей футболки. Я возобновляю поцелуй, но Алекс всё-таки отворачивается, и я целую его в шею уже нежнее. Нужно менять стратегию, так я его только пугаю. Опираюсь на одну руку, второй глажу его по животу и бедру, чуть приподнимаюсь и накрываю рукой его пах, ласкаю языком и губами шею и ухо. Он пытается меня ударить, но я перехватываю его руку и целую ладонь, провожу языком между пальцев. Лёша вздрагивает. Он моментально возбуждается. Я, конечно, знал, что ладони его самое чувствительное место, но не до такой же степени. Жарко. Провожу рукой по его члену и смыкаю пальцы вокруг него. Алекс часто дышит и уже не сопротивляется, просто ёрзает подо мной, вцепившись в бедную футболку. Я снова целую его мокро и страстно. Он, забывшись, отвечает, а потом сразу же отворачивается. Расстёгивая ширинку, приспускаю штаны, высвобождаю свою возбуждённую плоть и обхватываю рукой сразу два члена, двигая ею медленно. Лёша стонет, когда я слегка прикусываю кожу на его шее. М-м-м, братишка, я ведь прочитал всё, что ты написал, и даже то, что ты положил в ящик с пометкой "Выбросить". Я знаю, что тебе нравится и как. Его губы как мягкая наждачка - всегда потресканные и искусанные. Он запрокидывает голову, подставляясь ласкам. Я целую его в подбородок, в губы и наконец беспрепятственно проникаю языком в его рот, немного ускоряя движения рукой. Лёша тихо стонет сквозь поцелуй, раздвигая ноги и двигая бёдрами в такт моей руке. Огромных трудов стоит сдержаться, чтобы не трахнуть его. Нет, это будет уже слишком. Капельки смазки стекают по моим пальцам, ещё ускоряюсь, ибо терпеть уже больше нет сил. Алекс замирает на секунду, вздрагивает и, разорвав поцелуй, судорожно вдыхает ртом со стоном. Я изливаюсь следом. Немного придя в себя от головокружительных ощущений (в частности от того, что Алекс лежит подо мной в таком же состоянии), спускаюсь вниз и слизываю сперму с едва заметных клеток пресса. Лёша тяжело дышит и, когда я поднимаюсь поцелуями вверх, целует меня. Я ведь только что... А он меня... Неважно. Я раздеваюсь, Лёша избавляется от халата и отворачивается от меня. Готов поспорить, его лицо огнём пылает. Ложусь рядом и прижимаю его к себе, обвивая расслабленное тело руками. Я всегда обнимал его, но не так, как сейчас. Я ещё никогда не чувствовал его всем телом, чтобы и миллиметр одежды не разделял нас. Он позволяет мне целовать его, зная, что это уже далеко не шутка. И единственное, чего я сейчас хочу - чтобы эта сказка утром не растаяла.