Письма к Офелии.

Я иду по тихой улице города. Города, который так стал мне ненавистен. А ведь я раньше любил этот город. Эту каменную клетку, в которой сейчас задыхаюсь. Я любил свою работу, дом, жизнь. Пока всё не рухнуло. Пока всё, что я строил годами, не разрушилось в одно мгновение. Но с разрухой всегда приходит что-то новое. А новым был он. Человек, которого я полюбил всем сердцем. Мне нравится в нём всё. Запах, выражение лица, глаза. Его глаза так отчётливо сохранились в моей памяти. Он всегда носит маску безразличия, но ведь глаза выдают всё. По крайней мере, я видел в них нечто большее, чем безразличие. В этих глазах, я видел затравленного зверя, который норовит искусать любого, кто к нему приблизится. Его имя в одно и то же мгновение подходило ему и жутко не шло. «Незуми»- звучит унизительно и возвышенно одновременно. Скверное имя для человека – «крыс», но с другой стороны, именно он возвышал его. Делал это имя мелодичнее и благороднее всех имён на свете, которые я только знал. Мне очень нравились вечера, которые мы проводили вместе. Мы могли часами напролёт говорить о мире, странах, которые некогда существовали и истории. Да, больше всего на свете я любил, когда он рассказывал мне старые истории или мифы. Помню, однажды, Незуми рассказал мне о старом обычаи Италии, пока она конечно существовала. История эта связанна с прекрасной трагедией Шекспира «Ромео и Джульетта». Он рассказал, что девушки со всего мира приезжали к дому Джульетты в Верону и оставляли на стене свои письма, когда уже не оставалось ничего кроме отчаяния и безвыходности. А Джульетта всегда отвечала на все письма, помогая всем без исключения. Я не заметил, как охватили меня воспоминания, пока я шёл по дороге, которую знал наизусть как никто другой. Пальцами поглаживая шершавую гладь бумаги. Письмо в моих руках было наполнено надеждой. Надеждой на то, что когда-нибудь я снова обрету его. К слову, бумажные письма- это единственное, что оставалось в этом фальшивом городе. Единственное, что можно было назвать по-настоящему сокровенным. Но я не писал Джульетте, она ему попросту не шла. Он навсегда останется для меня прекрасной Офелией. Опуская заветный конверт в почтовый ящик, в груди моей появилось непонятное, щемящее чувство, которые люди, кажется, зовут последней надеждой. Да той самой сильной и безграничной. Повернулся лицом к пустовавшему скверу, спиной вжимаясь в холодную и грубую стену здания. Приятный, тёплый ветер окутал моё лицо, лаская и успокаивая. То и дело нашёптывая разные небылицы и рождая образы в моей голове. Фантазии, в которых этот же ветер касался его лица. Лица, к которому мне так хотелось прикоснуться. На какое-то мгновение мне показалось, что где-то за деревьями, в скверике, я увидел своего Крыса. Но мне это, наверное, только показалось. В голове застыла одна единственная строка. Просьба или скорее даже молитва: «Офелия, прошу, ответь». Солнце клонилось к горизонту. Закат окрасил весь мир желтовато-багровым заревом. Лучи едва касались лица, цепляясь за ели заметную улыбку. Волосы, завязанные в хвост, растрепались на ветру. Глаза бегали по строчкам. Сердце издавало такую симфонию, что сам Чайковский позавидовал бы столь трепетной мелодии. Одними губами прошептал: « Твоя Офелия».