Лучше бы он просто умер

Светает. Ещё только пять утра, а точнее уже целых пять утра, но Десятый Каваллоне никак не может уснуть. Его что-то беспокоит. Сильно беспокоит. И Дино поднимается на локтях, вглядываясь в умиротворенное лицо спящего Кёи. Блондин улыбается, но в его глазах с легкостью читается грусть. Дино снова смотрит на часы — половина шестого. Ещё так рано, а ему уже пора. — С добрым утром, Кёя, — нежным, но в то же время осторожным голосом выговаривает Мустанг, поглаживая брюнета по голове. — Заткнись, травоядное! Я сплю, — бурчит себе под нос недовольный Хибари, будучи в полной готовности забить любовника до смерти, даже несмотря на сон. — Я просто хотел сказать, что уезжаю… — отводя взгляд в сторону, тихо отзывается Дино, будто бы заранее за что-то извиняясь. Это настораживает брюнета, но тот, находясь в полусонном состоянии, не обращает на это внимание, лишь презрительно бросив короткое: — Ага. — …в Италию, — на этих словах блондин встает с кровати и начинает одеваться, предчувствуя зарождающуюся бурю. — Что?! — подскакивает с постели изумленный Кёя. Эта новость немало удивляет, наверное, даже… даже шокирует. Хибари на несколько мгновений пораженно замирает. В Италию?.. Опять? Он яростно сжимает руки в кулаки, пытаясь не сорваться и не забить травоядное до смерти — слишком рано. Это же… Черт возьми, но это же так далеко! Приходится быстро взять в руки, окончательно осознав, как глупо будет выглядеть со стороны. — Я сказал, что… — Да понял я!.. — не своим голосом вдруг выкрикивает Хибари. В комнате на несколько секунд повисает напряженная тишина, нарушаемая лишь монотонным тиканьем настенных часов. — Надолго?.. — стараясь не смотреть на лицо любовника, спрашивает брюнет. — Не знаю. Думаю, через пару дней буду снова в Японии, — совершенно безразлично отвечает Мустанг, застегивая пуговицы на рубашке. Глава Дисциплинарного Комитета молчит. Где-то внутри, в районе груди шевелится что-то болезненное, неприятное — лишь бы вернулся. Пусть уезжает, да хоть на край света, лишь бы… Лишь бы вернулся… К нему. Он же обещает вернуться? .. — Ясно, — стараясь проявлять как можно меньше эмоций, фыркает брюнет. Каваллоне кидает на него настороженный взгляд из-под непослушных золотых прядей, будто спрашивая разрешение. Будто спрашивая — «Все в порядке»? Все хорошо»? И в его взгляде можно разглядеть молчаливое: «Ты будешь скучать? Ты будешь ждать меня?» Дино отворачивается, поспешно накидывая на плечи куртку, — выбегает из комнаты, громко хлопнув дверью. — Возвращайся поскорее, — шепотом отзывается Хибари. — Я буду ждать… Проходит неделя — Дино не возвращается. «Черт бы побрал это травоядное…» Его травоядное. Лжец… *** А Хибари всё ждал и ждал. Ждал, чувствуя себя последним идиотом. Ждал. А дни медленно перетекали в недели, недели — в месяцы. В таком словно бы в насмешку медлительном течении времени — закончилась весна. Прошло лето. И, наконец, наступила осень. Давно опавшая листва пёстрым ковром усыпала дорогу в школу. Дни стали короче, холоднее. По округе гулял пронизывающий, чуть ли не до костей ветер. Всё было как всегда, как обычно… Всё те же люди. Всё та же школа. Всё тот же город. Казалось бы, Дино никогда и не появлялся в Намимори. Не появлялся в его жизни. Да, черт возьми, будто бы его вообще никогда и не было!.. Время меняет всё. И со временем… Хибари перестал ждать. Ему уже не казалось, что совершенно иррациональная грусть по наставнику — глупость, что странная, ноющая боль где-то в районе сердца — сумасшествие. Ему уже не казалось, что всё это — ничего, совсем ничего значит. На смену ожиданию пришло чувство потери. Ему казалось, что Дино забрал с собой в Италию что-то важное. Очень-очень важное, настолько, что от этого что-то внутри обрывается, и хочется злится, кричать и биться в истерике — лишь бы он услышал, лишь бы он знал… Если бы знал. Дино забрал у него то, что может принадлежать только одному ему. Только Хибари. Что-то такое личное, что, казалось бы никому, кроме этого тупого коня никому и нельзя доверить. Душу? Сердце? Кто знает… А вскоре на месте пропажи образовалась