Коалиция

Fall Out Boy – Lightem Up

Первые три секунды Томасу кажется - это конец света. Вторые три - что он снова в Ящике. Еще три секунды он позволяет себе дышать и вообще не думать, и только на десятую понимает, что, собственно, произошло. В Глэйде отключили электричество. Если судить по реакции ребят, это нечто новенькое. Томас этого не видит, а вот слышит отлично. Ругательства, крики, истеричный смех заполняют приют. Их металлическое эхо отлетает от стен Лабиринта как мячики для пинг-понга, ударяется о деревья и сараи, путается в недавно подвязанных огурцах, сбивает еще зеленые томаты. Страх оказывается таким же плотным, как и темнота. И если последнюю можно разогнать парой факелов, то овладевшие ребятами смятение и ужас не остановить. Томас сжимает кулаки и чувствует движение. Кто-то рядом, в полуметре от него: дышит тяжело и жарко. Двенадцатая секунда - и потная ладонь сжимается на его предплечье. - Что за фигня? - голос Чака ударяется о темноту, отлетает от нее и шаром для боулинга врезается в Томаса. Тот дергается и отскакивает в сторону. - Не делай так, а? Тебя в темноте можно с гривером спутать. - Вот спасибо, - Чак сопит: обиделся. - Эй, кто тут? - темнота уплотняется, нагревается и становится Джефом. - Я и Чайник, - отвечает Чак. - От шенка слышу, - огрызается Томас. - Все на место сбора: приказ Алби. - Умник: как мы в темноте его найдем? - Найдете, когда Алби начнет сыпать проклятиями в ваш адрес. - Идем: не надо злить нашего большого парня, - пухлая ладонь перетекает в ладонь Томаса, короткие толстые пальцы сжимают пальцы Томаса. - Держитесь за мной, - голос Джефа удаляется на пару метров. - Эй, какой шустрый! Притормози, парень, а то мы так где-нибудь посреди Лабиринта выйдем, - Томас стискивает ладонь Чака - ему нужно держаться за что-то материальное в этой чертовой пустоте! - и тянет его за собой, а себя - за смехом Джефа. Тот, оказывается, неплохо ориентируется в темноте. В отличие от них с Чаком. Томас бесконечно спотыкается, проваливается в рытвины и какие-то ямы и надеется - ох, как надеется! - что Ящик закрыт. Чак сносит на своем пути все, что движется и не очень. Место сбора определяют безошибочно: Алби отрывается на кого-то из ребят, а чуть поодаль Гэлли и Фрайпан разводят костер. Фрайпан, как полноправный хозяин кухни, должен быть с огнем на «ты», но неожиданное отключение электричества выбило его из колеи: кремень в его руках дрожит, редкие искры выхватывают из темноты раздраженное лицо Гэлли. Поэтому Томас не удивляется, когда тот срывается и отбирает у повара огниво. - Где шляетесь? - Ньют возникает из “ниоткуда” в лучах голубоватого света. - О, фонарик! Где взял?! - Чак воодушевляется и тянет руку к фонарику. - Где взял, там уже нет, - отрезает Ньют, и Чак отдергивает руку. Сует ее в карман штанов и отступает на шаг. Ладонь выпадает из руки Томаса. - Тебя Гэлли покусал? - Томас хмурится: Ньют редко бывает настолько… раздраженным? злым? испуганным? - Гривер ужалил при рождении, - куда-то в сторону говорит Чак и шумно переводит дыхание. - Ха-ха, юный комик. Помоги лучше Гэлли. - Что я тебе сделал? За что ты меня так ненавидишь? - Чак надувает толстые щеки, смотрит на Томаса в поисках поддержки. Тот ловит его взгляд и вместе с ним обращается к Ньюту. - Чак прав: ты чего такой злой? - Не твое дело, сопляк. - Что?! - Томас, откровенно говоря, офигевает. Да, иного слова и не подобрать. Ньют никогда не обращался к нему (с ним?) так. - Что слышал. Идешь со мной: нужна помощь. - Я лучше к Минхо… - Минхо не вернулся. - Что?!! - на этот раз к Томасу присоединяется и Чак. - Глухие, что ли? Не вернулся. В Лабиринте он. - Но там же темно! - глаза Чака расширяются, в свете фонаря напоминая два задымленных зеркала. - А теперь, умник, ответь на вопрос: “Почему Ньют не в духе?”