El cielo gris

      Ветер откидывал полы пледа, гнул ветки дерева растущего во дворике, нес лист старой, скомканной газеты по темной улице. Солнце уже зашло, оставив о себе в напоминание лишь край светло-серого неба, которое еле виднелось за серыми, однотипными и грязными домами. Ветер становился все холоднее. Старое радио с заляпанным маленьким экранчиком транслирует «Mogwai – Punk Rock». Совершенно бессмысленный монолог, который ставят на этой волне только ради музыкального сопровождения. Многим оно приходится по вкусу. Я же не против и самого монолога. Да и в голосе у этого парня как будто рассветает сама весна. Медленно протягиваю руку к кнопке и делаю громче. Тут же несколько голосов долетают до моих ушей, крича что-то вроде: «Ahora mismo haz la mUsica mAs bajo, canalla!*». И невольно рука сама тянется к радиоприемнику и делает даже тише, чем было до этого. Очередной порыв ветра заставляет мое тело просто покрыться мурашками. Еще сильнее закутываюсь в красный плед, но тут же подрываюсь и быстрым шагом ухожу с балкона. Квартирка погружена в полную темноту и прежде чем добралась до двери, я пару раз ударилась лбом и наступила на лапу коту. Странный этот кот, что приходит ко мне на пару часов – просто посидеть на подоконнике, да подремать там же.       Подъезд встретил меня запахом блевотины и сигарет. Спасибо вечно пьяной шлюшке, что живет этажом выше и приводит к себе таких же, как она. Ночью иногда невозможно уснуть.       На улице было лучше, не воняло, по крайней мере. Начали зажигать фонари. Тускловатый оранжевый цвет потихоньку заливал улицы грязного испанского городка. Белой девушке тут не место. Но тем не менее, я существую тут. Глагол живу здесь не имеет места быть.       Почувствовала на себе чей-то взгляд и обернулась. Шлюшки. Стоят у своего борделя и с презрением смотрят на меня. Я знаю, что с их пухлых губ готовы сорваться оскорбления, но наверняка их хозяин не потерпит отлынивания от работы. Все, что им остается, это топить меня в своем яде. Улыбаюсь им. Думаю, что на секунду они опешили и именно в эту секунду я от них отворачиваюсь и иду дальше по улице.       Выстрел. Один, а за ним еще пара. Визг шин. Я перешла на быстрый шаг и зашла в проулок. Тут и не трудно понять, что белым лучше в такие моменты прятаться. В городе десятки банд, которые мало того, что друг друга перестреливают, так еще ночью и не поскупятся на один патрон для «беленькой». Хотя, черт его знает, что взбредет им в голову до того, как они решат меня пристрелить прямо тут, на улице. На глазах у тех блядей. Некоторое время стою там, но как только они проносятся мимо меня и моего временного укрытия, я выхожу. Назад такие «гонщики» не возвращаются никогда.       В следующий раз делаю остановку только у автомата с газировкой и за два доллара покупаю баночку какой-то местной дряни. На баночке нарисован веселый, что-то говорящий мне, кактус. Газировка открывается с характерным пшиком и немного заливает мои пальцы. В воздухе повис запах зеленого алоэ. Одного глотка хватило, чтобы меня вырвало прямо на автомат с этой гадостью. Затем, мне пришлось умыться содержимым баночки. При этом я старалась не вдыхать странный запах напитка. Думаю, в том, что я немного побуду липкой, нет ничего страшного. Продолжаю идти, но следующая остановка происходит уже через пару минут.       Она стоит, привалившись к холодной кирпичной стене, и плачет. Редко встретишь тут плачущую девушку. Странно говорить, что через минуту наши лица были на одном уровне. Первой голову приблизила она, видно, это просто было необходимо ей. Что-то такое безбашенное, что заставило бы перестать плакать. Перед тем, как наши губы соприкоснулись, я посмотрела ей в глаза. В них ясно читалось наличие в ее организме алкоголя. Но была там еще и грусть. Без боли и прочего. Ей было грустно, вот она и плакала. Она не умирала от боли, но ей нужно было веселье. Потом она просто закрыла глаза. Я не совсем понимала, что делала. Я не понимала. Зато понимала эта незнакомка, взявшая дело в свои руки. Целовала то верхнюю мою губу, то нижнюю. А я все убеждала себя, что ей это нужно, тем самым и не заметив, как сама начала ее целовать.       