*
Честер смотрит на него, сидящего за ноутбуком. Майк – сосредоточенный, морщинки между сведённых бровей, в глазах чуть видны красные капилляры от долгого пребывания у монитора, волосы в беспорядке. Окно открыто, в комнату то и дело врывается прохладный воздух, дышится легко. – Легко дышится, – срывается с губ Честера. – Что? – Майк поворачивает голову, встречая его взгляд. Как всегда – он весь в работе, не замечает ничего вокруг, не слышит. Столько лет совместной работы, но Честер, не переставая, восхищается тем, как талантлив и как предан делу Майк. – Да ничего, – Честер еле заметно улыбается, его глаза наполнены умиротворением и теплотой. – Как работа? – Затягивает. Теперь улыбается Майк, и эта его улыбка – открытая, красивая до неприличия, – она… затягивает.*
Сколько раз ваши глаза застилала пелена, и становилось неважно, что будет дальше, только бы этот момент сейчас был таким, словно только он и складывается в целую жизнь?*
Честер медленно шагает вперёд, к середине комнаты. – Майк… – Да? Он не раздражён тем, что Честер отвлекает его от работы. Видно, он уже устал. Видно, как его глаза расслаблено блестят. Честера обдаёт прохладным воздухом, Честер чувствует что-то до безумия странное внутри, и это странное несёт его, как по волнам, и он не помнит себя, словно в разгар выступления. – Ты замечал когда-нибудь, как я смотрю на тебя? – Каждый день. Майк смеётся, смеётся искренне. Он самый весёлый на планете человек, он всё вокруг может превратить в шутку. – Каждый. Честер кивает, сглатывает, чуть опускает голову; его шея напряжена. – Каждый, Майк. – Ты любишь на всех смотреть, – Шинода непринуждён и лёгок. – Да, – Беннингтон, не поднимая головы, закрывает глаза и непроизвольно прикрывает ладонью губы. – Всё в порядке? – Майк вдруг снова становится серьёзным, видя странное состояние Честера. А Честер молчит, лишь качает головой из стороны в сторону, так и не открыв глаз, качает почти незаметно, но это похоже на жест, означающий «Нет». – Тебе плохо, что-то болит? – Майк встаёт и берёт его за плечи, чуть встряхивая, потому что ему кажется, что состояние Честера близко к обмороку. Беннингтон молчит. Он поднимает руку и пальцами касается запястья Шиноды. Сначала касается, затем ведёт вверх по руке, касается пальцев, вцепляется в пальцы, сжимает пальцы. Резко поднимает голову, открывает глаза, смотрит в глаза Майка.*
Вы думали когда-нибудь, как пахнет ветер? Как звучит красота? Какова на ощупь поверхность луны?*
Их взгляды встречаются – на пару секунд. Глаза Майка – глубокие, глубже моря, блестящие, огромные, безумно родные, добрые, сосредоточенные. Глаза Честера – восхищенные, возносящие до неба, прекрасные до того, что в это невозможно поверить. Пара секунд, а в ней – то, чего не было, но что согревало и держало на грани обморока. То, ради чего хотелось или умереть, или жить, упиваясь жизнью. То, что нельзя объяснить и то, от чего слёзы – крупные, словно град, – катятся по щекам в тёмной комнате. То, от чего можно убежать, но никогда – навсегда. То, от чего сердце загорается огнём, но то и дело огонь оборачивается пустотой. От чего щемит душу, и ничего – совсем – нельзя с этим сделать. То, от чего шея покрывается потом, холодным как снег. То, что никогда не отпустит и будет затягивать в бездну летними вечерами. Безудержная воронка. И веки, ресницы, дыхание. И шёпот листвы за окном. И прошлое вперемешку с туманным будущим. Вот оно, так близко, дыхание Майка, и только его запах, и рубашка, и тело – сильное, мужественное… Пара секунд. Даже меньше. – Честер? – Майк вопросительно на него смотрит. – Всё в порядке, Майк. Голова закружилась, – Честер улыбается. – Теперь нормально? – Да-да, – он кивает. Майк дружески хлопает его по плечу, затем убирает руки и снова садится за ноутбук. – Не пугай так, – его глаза просто чертовски блестят в темноте. – Не буду. Работай, – Честер с улыбкой выходит из комнаты. Выходит, закрывает дверь, опирается о стену, стоит, не двигаясь, потеряв счёт времени. Голова его запрокинута, глаза закрыты, губы еле заметно трясутся. Он подносит руку – ту, которой вцеплялся в пальцы Майка – к своему лицу. Вдыхает. Касается ей губ. Съезжает по стене вниз. Смотрит в окно, на почти зашедшее солнце. На закат, на пустоты неба, на белёсую дымку. Вдыхает запах прохладного воздуха, вдыхает и выдыхает. В душе всё смешалось, ветер и дым, миндаль и воспоминания. И тонкой струйкой вниз по съежившейся душе скатывается что-то, чему нет объяснения. Что-то, что можно понять, лишь сидя на краю обрыва и смотря, как ливень срывается в пропасть, срывается и тянет за собой.***
Сколько раз вы пытались стереть пыль с закоулков души? Сколько раз хотели лететь с ветром и не могли, потому что ветер был слишком высоко? Сколько раз опадали листья за вашими окнами? Опадали, кружась в последнем танце.*
Столько раз вы замёрзшими пальцами писали что-то на зимних окнах, писали и стирали, оставляя свою боль на стекле.*