. - Алби… - Мы с Алби уходим. Гэлли за старшего. Ты, - фонарик утыкается Томасу в грудь, - идешь с нами. Без присмотра я тебя здесь не оставлю. - Думаю, Гэлли спра… - Чак, проваливай! Чак дергается, вжимает голову в плечи и уходит. Томас провожает его взглядом. - Особого приглашения ждешь? Томас сжимает губы и, прикусив язык, оборачивается к Ньюту. Впервые в жизни ему хочется врезать этому парню. - Даже не думай, - предупреждает Ньют, разворачивается на пятках и идет к Алби. Томас - за ним. Не сверлить ему спину взглядом не получается. Алби отдает последние распоряжения и присоединяется к ним. Томас замечает, каким взглядом их провожает Гэлли, и на душе становится паршиво. Так паршиво, что хочется с ором броситься к Ящику, нырнуть в его удушающую темноту и остаться там до конца своих дней. Гэлли явно понимает, что удумали главари. Томас - тоже. Самоубийство. Не зря же эти твари выползают только ночью? А тут - такой подарок судьбы: ночь средь бела дня. Почему бы не повеселиться? Томас сжимает челюсти и кулаки и ускоряет шаг. Догоняет парней и выдавливает из себя, глядя Ньюту в затылок: - Вы же понимаете, что мы не вернемся? Ньют резко тормозит и, оглянувшись через плечо, смотрит Томасу в глаза: - Испугался, герой? А мне казалось, тебя хлебом не корми - дай в Лабиринт свой нос поганый сунуть. - Ньют… - предостерегает Алби, выставляя перед помощником жилистую руку. - Не сейчас… - А когда? - Ньют переводит взгляд на него, смотрит пытливо, слегка щуря глаза. От этого они кажутся темными, как небо над Глэйдом. - Потом. Он нам нужен. - Я бы лучше Гэлли взял… - И оставил приют без присмотра? С ним? - рука сдвигается; огромный палец указывает куда-то в область томасового желудка. Ньют поджимает губы. Алби прав, это даже Томас понимает. - Я бы предпочел, - Ньют делает шаг вперед и, склонив голову к плечу, смотрит Алби в лицо. Смотрит так, что Томас начинает завидовать себе: Ньют, по крайней мере, не вырывает ему душу взглядом, - чтобы ты остался в Глэйде. Мне бы хватило Гэлли. А ты бы присмотрел за шенком. - Ты не знаешь Лабиринт так, как знаю его я. - Я знаю Минхо. Так, как его не знает никто. Томасу не нравится, как это звучит. Есть в этом что-то такое, что заставляет сердце сжаться, а неприятный холодок растечься по животу и опуститься в колени. - Я не останусь. И тебя одного не пущу. - Мы теряем время… - Ты не пойдешь в Лабиринт один и точка. - Окей, пускай он идет. - Знаешь, - Алби оборачивается и смотрит на Томаса, - он может и сам. Он был там и знает, как мыслит Минхо… - Нихрена он не знает о Минхо! - Я… - Томас открывает рот и переступает с ноги на ногу. Ему не нравится, когда о нем говорят так, словно его здесь нет. Это унизительно и немного обидно. Потому что Алби прав: он справится. Он догадывается, куда пошел Минхо, а они будут только мешать. Особенно, Ньют. Потому что Ньют и Лабиринт - две вещи, которые Томасу не хочется соединять. Которые заставляют его задыхаться от отчаяния. Он не сможет думать и действовать хладнокровно, если Ньют будет рядом, если каждая мысль будет о том, как бы не дать гребаным гриверам выпустить ему кишки. - Закрой рот! С тобой не разговаривают. - Алби, - Томас понимает, что говорить с Ньютом бесполезно: он его и за человека не принимает, - я могу. Правда, могу. Я знаю, куда пойдет Минхо. Я найду его. - Заткнись! - Ньют, не лезь, - Алби говорит слишком спокойно. Томас понимает, что он за секунду от взрыва. - Мы теряем время. Томас, веди. Томас делает шаг вперед. Ньют бросает на Алби гневный взгляд, разворачивается и идет к Томасу. Не церемонясь, хватает за руку и шипит в лицо: - Только попробуй отпустить, и я тебя… - Хорошо, не отпущу, - говорит Томас и понимает, что, и вправду, не отпустит. Не сможет. Так даже лучше: не придется искать причину, чтобы держать Ньюта возле себя. Как ни странно, но найти ворота в полнейшей темноте - проще всего. В том месте, где стены Лабиринта расступаются, тьма настолько густая и мерзостно-холодная, что пройти мимо невозможно. - Знаешь… - Томас прочищает горло, но голос все равно хрипит. Ньют оборачивается и окатывает его таким взглядом, что голос и вовсе пропадает. - ...