Like Ghosts In The Snow

Я бы сказал, что ты горяч, а затем почувствовал бы свою вину перед тобой. Ведь это было бы просто оскорбительным преуменьшением. Хотя, ты мог бы быть «горячим», но только если не таким, как все. С твоими-то навыками, которым ты меня любезно обучил, ты заслуживаешь быть названным «горячим» в буквальном смысле. Пылающим (здесь должен быть закадровый маниакальный смех), но не думаю, что сейчас это уместно. На данный момент ты, лежа здесь, напоминаешь мне лилию... такую хрупкую и беззащитную. Твоя кожа такая бледная. Белая, как снег, ты знал об этом? Да, думаю, это самое точное сравнение. Но разница все же есть: снег чисто белый, а твоя кожа... она прозрачно-белая, слегка зеленоватая, чуть пунцовая, возможно, даже лазурная. И я мог бы продолжать перечислять целую вечность, ведь твоя кожа содержит в себе просто бессчетное количество разных оттенков, которые сливаются воедино, в результате делая тебя похожим на какого-то кровопийцу. Признаться, было бы не очень хорошо, будь ты вампиром: тогда тебе пришлось бы пить мою кровь, а это, как мне кажется, ощущения не из лучших. Если честно, я не знаю, что делает тебя таким особенным: может быть то, как ты надуваешь губки, когда в очередной раз капризничаешь, словно маленький ребенок; возможно, это твои недостатки или просто пара сияющих ореховых глаз, которые навсегда засели в моем сердце. Нет, я знаю, что это. Одна вещь, которая отличает тебя от каждого человека, что я когда-либо встречал. Это так просто: люди приходят, мы целуемся, мы занимаемся сексом, люди уходят. Господи, это всегда было так ясно. Ведь они не знали меня. Люди – пустышки, и мне хотелось убить их за это. И я хочу убить тебя. Просто потому что ты меня знаешь. Ты знаешь, что я имею в виду, когда говорю, что ты мой. Нет, не твое тело, которое я так жажду. Я не нуждался так ни в ком прежде. Я хотел многих людей, но не их души, вовсе нет. Меня никогда не интересовал сам человек, его внутренний мир – меня интересовало лишь тело. Но в тебе я хочу все: твой разум, твое сердце, твою душу. Каждую прожитую секунду своей жизни. Понимаешь, насколько неудобно мне из-за этого становится? Клянусь Богом, ужасно неудобно. Но я справляюсь с этим. С трудом, но справляюсь. Понимаешь, о чем я, не так ли? Если ты не отдашь мне свое сердце, я вырву его из твоей груди самостоятельно и буду хранить в баночке. Нет, это не метафора. Хотя, думаю, отдашь. Потому что ты знаешь меня. – Фрэнк? – я слышал твой голос, но не мог понять, откуда. Где-то здесь, но в то же время нет, будто... будто ты позади меня, но немного дальше. Потому что я по-прежнему слышу шум дождя за окном, напротив которого стою. Это как... – Возвращайся в кровать, – кажется, ты рассержен. Звучишь так, как будто у тебя болит горло. Подождите-ка. Ты в постели, до меня только что дошла суть твоих слов. Ты спал. Теперь я зол на самого себя за то, что не полюбовался тобой. Слишком увлекся дождем и мыслями о тебе. Честно говоря, «ты» в моей голове – просто ничто, по сравнению с реальным тобой. Я обернулся, мельком поглядев на тебя. Ты лежишь в моей кровати, простыни едва прикрывают бедра. Они намного белоснежнее твоей кожи, но ничуть не прекраснее. Единственный недостаток на твоей коже – это засос, который я оставил, хотя это подходит тебе даже больше, чем идеальная белизна. У тебя ужасно грязные волосы, но, тем не менее, это не делает их менее блестящими и непривлекательными. Знаешь, твои волосы всегда привлекали меня больше всего. Не знаю, почему, ведь в них не было ничего необычного, по сравнению со всем остальным. Просто мне всегда нравилось, как при паршивом освящении уличных фонарей выглядели еще тогда еле достигающие плеч волосы. Сейчас они длиннее, потому что я запретил тебе отстригать их. – Мне не спится, – пожалуй, сочту твои нахмуренные брови за ответ. Ты выдавил из себя слабую улыбку, а этого достаточно, чтобы заставить мое сердце биться в учащенном темпе. Ты