пустота. Гнетущая пустота, от которой так страшно, так одиноко, что собственное сердце рвано бьется в груди, вздрагивая от острых когтей раздирающих изнутри. Потихоньку, понемногу, но Кёя начал забывать. И эта самая гнетущая пустота практически вытеснила образ Мустанга, вытеснила всё, что хоть чём-то могло о нем напоминать. Теперь для Хранителя Облака больше не существовало Каваллоне. По крайней мере, Хибари так считал. Он из последних сил, из остатков скребущейся где-то на дне гордости, старался забыть блондина, выбросить из головы, так же как, по его мнению, забыли Кёю. Хибари сам не заметил как сильно изменился. Да что там он — никто этого не заметил… Внешне он всё тот же Глава Дисциплинарного Комитета, но ведь никто и никогда не заглядывал ему в душу. А правда, зачем?.. Никто… кроме Дино. Каждый вечер, сидя на своей кровати, брюнет невольно вспоминал Десятого босса семьи Каваллоне. От этих мыслей его губ касалась лёгкая, совсем мимолетная, но все-таки улыбка. И от этих воспоминаний — так хорошо, так тепло… Осознание его нынешнего положения не заставило себя долго ждать. Озлоблённый, обиженный на весь мир брюнет до сих пор ловит себя на мысли о том, что никогда не сможет забыть, как с ним обошлись. Каваллоне просто играл с ним, с его чувствами, а потом, когда ему это надоело — выбросил, будто сломанную игрушку. Тогда Хибари приходил в ярость. У него начиналась самая, что ни на есть, настоящая истерика. Он до боли сжимал кулаки, стараясь не закричать, не закричать от обиды и гнева. По щекам текли слёзы, огнём обжигающие кожу. Только тогда он в полной мере ощущал свою беспомощность. И это злило его ещё больше. И тогда Кёя раз за разом яростно стирал дрожащими руками подступающие слезы, пытаясь забыть, забыть, забыть… И каждый раз он не мог заснуть до самого утра. И каждый раз Мустанг не покидал его — даже во сне. Каждую ночь брюнета мучили кошмары. Вот уже неделя, как ему снится один и тот же сон. Будто бы он бежит за Каваллоне, его Каваллоне, заливающегося поистине издевательским смехом. Никак не может догнать, но продолжает бежать до тех пор, пока тот — не исчезает из виду. А с губ оставшегося в одиночестве Хибари срывается невольный, болезненный крик: — Дино… ты… вернись, пожалуйста!.. Вернись…. *** Крыша школы. Холодный бетон под ногами, одинокие столбы электропередач и небо — такое открытое, такое пронзительно-голубое, что режет глаза. Хибари застывает в полуметре от края, глубоко вдыхая свежий, словно бы после дождя, прохладный воздух. Ему нравится это место. Здесь можно расслабиться. Расслабится и отдохнуть от будничных забот. А ещё здесь его никто не найдет. Кроме Дино. У ворот школы останавливается дорогая машина — щегольская красная иномарка. При виде знакомого лакированного покрытия сердце обрывается. Это Дино. Дино, Дино… Совершенно точно, это он… Кёя ни за что на свете не перепутает эту машину с какой-то другой. Это он… Но вопреки его ожиданиям, пассажиры Феррари не собираются выходить. Кёя невольно представляет себе, как мнется Каваллоне внутри иномарки. Спустя несколько минут машина уезжает, оставляя несколько ошарашенного Кёю в полном недоумении. Что за?! Уехал?! Да быть не может. Или это всё же не он? На следующий день эта история повторяется. «Он точно издевается. Как только увижу это тупого коня — забью до смерти» — устало думает Хибари по дороге домой. Вот только не дает покоя одна мысль — увидит ли?.. На третий день из машины всё же выходит Каваллоне. На солнечном свету искрится золото спутанных волос, — Хибари очередным усилием воли отгоняет от себя воспоминание, о том, как приятно было зарываться в теплые пряди лицом. Дино идет вальяжно, улыбаясь небу сквозь дымчатые стекла затемненных очков, — кончики губ Кёи дергаются в нелепом подобии улыбки, — в этом весь он, весь Каваллоне. Его Каваллоне. А Кёя смотрит и задыхается — от всего этого. От неба, от радости, от Каваллоне. Сердце выскакивает из груди. Ноги подкашиваются. Хочется разрыдаться и кинуться в объятия Мустанга. Но не может. Не позволяет гордость. Каваллоне неторопливо подходит к Хибари и легонько приобнимает