Кредо.

Кредо Ассасина. Все ли мы, братья, понимаем значение этих слов? Возможно, я не могу судить других. Неопытный рекрут, мальчишка, щенок... Как меня только не называли. Но сейчас, чувствуя запах ночи и лицезрея звезды прямо у себя над головой, я могу доверить свои мысли хотя бы бумаге... Ибо Клаудия давно спит, так что, меня она за этим занятием не застанет. На какое-то время, штаб принадлежит мне. Но, в принципе, есть ли мне вообще смысл писать это? Я ведь знаю, что, как только поставлю последнюю точку, я кину этот несчастный лист бумаги на съедение свече рядом со мной, что сейчас дарит мне тусклый свет подрагивающего огонька. Но... Я слишком недоверчив. Я слишком скрытен и замкнут в себе. Нет, увы, я не эгоист и я никогда себя не любил. Я всегда молчал о своих проблемах. Тайнах. Желаниях. Но я молчал слишком долго. Меня не хватило на срок более длинный, чем семнадцать лет. А сейчас мне девятнадцать, черт побери.  Помню, как меня впервые привели в убежище. Да, помнится, это было именно это бюро. Мне было всего пятнадцать. Тогда меня нашел тот ассассин совершенно случайно - я отбивался от стражников, которым навязалась мысль убить меня так же, как моего отца и сестру. Ни до меня, ни до матери им никогда, похоже, не удастся добраться. Но тогда, весь взмокший от пота, жадно хватающий ртом воздух, я считал иначе. В спину мне летели всякие оскорбления, грозные реплики. Похоже, на английском... Или немецком. Но я готов поспорить, что они называли меня или "турецкое отребье", или "грязный щенок". Иногда и правда кажется, что им заняться нечем. Мой отец был торговцем среднего уровня, так какого черта они до сих пор помнили об его убийстве? И черт, стоило же такому случиться, что я оступился и упал. Мои слабые руки пытались ухватиться за шифер крыши перед тем, как я упал на землю и скорчился от боли. Я быстро поджал ноги и обхватил живот руками - шикарно, теперь я умру одновременно как от избиения, так и от голода. Именно эти две причины не позволяли сейчас моему и правда хорошо натренированному телу встать, сохранить баланс на ногах и отвесить пинка хотя бы одному из тамплиеров. О Аллах, неужели я так умру? Вот тут, как собака грязная? Я не двигался, но мой взгляд перешел на мужчину, что приближался ко мне. На его лице гадкая ухмылка, а в руке - топор. Подошли еще двое громил и один из них, ясное дело, не упустил шанса со всей дури врезать мне по животу. Я жалко харкнул и выпустил изо рта немалую порцию желчи. Сколько дней я уже ничего не ел?... Ничего, на том свете наемся... Спасительный звук. Я понимаю, что липучесть и вязкость нельзя услышать, но у меня это вышло. Звук лезвия, быстро скользнувшего в тело. Причем, сам себе вторящего. А затем тихий звук скольжения... -Requiescat in pace... Я издал жалкое мычание и почувствовал, как взгляд незнакомца (еще не знал, спасителя ли) утыкается мне в спину. Пара тяжелых шагов и я чувствую, как меня пытаются поднять, придерживая за локоть. -Пацан, ты как?-настороженный взгляд темных глаз серьезно поглощает меня, а я все никак не сфокусирую своего взгляда. Боже, как же у меня болит живот... -Эй! Ты чего?!-эти слова я слышу уже глухо... Меня выходили как кого-то исключительного. Ассасины приняли меня к себе. В свою Семью. Я встал в их ряды, я был среди них как свой. Но "как" ли? Некоторые люди из братства проживают свою жизнь в слепом ожидании. Сами не знают, чего. Но когда это, все же, случается, понимают, что ждали именно этого - собственного становления ассасина, в самом себе. Я только недавно стал считать, что лучше сделаться ассасином самому, а не родиться в семье, принадлежащей к братству. Потому что так Кредо приходит к тебе само.  Да уж, я вернулся к тому, с чего начал... Я был очень удивлен, когда узнал, что наставник думает точь-в-точь так, как я. Он сказал, что если кредо приходит правильно, то приходит ко всем одинаково. Выслушав мое понимание, он ухмыльнулся и похлопал меня по плечу, сказав:"Ты готов сражать тамплиеров." Ничто не истинно... У каждого человека своя личная и самостоятельно найденная правда. Все дозволено. Опираясь на свою истину, человек сам решает, что именно делать для него будет верно. Это понимание. Понимание того, что мы зовем Кредо Ассасина. Юноша вздыхает и аккуратно складывает вчетверо чуть пожелтевшую по краям бумагу. Прикрыв глаза, он проводит пальцем по письму без адресата и, выпрямившись, подносит его к свече. Огонь жадно поглощает бумагу, сжигая заветные мысли.