***
Комната осталась прежней. Всё та же мягкая постель, мрачные стены, картина на стене, пыльное окно, разве что паук куда-то делся. Жаль, Аллен успел к нему привыкнуть. Тим, правда, ревновал, но что поделать. О, а вот и он — ритуальные круги над ним наворачивает. Поспать не дал нормально троглодит-полуночник. Вздохнув, парень понял, что вставать лень. Лень настолько, что хоть зайди к нему сейчас Канда в розовых стрингах, он не встанет. Представив себе эту картину, Аллен заржал. Он ухахатывался так, будто это было в последний раз в его жизни. Держась за живот и катаясь по кровати, он с удивлением замолк с открытым ртом, когда дверью постучали с пинка об стену, и на пороге нарисовался-не сотрешь бравый мугеноносец. Канда был всклочен, помят со сна и крайне возмущен. — Мояши, что за истерические припадки?! Сейчас ещё и конвульсии обеспеч… Мечника беспардонно и нагло прервал новый взрыв хохота. Учитывая, что когда он вломился, полуголый припадочный сел, то теперь парня скрючило и явно распирало как акуму четвертого уровня, нашпигованного пулями Кросса. С нецензурным выражением лица мечник стремительно подошёл к седовласому и тряхнул за плечи. Тот, весь раскрасневшийся и горячий после сна и смеха посмотрел ему в глаза, зависая, как и сам брюнет, завороженный искорками веселья в оживших глазах подростка. Аллен смотрел в синие глаза напротив, которые сейчас выражали недоумение и раздражение, не в силах оторваться — в голове возникали разные образы Юу, но внезапно Мояши вспомнил, что перед парнем он в одном белье, и покраснел. Пошла цепная реакция. Белье равно стринги равно новая порция заливистого хохота. Не в силах ни согнуться, ни разогнуться, Уолкер не сообразил ничего лучше, как опереться о плечо нависшего над ним японца, слегка похлопывая. Канда охренел. Покраснев и залепив «визгливой безмозглой маразматичке» затрещину, Юу широким чеканным шагом вылетел за дверь, едва не споткнувшись о порожек, а Аллен продолжал похихикивать, сидя на постели и потирая макушку. Глубоко вдохнув и протяжно выдохнув, он упал на постель — спутанные, отросшие до лопаток волосы разметались по подушке. Полежав так пару минут в тишине, Аллен с удивлением услышал матюки из-за стенки, осознавая, что самурай сменил покои. В честь какого праздничка, интересно? Резко поднявшись, и врезавшись лбом в не ожидавшего такой подставы Тима, Аллен потер шишку и начал одеваться. Дальше всё шло спокойно и равномерно — он умылся, привел себя в порядок, заказал кучу еды у чуть не расплакавшегося от экстаза Джерри, и расположился за единственным свободным столом. Когда в столовую пришёл дерганый мечник, Аллен подошёл к десерту. Отбуксировав груду уже пустых тарелок и прихватив кувшин чая, парень уселся за самое прекрасное, что могло создать человечество после электрической лампочки и волокноотделителя — митараши данго. Растягивая удовольствие от десерта, парень с удивлением обнаружил напротив себя невозмутимого мечника. — Доброе утро, Канда! Как спалось? — Вновь хихикнув, спросил седовласый. Тот недовольно поджал тонкие губы и поднял на Мояши тяжелый взгляд. — Прекрасно! — Сарказм пробрал легкой дрожью вдоль позвоночника. — Особенно когда одно белобрысое чмо решило поболтать о вечном со своей желтой хуйней в два часа ночи, а потом в четыре вдруг сочло очень важным настукивание по стене злоебучей мелодии, которая мало того, что бесит, так ещё и привязывается, как Кроль после двухмесячного воздержания в женском монастыре! А после эта же самая хуйня, с, несомненно, богатым внутренним миром, который мне уж очень хочется лицезреть на лезвии Мугена, начала ржать заправской кобылой! Я ничего не упустил, Мояши?! — Повисла тишина. Аллен, постепенно краснеющий от слов мечника, гулко облетающих, казалось, весь Орден и Париж заодно, нервно поправил резинку на хвосте. Давно пора было