выключи фонарик: я поведу так. - Здесь и днем заблудиться - плевое дело, а ты, умник, собираешься искать дорогу ощупью? Может быть, интуицией? Задницей? - Ньют, пожалуйста… - Я не исполняю приказы новичков. Особенно, идиотские. - Это просьба. Не хочу, чтобы гриверы слетелись на огонек. У Ньюта дергается глаз, а затем он выключает фонарик. Пальцы сжимаются сильнее, и Томас едва не воет от боли. - Но если выведешь нас на их логово, я лично позабочусь, чтобы тебя сожрали первым. - Хорошо. - Еще пара таких заминок, и нам некого будет спасать, - вмешивается Алби. - Шевели задницей, Томас. А ты… делай, что он говорит: у парня варит котелок, и ты, - делает ударение на последнем слове, - об этом знаешь. Томас сомневается, но ничего не говорит. Ньют ослабляет хватку, но не отпускает. Дергает за руку, отчего в локте что-то щелкает, и толкает в плечо, тем самым говоря: показывай дорогу. И Томас показывает. Он на девяносто девять процентов уверен, что Минхо у “лезвий”. Хочешь что-то спрятать - положи на самое видно место. То же самое касается гриверов. Смущает одно: почему Минхо не вернулся? Если он, Томас, может найти путь к “лезвиям” в кромешной тьме, то Минхо - обратную дорогу - тем более. Лабиринт, кажется, спит. Или же это и впрямь только кажется. Томас прислушивается, но кроме тяжелых шагов Алби и драконьего дыхания Ньюта ничего не слышит. Гриверы должны быть рядом, Томас чувствует их кожей, но почему они не нападают на трех безоружных парней, не понимает. Это странно. Можно подумать, они… наблюдают. Выжидают. И, что совсем не укладывается в голове, нападать не собираются. - Куда мы идем? - Ньют не выдерживает. Фанат контроля, он хочет знать все. Совершенно все. Иногда это бесит, но чаще всего это вызывает неуправляемое, противоречивое чувство, от которого сушит во рту, перехватывает дыхание, а по телу, напряжением, прокатывает дрожь. - К “лезвиям”. - Свихнулся?! - Ньют так сильно дергает его за руку, что Томас оступается, спотыкается через собственную ногу и налетает на Ньюта, ударяя его плечом в грудь. Ньют отступает на шаг и врезается спиной в стену. Запах дикого винограда и скрежет каменной крошки окутывает их неплотным коконом. - Минхо там. - Он не настолько идиот. - Он достаточно умен, чтобы понять, что там безопасно. - Безопасно? Под носом у гриверов?! - Ньют пихает Томаса в грудь, и тот отступает на шаг. - Перестань вести себя как истеричка. - Что ты сейчас сказал? Томас открывает и закрывает рот, понимая, что ляпнул. - Я хотел сказать… - Мне плевать, что ты хотел сказать, потому что думаешь ты задницей. Я возвращаюсь, - Ньют выдергивает руку, но Томас, повинуясь инстинкту, снова ее хватает. Отпустить Ньюта в темноту, значит - подписать ему смертный приговор. На это Томас не пойдет. Ни сейчас, ни когда-либо еще. Да даже в следующей жизни, знает он, не сможет этого сделать. Он не спорит с авторитетом Ньюта и готов исполнять самые тупые его приказы, но только не этот. - Отпусти… Именно его - никогда. - Мы практически пришли. Давай проверим. - И потеряем время, которого у нас и так нет? - Именно. Его же все равно нет. Если Минхо там - замечательно, нет - вернемся. Но… ты слышишь, чтобы кто-нибудь кричал? Видел кровь? Не думаю, что Минхо даст так просто себя сожрать. - Его могли ужалить… - Ужалить? Минхо? Ньют приближается к Томасу. Настолько, что тот даже в темноте видит, как блестят его глаза. - Да, здесь ты прав: Минхо слишком крут для этих тварей. Подавятся. - Подавятся, - Томас облизывает губы и все смотрит, смотрит Ньюту в глаза. Ньют делает еще один шаг вперед и ощутимо расслабляется. Взгляд ускользает, пробегает по лицу Томаса, останавливается у виска. - А теперь вопрос: где, мать его, Алби? Томас оборачивается так стремительно, что цепляет Ньюта, и тот охает от боли. - Твою ж!.. - Уходим. Томас