бывшего ученика за плечи. Кёя невольно вздрагивает, скорее по привычке опуская голову на плечо Дино. Хочется что-то сказать, — хочется промолчать и дождаться объяснений. Хочется прижать к себе — и одновременно отстраниться, не дать повода для сомнений в его непоколебимости. Он не может дышать — от этих эмоций. От этого тепла. — Ну, здравствуй, Кёя. Давненько не виделись, — с легкой и знакомой, снисходительной полуулыбкой произносит Дино, словно ничего и не произошло. Словно он отсутствовал не полгода, а какие-то несчастные две недели. — Где ты шлялся всё это время? — недовольно спрашивает Хибари, пытаясь казаться как можно более равнодушным, — идиотская привычка, оставшаяся ещё с начала их общения, и уж тем более — от начала их отношений. — Да, об этом я как раз и хотел с тобой поговорить, — Дино предусмотрительно отходит на шаг назад, продолжая натянуто улыбаться. — Понимаешь, Кёя, тут такое дело… В общем, у меня свадьба через три дня. Глава Дисциплинарного Комитета застывает, отпуская руку Мустанга и не может поверить. Он ожидал услышать всё что угодно. Всё —, но не это. Слова Дино неожиданно острой болью отзываются в душе брюнета. Каваллоне в своей привычной манере рассказывает о девушке, о том, что случилось в Италии, о многом… А если быть точнее — обо всем. Но Хибари этого не слышит, уже ничего не слышит. Это всё — неважно. Его волнует только один вопрос: «Почему?». Почему единственный, кому он доверился — предал его? Казалось, что мир переворачивается с ног на голову. Осознание этого факта несколько ошарашивает — в один миг изменяется вся его жизнь. И если раньше Хибари чувствовал, что нужен кому-то… то теперь в нем никто не нуждался. Как и в его глупых, никому не нужных чувствах. Каваллоне был его жизнью. Хибари не может больше терпеть. Ему не терпится высказать любовнику всё, что он думает о нём, всё, что переполняет его душу в этот момент. Выплеснуть всю ту злость, всю ту обиду, отчаяние —, но зачем, зачем? .. Он же никому не нужен. И Дино не нужен. И уж тем более — не нужны его слова. Может для Дино их отношения и были лишь игрой или глупой шуткой, но для Кёи… Для Кёи – нет. Брюнет предпринимает попытку уйти, но Каваллоне держит его за запястье. Поздно. Неожиданно горько на сердце и колет уголки узких стальных глаз — надо было быть с ним рядом. Да даже не с Кёей — это он, он сам должен был быть рядом с Дино! .. Должен был дать понять, что тот — тот ему нужен. Что должен остаться. Что его… Что его любят, черт подери!.. — Ты куда? — удивленно спрашивает блондин, искренне недоумевая. Он никогда не понимал чувства Хибари. Не понимает. И уже никогда не поймет. — Не прикасайся ко мне! — парень отдергивает руку в попытке вырваться. Не выходит. Физически Дино гораздо сильнее его. Хибари мало-помалу приходит в тихое бешенство. Он не хочет видеть Каваллоне. Не хочет и не может — морально не хватает сил. Парень ударяет наставника что есть сил, и тот отпускает его. А Хибари бежит. Позорно убегает с поля битвы. Куда угодно, лишь бы скрыться. От Дино. От мира. От себя… Сам не зная как, Кёя оказывается в своей комнате. Даже не разбуваясь, без сил падает на кровать. И сейчас ему — плевать. На весь мир плевать!.. Вся его жизнь потеряла смысл из-за каких-то двух жалких слов — «Я женюсь». И эти самые слова эхом раздаются в голове. Ощущения такие, как будто он сходит с ума. Он никогда не думал, что может чувствовать такую боль. И это его бесит. Он злится. Злится на тупого коня. На свою жизнь. Но в первую очередь — злится на себя. Все мысли занимает один-единственный вопрос. За что? За что с ним так поступили? За что он должен всё это терпеть? За что? Кёя зарывается лицом в подушку, пытаясь унять дрожь по всему телу. Даже соленая влага на языке не может перебить вкус горечи и лжи. Сколько раз Каваллоне ему врал?.. Хочется просто исчезнуть. Навсегда. Насовсем. И никогда больше не появляться в этом гребаном мире. Лучше бы Дино и не возвращался. Лучше бы ничего не говорил. Лучше бы исчез. Исчез с лица земли, и в первую очередь из жизни Хибари — из его жизни. Лучше бы… Да лучше бы он просто умер.