постричься. — Прости, я не думал что ты… там… — Да ты вообще это делаешь раз в световой год! — Ну, я же извинился! — Как благородно, я прям щас сдохну от восторга! Ещё раз такая фигня будет, я тебя в окно вышвырну! — Дак зима же!.. — Да мне побоку! Заткнись и ешь! — Аллен уткнулся в тарелку, и украдкой посмотрев на Юу, еле подавил желание показать ему язык. Представив себе лицо мечника, Уолкер издал смешок, тут же закрыв себе рот ладонью. Канда зыркнул волком. — Мояши, тебя чего так распирает? Ты заткнешься сегодня вообще, маразматичка старая?! Заебал уже ржать! Куришь, так не буянь! — А ты не завидуй! Мне хоть весело! — Хочешь, я тебе ещё и откат устрою?! Безвобездно! — Последнее слово Юу проговорил голосом совы из Винни-Пуха. Уолкер пару секунд смотрел на него и вновь хохотнул. Со стороны эта картина смотрелась жутко. Аллен. Ржет. В. Компании. Того-чье-имя-нельзя-называть. Психанув, Канда бросил палочки, и стремительно покинул столовую. На Уолкера косились как на душевнобольного. День начинался весело. А вот и Линали. Его отправляют на миссию.***
В кабинете оказался и Канда. Когда Уолкер вошел, открыв рот для приветствия, Юу подскочил со своего места. Единственного свободного, так что жопу поднял — место потерял, подумала стопка листов с половину роста Аллена и спикировала на пустой клочок дивана, где раньше была Её Величество Задница Канды. — Я с этой мелкой шизофреничкой не поеду! Он ненормальный! — БаКанда, по себе всех не судят! — Мояши, не лезь, когда взрослые разговаривают! — Что-о-о-о?! Сам заткнись, придурок! — Комуи, вколи ему что-нибудь, чтобы он был безобидным и тапочки мне носил! — Аллен не сдержался и огрел мечника папкой. Юу треснул ему ножнами и китайцу заодно, так как тот уже хрипел, подавившись кофе. Очки Ли съехали, трагично свисая с одного уха, и он нервно улыбнулся в знак благодарности, мечтая отправить их в…путь. — А тебе антиозверин не вколоть?! Глядишь, поумнеешь, хотя куда там, — снисходительно бросил парень. — Кхм, в общем, идите…на миссию… Ага… — Махнул Комуи, отодвигая чашку. Экзорцисты ушли, переругиваясь.***
Дорога до окраины России была равна переходу через Ковчег, и не ознаменовалась ничем, кроме ругани двух сильнейших экзорцистов. Улицы встретили их промозглостью и сугробами по пояс. Они пошли вперед, кутаясь в плащи и осматриваясь. Похоже, группы бродячих артистов здесь воспринимались спокойно, потому что седовласый заприметил цирк. Возле входа жонглировали клоуны, и раздавала листовки акробатка. Уолкер взял лист, улыбаясь. Он и правда хотел сходить, к тому же времени у них было много — странная активность метелей, как выяснилось, начиналась в полнолуние, на второй день, а до него ещё день, и возвращаться не хотелось. А вот с ночлегом были проблемы. Про гостиницы здесь и не слышали, а с переводом был такой кошмар, что приходилось разъяснять жестами. Потом они случайно встретили группу из парней и одной девушки — они шли и пели песни, какой-то хор из столицы. — Вы экзорцисты? — Звонким голосом спросила девушка. Аллен поплотнее закутался в плащ и кивнул. — Пойдёмте, переночуете у нас! Только мы сейчас выступаем, пойдете? — А там тепло? — Конечно! — Метель была ужасная, и Аллен старался не отставать, ухватив за край рукава Канду. Тот не возражал. Дошли быстро, и вскоре девушка усадила их, и побежала готовиться. Им принесли чай, и так рад простому напитку парень не был никогда. От чего-то создавалось невероятное ощущение уюта и тепла, несмотря на короткие косые взгляды. Ну ещё бы — черные монахи редко приходили сюда. Когда заиграла веселая заводная мелодия, а недавняя знакомая выбежала на небольшую сцену в цветастом платье с большим количеством юбок и длинной толстой косой, невольно заиграла легкая улыбка. Он долго не мог понять ни слова, но голос девушки был чистый и приятный, немного низкий. Зал