опомниться не успевает, как оказывается за поворотом и переходит на бег. Пару метров Ньют бежит впереди, а затем Томас его обгоняет. Он ведет их чутьем, тем самым, которое указывает бегуну путь в Глэйд. Они минуют один перекресток, сворачивают вправо, проскальзывают мимо черного зева тупика и снова оказываются на раздорожье. Томас, не задумываясь, выбирает левый коридор, и понимает, насколько оказался прав, когда оглядывается на Ньюта и видит тень, скрывающуюся за углом. Томас, не останавливаясь, притягивает Ньюта к себе, обхватывает за плечи и толкает к стене. Вжимает в нее и шепчет на ухо: - Они здесь. Ньют напрягается и замирает. Пальцы сжимаются на боках Томаса. - Сколько? - сухой мазок губ ложится на скулу. - Один. - Уверен. - Нет. - Видел нас? - Не думаю. - Что делать? - Бежать. С этими словами Томас отталкивается от стены, но Ньют не дает ему сдвинуться с места. Цепляется за кофту мертвой хваткой и так сильно дергает на себя, что у Томаса перехватывает дух. - Ты уверен, что там их не будет больше? - Нет. Я ни в чем не уверен, но лучший - и единственный - способ выжить в Лабиринте - не останавливаться. - Хорошо. Нужно найти Алби. - Ты действительно считаешь, что мы найдем его? Ньют облизывает губы. - Нет. Но я должен был сказать это. - Знаю. - Думаешь, он выберется? - Да. - А мы? Томас смотрит в один конец коридора, затем - в другой. Тьма уже не настолько плотная и безжалостная. Он видит, где кончается она и начинается надежда. - Мы постараемся. Я постараюсь. Только руку не отпускай, - Томас накрывает ладонь Ньюта своей, и тот разжимает пальцы. Томас тут же сплетает их со своими. Они холодные как камень, и Томасу хочется согреть их, но сейчас это настолько неуместно, что даже думать об этом стыдно. Они бегут. Бегут, не оглядываясь. Бегут, держась за руки. Так крепко, что Томас не уверен, что сможет разжать пальцы, когда настанет время. Они бегут сквозь темноту, мимо монолитных стен, колодцев, полных черноты, и хищно оскаленных перекрестков. Бегут вперед, потому что это единственное, что они могут. Вперед, до конца. Бегут, превозмогая боль. Бегут, перепрыгивая через собственные головы. Потому что так надо, потому что они могут. Потому что они вместе. Потому что Томас должен вывести Ньюта из Лабиринта, потому что Глэйд без него - не Глэйд. Это - еще один поворот Лабиринта, не больше. Мир без Ньюта - кошмар. Томас не знает, как это получается, но падает. Он, мать его, падает! Но уже на земле, в облаке пыли и боли, с шипящим ему в лицо Ньютом, он понимает, что чутье снова не подвело. Спустя двадцать ударов сердца показывается он. Томас лежит на спине и не может вывернуть голову так, чтобы видеть конец коридора, но он слышит и чувствует, и этого достаточно, чтобы узнать тварь. Ньют замирает и опускает голову. Горячее дыхание обжигает шею, капельками пота стекает в ямку над ключицей. Томас медленно сглатывает и прикрывает глаза. Слушает. Собственное сердце, сопящее дыхание Ньюта, скрежет стальных когтей по каменному полу. Гривер никуда не торопится. Он, как и те, невидимые, выжидает. Он, Томас уверен, знает, что они рядом, но не ищет их. Он здесь не за тем, чтобы нападать. Это не охота - нечто новое. Как ночь посреди дня. Все неправильно и, в то же время, закономерно, продуманно и просчитано. Стены начинают двигаться. И это уже проблема. Потому что до закрытия ворот еще далеко, что значит - им конец. - Бежим, - Томас сталкивает с себя Ньюта, поднимается на четвереньки и видит его. Стоит посреди коридора, а от зубастой пасти несет машинным маслом и смертью. - Бежим, Ньют! - Томас дергает Ньюта за руку и первые пару метров тащит за собой волоком. Они возвращаются туда, откуда пришли, но это уже не то место, совсем не то. Все меняется, Лабиринт меняется, и темнота - она тоже меняется. - Наверх, - Томас не знает, что управляет им в этом решении, но понимает, что им нужно - жизненно необходимо - подняться на стену. Ньют