хоть понимаешь, что творишь со мной? Ты и твоя улыбка. – Я прошу небольшого проявления заботы, Фрэнк, – заявил ты, все еще глядя в мои глаза. Не понимаю, почему ты имеешь такую власть надо мной. Действительно не понимаю. Я старался перебороть это, не подчиняться твоим распоряжениям. Хотя, думаю, это я обычно даю указы. Но я никогда не позволяю себе не учесть твоего мнения. Это все не так уж и просто. Медленно и неохотно я, все-таки, достигаю кровати. И оно того стоило, ведь в ответ я получил твою улыбку. Почему же я так одержим ею? – Видишь, это было несложно, не так ли? – прошептал ты, прежде чем накрыть меня одеялом. Только сейчас до меня дошло, что я был полностью голым все это время. Меня это ничуть не тревожит, лишь наблюдение. Ты также раздет, но, на самом деле, это не имеет значения, потому что мы видели друг друга обнаженными много раз. Я согласно киваю головой и пытаюсь устроиться поудобнее, в конечном итоге повернувшись к тебе спиной. Я не пытаюсь намекнуть тебе на что-то таким образом. Ну, на самом деле, когда я задумался об этом, то все может быть. – Фрэнк? – твой голос вновь прозвучал после недолгого молчания, сопровождаясь тихим вздохом. – Да? – спросил я спокойно. На большее меня не хватило, потому что от мурашек по всему телу, вызванными прикосновениями твоих пальцев по позвоночнику, не давали мне возможность говорить. – Повернись, – ты приказал шепотом. Встретившись с твоим лицом, я на мгновение возненавидел эти простыни, мешающие мне дышать и услышать что-либо. – Доволен? – спросил я с промелькнувшей нотки раздраженности в голосе, пока не столкнулся с твоей улыбкой, заставившая меня забыть из-за чего я был раздражен пару секунд назад. Это было странно и неудобно. – Да, – ты улыбнулся во все тридцать два зуба; такие маленькие и белоснежные, которые при каждой улыбки делали тебя моложе, не смотря на то, что ты старше меня. Я не смог и слово проронить, а ты – да, только с помощью действий, приближаясь ко мне на столько, что даже мог почувствовать твое горячее дыхание обжигающее лицо. Чувствовался приятный запах мяты, и я задался вопросом, если ты ел что-то подобное за все эти часы проведенными вместе, ведь я такого не припоминаю. Ты поднял на меня свои глаза, которые были как кинжалы, что оставляли алые раны на коже. Твоя рука медленно тянется к моему лицу, пробегаясь пальцами по щеке, заставив меня улыбнуться, а я редко улыбаюсь, если честно. Пододвигаясь еще ближе, ты коснулся своими мягкими губами к моим, нежно целуя. Это не было настолько горячо, но зато я услышал знакомое биение сердца. Разрывая поцелуй, мои губы, будто стали брошенными и одинокими. В голове пронеслась мысль о том, что ты вновь это сделал, пусть и на этот раз поцелуй был короче, чем предыдущий, но был более значимым, и это вновь заставило меня улыбнуться. – Я люблю тебя, – ты едва слышно прошептал, вглядываясь в мои глаза, чем заставил мое сердце трепетать и будто бы зажечься. Да, ты там все зажег. – И я тебя люблю, – сказал я после недолгой паузы. – Я знаю, – ты положил свою голову на мою грудь, чуть выше сердца, располагаясь удобнее. Иногда, я не уверен, что означает это биение, все потому что я другой человек, но когда ты рядом, оно бьется бешено. Ты положил руку на мое сердце, и я с блаженством прикрыл глаза, слушая твой шепот. Знаете, я благодарю Бога за то, что он наградил меня хорошим слухом, который позволяет мне услышать все тобою сказанное. Шептать, вероятно, твое любимое дело. – Я говорил тебе, что оно там, – сказал ты. Я хихикнул, ты иногда кажешься таким невинным. – Это ничего не значит. – Многое значит, – уверенно сказал ты, – знаешь почему? Потому что оно бьется для меня. В этот момент мне хотелось сказать тебе что-нибудь важное, но, к сожалению, я был не в состоянии. «У тебя есть я». – С этим не поспоришь, – сказал я, от чего ты засмеялся, вновь обжигая своим дыханием кожу. – Я просто надеюсь, что ты этого никогда не сделаешь.