отозвался аплодисментами, кто-то начал пританцовывать, вставая с мест, женщины подпевали, рождая хор голосов, легкий и добрый. Так прошло четыре песни, и мелодия из игривой и подначивающей пуститься в пляс, перешла в более спокойную и больше народную. За ней шла больше похожая на частушки, после спокойная, но веселая, и ей с радостью подпевали все в зале. А вот за ней — медленная и грустная. Искатель, подошедший к ним, сказал, что это о девушке, насильно выданной замуж. Девушка уже сидела, устав плясать, и слегка раскачиваясь, прикрывая глаза и словно сочувствуя этой девушке, которую постигла такая судьба. Была и песня без музыки, как сказал Михаил, казацкие песни. Канда молчал и слушал — у него-то с переводом проблем не было, а смотреть на потуги мелкого было забавно, так что японец вполне себе отдыхал, наслаждаясь голосом девушки и легкой мелодией. Михаил осмелился перевести припев последней песни: »…Уходи, горе, за сине море, За тёмный лес, за ясный огонь. Уходи лесом, уходи полем, Уходи, горе, меня не тронь…» Задумчивый, Аллен как во сне добрался до постели, которую им с Кандой выделили на двоих, и просто упал — в теле была приятная слабость, а вкусный ужин только разморил его. Фыркнув, и небрежно сдвинув наглого Мояши, Юу тоже заснул.***
Пробуждение было… странным. Приятным, но странным. Хотя бы потому, что Уолкер его обнимал. А ещё умудрился переплести его пальцы со своими. Сердце потеплело и заныло — так не хотелось просыпаться. Рискнув, Юу приблизился и поцеловал его, осторожно касаясь губ. Какого же было его удивление, когда Мояши улыбнулся, вздыхая, и притянул его ближе, нагло закидывая ногу. Со стороны смотрелось весьма забавно, что брюнет понял по еле сдержавшей смешок девушке. Она сказала, что приготовила покушать, и тут проснулся Аллен. Канда даже не нашелся, что сказать по поводу безусловного рефлекса Джокера на упоминание о еде. Стараясь вылезти, седовласый завозился, опираясь на локоть, не смотря, собственно, куда опирается. Шипение разъяренной кобры вернуло его в реальность, и он с воплем шарахнулся от готового убивать Юу. Отползая, он приблизился к краю, а кровать была высокая, и падать ему вовсе не хотелось, но у Канды на этот счёт было своё мнение, и мстительно дернув плед на себя, он с ехидной рожей проследил крученый полет Уолкера, с грохотом приземлившегося на пол. Провожаемый грозным взглядом, мечник невозмутимо вышел завтракать.***
Ко времени отправления Аллен был ужасно вялым, и если бы он смотрел на брюнета внимательнее, он бы заметил беспокойство. Канда не привык показывать эмоции, не любил этого делать, предпочитая холод и злобу. Он слышал как искатели и экзорцисты обсуждают друг друга, и самое противное было то, что начинается этот разговор со слов: «Он сегодня вялый» и дальнейшие интерпретации эмоционального состояния человека. Но дело было даже не в нарушении рамок личного пространства и границ частной жизни — за этими словами шли сплетни. Построенные на беспокойстве, на ревности, на презрении, да без разницы, но догадки строились одна кучерявее другой, и подхватываясь, обрастали новыми подробностями и в конце концов получалась грязь. Холодная злость резко обрубала круг сплетен. Конечно, они были, совершенно спрятать себя от этой грязи было нельзя, но, по крайней мере, авторитет исправно работал на хозяина и пресекал желание строить домыслы по отношению к нему, к Канде. Его просто ненавидели и боялись, а если и появлялись смельчаки, он в долгу не оставался, и когда искатель попадал в лазарет после тренировки с мечником, Комуи не читал нотаций. Канда всё подробно разъяснил ему ещё восемь лет назад. Мояши еле волочил ноги, шатался и безнадежно отставал. Канда не мог понять, в чём дело. Очередной привал грозил обморожением, но выбора не было. Неожиданно Джокер вскрикнул, начиная тереть глаз. — Блин, что-то