цепляется за виноградную лозу, дергает ее и, убедившись, что она выдержит его вес, подпрыгивает и начинает карабкаться вверх. Томас выбирает соседнюю стену и проделывает то же самое. Правда, испробовать растение не додумывается, и одна из лоз ломается у него в кулаке. Упасть ему не дает рука Ньюта. - Жрать надо меньше, - сквозь зубы говорит он и втягивает Томаса на стену. Гривер тоже не из легких, и сетка из растений его не выдерживает. - Я сброшу. Вот сейчас и начну. Они снова бегут. Стены в Лабиринте разные: одни высокие настолько, что, кажется, подпирают небо, другие - низкие и широкие, поросшие мхом и таким толстым слоем пыли, что, когда она поднимается в воздух, Томас решает, что останется без легких. Он дышит, зажимая рот ладонью, Ньют кашляет как проклятый, но не останавливается. Они бегут, прыгая, падая и карабкаясь, пока перед ними не встает одна из тех стен, что не по зубам даже гриверам. Впрочем, тех давно не видно. Отстали. Или делают вид, что отстали. - А теперь я умру, - Ньют сгибается пополам, руками упирается в колени и отхаркивает с полкило легких. - Как Минхо это делает? - Практика, - Томас прислоняется к стене спиной и закрывает глаза. Сердце колотится в глотке, и дышать получается через раз. - Вы там, в Глэйде, совсем разленились. - Уж кто бы говорил. Как часто ты берешь в руки лопату? - Каждый раз, как ты посылаешь меня за дерьмом. Ньют поднимает глаза и смотрит на Томаса. Усмехается. Выпрямляется и пристраивается рядом. Откидывает голову назад и с блаженным стоном зажмуривается. - Как думаешь, когда вернут электричество? - Томас украдкой поглядывает на Ньюта. Тот так близко, что можно различить очертания его губ и подбородка. Томас хочет коснуться их: пальцем или дыханием, но о таком даже мечтать страшно - это же Ньют. Узнает - скормит гриверам. Или что поизощренней придумает. - Когда им надоест забава. Так что… не скоро, - Ньют улыбается. Невесело улыбается. Поворачивает голову и открывает глаза. - Если ты думаешь, что я ничего не вижу, то ошибаешься. Может, здесь и темно, как у Алби в заднице, но… чувства у меня даже эти отобрать не смогли… Томас теряется. Теряется настолько, что продолжает смотреть на Ньюта и думать о его губах. О том, как странно они изгибаются, когда он говорит, как растягиваются в тонкую кривую линию, стоит ему улыбнуться, как сжимаются, когда он злится. Как блестят, стоит их облизнуть… - Томас?.. - А?.. - Не подвисай. У нас тут гриверы на хвосте. - К черту гриверов. - Даже так? - Ньют оборачивается к нему всем телом, рукой упирается в стену над плечом и улыбается. Нехорошо так улыбается, и Томас понимает, что лучше бы его сожрали гриверы. - Знаешь, Томас, я думаю… извиниться. За утро. - И не только… Ньют дергает плечом. Улыбаться он не прекращает. Правда, сама улыбка меняется. И теперь Томас счастлив, что все еще жив, а в Глэйде вырубили электричество. - И не только. На будущее стоит… тоже… Мало ли, что еще учудишь… - Я? - Томас не знает, как еще держится на ногах. О том, что они у него есть, напоминает лишь дрожь в коленях. Первые пять минут в Глэйде и встреча с гривером не смогли напугать его так, как близость Ньюта. Тот же, судя по довольному блеску глаз, все понимает. Власть - то, что доставляет ему удовольствие. По крайней мере, Томасу так кажется. Уточнить не рискнет. Разве что на том свете. Когда-нибудь. Наверное. Нет. - Ты, Томас, - Ньют склоняется к его лицу и поворачивает голову влево. Смотрит вперед, на соседнюю стену. - Кажется, ты, все-таки, его нашел, - кивает в сторону, и Томас смотрит туда, куда он указал. Через два коридора от них, на такой же стене, сидит человек. Только слепой не узнает в нем куратора бегунов. - Надеюсь, Алби тоже занялся альпинизмом, - говорит Томас, подавляя разочарованный стон. - Как думаешь, он нас заметил? - Учитывая, как громко ты кряхтишь, - да. - Тогда почему не подал сигнал? - У него есть чувство такта. Томас краснеет. Черт