И это уже я сквозь ее губы своим языком, нашла ее. Во рту чувствовался вкус глинтвейна, что мне понравилось. Ей же наверно пришлось довольствоваться лишь запахом алое, да вкусом блевотины. Кажется, такому повороту событий она была только рада. Уже через секунду, ее язык был у меня во рту. Я в долгу тоже не оставалась. Проводя языком по ее небу, я вдруг поняла, что у меня подскочило давление. Она чуть прикусила мой, когда я застыла. Я, кажется, все еще ничего не понимала. Вру, я все осознавала и тогда, когда разорвала поцелуй и опустилась ниже, к шее. Схема стандартная. Сначала я поцеловала ее в шею, затем, легко укусила, чуть оттягивая кожу и тут же, извиняясь, лизнула место укуса. Девушка застонала и выгнулась, как бы желая продолжения. Сквозь стон я уловила еле слышное:       - No pares **!       Через мгновение я ощутила ее ледяные руки у меня под футболкой. Они пробирались к моей груди. Тут я подумала, что нужно уйти с освещенной улицы куда-нибудь. Лишь бы не оставаться тут. Тихо двигаясь по стенке, мы зашли за угол, в темноту. Там я просто ударила ее по лицу, отчего она упала в обморок. Утром она будет жалеть обо всем. Я же жалею уже сейчас. Но перед уходом я все же еще раз поцеловала ее. Просто и легко.       Ходила я еще долго, прежде чем забрела к стоянке автомобилей. Странно видеть тут, в этом захолустье, новейшие модели. Но именно из них доносились стоны. Я улыбнулась. Вот так горячие испанские парни затаскивают своих девушек в постель. Нет, на автомобильное сидение. Это все, на что им придется надеяться.       К пяти часам я была уже возле дома. У того самого борделя, где шлюшки смотрели на меня с презрением. Мои мысли все еще занимала та девушка. Странно говорить, что я увидела ее там, стоящей у стены. Ее за руки поддерживали те две, которых я уже видела.       - Rozet, responde, que el hijo de puta lo hizo***?       Девушка подняла голову, чтобы что-то сказать, но ее взгляд наткнулся на меня. Улыбка. Совсем легкая, краешками губ. Я вспомнила вкус глинтвейна.       Быстрым шагом зашла в подъезд, но все еще видела ее улыбку. Она никому не скажет. Она тоже ничего не осознавала. Пока шла до квартиры, считала ступеньки. Насчитала тридцать одну. Все ставят на тридцать одно-черное. Все проигрывают. Ключи звякнули в темноте, и я открыла дверь. Запах магнолии из квартиры разбавил подъездный смрад. Негромко хлопнула дверью, заставив тем самым проснуться Безымянного Кота. Он ведь даже не ест у меня. Сидит или спит. Я даже мяуканья его не слышала ни разу. Сквозь темноту я прошла так же, ударившись пару раз. Можно сказать, что я успела вовремя. Плед висел на перилах, грозя упасть в любой момент. Еще одного спуска я бы не пережила. Села в кресло-качалку и вновь укуталась пледом. Как будто и не ходила никуда. По радио все еще крутили эту песню. Часто ее просто оставляли на ночь. Единственное, что мне нравилось в этом городе.       Заставляю себя встать еще раз и пойти умыться. По дороге я снова наступаю на лапу коту и испытываю чувство дежавю. В глазах мутнеет, но холодная вода быстро приводит в чувство. Лицо краснеет, и я снова вспоминаю о красном пледе, запахе рвоты и холодных руках той девушки. Гудит холодильник. Посмотрела в его сторону, но взгляд упал на грязное стекло окна. Там, за однотипными домами, занимался рассвет. Я поспешила на балкон.       Серая полоса неба, дающая, как и голос парня из все еще звучащей песни, надежду на весну. Надежду на то, что я смогу забыть эту ночь. *Немедленно сделай тише, дрянь! ** Не останавливайся *** Роззета, отвечай, что за ублюдок это сделал?