в глаз попало, — пробурчал он, медленно идя. — Ледышка, — фыркнул Канда, поравнявшись с ним. — Ага, сейчас стану Каем и заберет меня Снежная Кор… — Седовласый замер и с пустыми глазами пошёл вперед. Буря его не тревожила, но как только Канда дотронулся до него, парня закружил вихрь и он исчез. — Чё?.. Да я вам что, грёбаная Герда?! — Прорезал тишину и вой метели вопль, полный ярости, и мечник, буквально плюнув на всё, борзым бараном попёр вперед. Он шёл, ориентируясь на внутренние сенсоры и пресловутую чуйку на Стручка. Разрубая тонкие ветки, пёр напролом, зверски матерясь на ЧС, Ноев, Комуи, Бака, Мояши, миссию, снова на Мояши, и поняв, что на мелочь эпитетов приходит в голову больше, радостно и самозабвенно принялся его костерить вдоль, поперек и по диагонали через строчку. Когда Канда выдохся, перед ним нарисовался огромный стеклянный замок. Как нефиг делать, разобравшись с акума второго и третьего уровня, он выбил ногой входную дверь, и вошел в длинный коридор, где перед ним появился четвертый уровень. Бой был долгим и сложным, Канда едва мог стоять от ран, но надо было найти мелкого. Мерцание. Он оборачивается к нему и слышит смех. «Найди его…» »…он ждет тебя» «Канда, иди…» «Канда…» »…Юу, не бойся!» «Идём, Юу!» Десятки голосов журчанием ручейка переливались в голове, не пугая и не отталкивая. Всполохи света, мерцая впереди него серебристым маревом, совпадали с чутьем, и он пошёл вперёд. Поднимаясь по многочисленным лестницам, он осматривался, запечатляя в памяти узоры и картины из инея, намереваясь нарисовать их, и показать учителю. Иррациональное желание порадовать маршала по приезде в Орден прочно укоренилось в мозгу. А вот и нужный зал. В белых перинах снега найти седую макушку было сложно, особенно когда перед глазами всё плывет, но у него получилось. Открылись врата Ковчега, и Канда занес мальчишку в комнату Исполнителя. Тень вышла из стекла, играя мелодию — появилось кресло, глубокое, низкое и с наполовину откинутой спинкой. Бухнувшись в него, парень прижал к себе парнишку, отмечая какой он холодный, и заснул. Лишь Неа с улыбкой укрыл их одеялом.***
Утро в Ковчеге для экзорцистов наступило вечером. На столике дымился горячий чай, Неа наигрывал незатейливые мелодии, а Канда тихо матерился. Чертов Мояши снова спал на нём, и что самое поганое, был горячим как печка. Лина как-то говорила, что нежность, это когда ты раскрываешься во сне, а любимый укутывает тебя снова, прижимая к себе и согревая. Канда, которому по всей фазе не повезло ночевать на одной кровати с Лави, её мнения не разделял. Да и о какой такой хитровыдолбленной радости можно говорить, когда ты просыпаешься весь взмокший, ибо капец как жарко, и с отчаянием понимаешь, что форточку не открыть, а сам ты заботливо укутан по макушку, тесно прижатый к горячему телу стальным захватом. Через несколько секунд сверления взглядом седой макушки, Канда отчетливо понимает, что сейчас сдохнет от жары, и совсем не возникает умиления от сонной мордахи продравшего глаза Стучка. Зато когда он шарахается, с визгом падая на пол, настроение слегка поднимается, да и Неа перестает смеяться, присаживаясь на подлокотник дивана-кровати. — Не смешно. Как я здесь оказался? Что с ЧС? Канда, ты ранен? — Уймись, Мояши, — подошедшего опасно-близко Аллена сгребли в охапку, и обняв как любимую игрушку, прижали к себе. Седовласый замер, постепенно становясь пунцовым. До самого утра их не будет волновать абсолютно ничего, им и Граф, и Ватикан, и война будут побоку. Аллена заботила только ломота во всем теле после очередного чудачества Чистой Силы, а Юу просто балдел, лежа с ним в обнимку. И всё у них будет хорошо. И Канда выживет, и Неа тело найдется, и Аллен найдет управу на этих двух стёбщиков, и война закончится, и Тикки за шуточки свои огребет, и проживут они, пусть недолго, но счастливо…