возьми, он краснеет! - Мы ничего не… - Да неужели? Ты, правда, считаешь, что ничего не было? - Но не было же… - Было. - Нет. - Хватит спорить со мной, сопляк. Томас закатывает глаза. Этого стоило ожидать. - Ты нарочно меня доводишь? - Я ничего не делаю нарочно, хорошо? Я такой человек. Все. И если тебе не нравится… - Да, ты прав, мне не нравится, - Ньют упирается в стену второй рукой и смотрит Томасу в глаза. Теперь его лицо так близко, что с места Минхо покажется, что они… - Ньют?.. - Ничего не было, значит? - Ньют, он же смотрит… - О, да, и меня за это по головке не поглядят. Не я один люблю командовать... Томас опускает глаза. Только идиот не поймет намеков. То, что между бегуном и правой рукой Алби что-то есть, не знает, разве что, Чак. И то потому, что ему до лампочки все эти гейские штучки. Мал еще. - Тогда зачем ты это делаешь? - Затем, что… - Ньют кончиком носа утыкается в ямку за его ухом. Шумно вдыхает, и у Томаса, таки, подкашиваются ноги. Только стена не дает ему унизиться еще больше. - ...есть вещи, над которыми мы не властны, Томас. Лабиринт, Ящик, те, кто включает и выключает солнце, когда им захочется. И… - Не продолжай. Не надо этого. - Есть вещи, Томас, которые важнее всей этой хрени, - Ньют прикасается к шее губами, и по телу бегут мурашки. Не дрожать не получается. Не дрожать не хочется, и Томас дрожит, и это лучшее, что он чувствовал за последние… Он вообще не помнит, когда ему было так хорошо и было ли вообще. - Мы с Минхо слишком долго здесь, понимаешь? Долго для того, чтобы не… чтобы не сломаться. А ты… Иногда мне кажется, что я знаю тебя дольше, чем его, но… это неважно, не сейчас, не в Глэйде. В Глэйде вообще неважно то, что было до Ящика. То, что после - наша жизнь. И моя слишком тесно связана с Лабиринтом. - А Лабиринт связан с Минхо. - Да. - Я хочу стать бегуном, но если Минхо… - Ты станешь. Если он посчитает, что ты можешь. Что ты выдержишь. И ему плевать, с кем ты при этом трахаешься. - Я ни с кем не… - Пока что, - Ньют улыбается ему в шею, и Томас кусает губу, чтобы не застонать: так жарко все это, так неправильно и необходимо. - Минхо убьет и тебя, и меня. Я хочу жить… - Я лучше. Поверь, - ладонь соскальзывает Томасу на плечо, сжимает его, комкая ткань кофты. Оттягивает ее ворот так, что влажное дыхание ложится на ключицу. Томас вздрагивает всем телом и откидывает голову назад. Стена и затылок вместе - больно, но какая, к черту, разница? - Минхо будет не против, если ты… присоединишься не только к бегунам. Это будет наша маленькая коалиция. Ну же, Томас… - Но я… Минхо и я… - Ничего, научишься. В любом случае, это приятно. Даже если без чувств. А для них… для них у тебя есть я. Томас зажмуривается, скользит ладонями вдоль тела Ньюта, пока под ними не оказываются жесткие от пота и пыли волосы. Он зарывается в них пальцами, сжимает под тихий смех и тянется поцеловать соленые губы. Ньют кусает его в ответ и толкается в рот языком. Прогибается в спине, вжимается в Томаса так сильно, что тот стонет от боли, обхватывает его лицо ладонями и целует, не стесняясь взглядов Минхо и всевидящего ока Порока. Томас сгорает, потому что внутри Ньюта, однозначно, пылает собственное солнце. Это круче, чем все, что он когда-либо пробовал. Он не помнит ничерта, но уверен, что не ошибается. И когда по венам Глэйда вновь пускают электрический ток, превращая ночь в ослепительно-яркий день, Томас готов вступить в любую коалицию, лишь бы не отпускать Ньюта. - Завязывайте: ворота скоро закроются, - кричит Минхо, обрывая самый шикарный поцелуй в жизни Томаса. - Да, папочка, - отвечает Ньют, целует Томаса в уголок рта и отходит на два шага. Томасу нужно три секунды, чтобы вспомнить, кто он, еще три, чтобы заново научиться дышать, три - на то, чтобы отвести взгляд от Ньюта и еще одна, чтобы принять решение. - Ньют… - Что? - Я согласен. Ньют улыбается. Кто-кто, а уж он точно не сомневался. 9 января, 2015